Его взгляд пристально осматривает мое лицо, глаза затуманиваются, а брови сходятся вместе.
— Ты не веришь мне?
— Череп действительно хочет узнать, что ты замышляешь. Он раздражен. Он не знает, должен ли просто прикончить тебя сейчас или поверить на слово… есть только несколько вещей, которые заставят человека вроде Черепа задуматься дважды об убийстве.
— И какие же?
Я качаю головой. Разговор с пьяным человеком пустая трата времени. И будет ли он помнить что-то утром?
— Прямо сейчас это не имеет значения.
Я пытаюсь оттолкнуться, но он своей большой рукой хватает меня за бицепс, притягивая ближе, пока наши лица не оказываются в паре сантиметров друг от друга. Мое сердце бешено бьется в груди, ускоряясь с каждой секундой.
— Ты можешь доверять мне.
Могу ли?
— Я никогда не сделал бы ничего, что обманет твое доверие.
Так ли это?
— Я смогу защитить тебя.
Сможет ли?
Я хочу задать ему все вопросы, которые крутятся у меня в голове, но не делаю этого. Разве он мне должен? У него нет обязательств заботиться обо мне, охранять меня. Мы едва ли знаем друг друга... и это пугает меня до чертиков, потому что я забочусь о нем. Я называю его другом.
— Я верю тебе, — говорю я ему. Но я просто не могу так запросто положиться на тебя.
Всю свою жизнь я борюсь сама за себя. Забочусь о себе. Доверие не может быть разрушено, когда тот, на кого ты можешь положиться — это ты сам. И в завершение всего: если перед ним будет стоять выбор — я или его брат, то он, безусловно, выберет семью. Родные всегда на первом месте… а я — не его семья.
Печальная улыбка появляется на его губах, и, странно, в моей груди образуется тяжесть.
— Нет, не веришь.
Я отвожу взгляд от его лица. Взгляд его глаз... это слишком. Почему от этого я чувствую себя так ужасно?
— Этим утром... ты спросила меня, почему оказалась в моей кровати. Хочешь узнать?
Еще один кошмар, наверное. Как ни странно, я работаю в больнице, а смертей насмотрелась здесь намного больше. Мы с Джаем никогда не разговаривали о моих кошмарах. Хотя он будит меня каждый раз на середине, а затем утешает. Вот и все. И мне это нравится.
— Нет, если тебе пришлось напиться, чтобы сказать мне.
Это не всегда хороший знак.
— Ты плакала во сне. Лицо было влажным, а тело содрогалось…
Я оборачиваюсь и всматриваюсь в его лицо, в обеспокоенные голубые глаза.
— Джай…
— …ты рыдала и просила о помощи. Я не обязан был успокаивать тебя. Ты бы все равно не узнала, что я это делал, но это был мой выбор... потому что твоя душа в этом нуждалась. Я говорил тебе, что буду заботиться о тебе, и сдержал бы обещание, даже когда, вроде бы, и не обязательно... даже, когда ты бы не знала о нем.
Его теплое дыхание обдувает мои губы, согревая кожу.
— Зачем? — спрашиваю я. — Почему ты вообще беспокоишься?
Он делает паузу. Не думаю, что когда-нибудь видела, чтобы пьяный человек тщательно подбирал свои слова. Он смотрит на мои губы, и внезапно его веки тяжелеют.
— Потому что мы нуждаемся друг в друге.
Потому что мы нуждаемся друг в друге? Он тоже нуждается во мне? Я всегда ощущала себя единственной, кто цепляется за эту дружбу, именно потому, что нуждаюсь в нем, чтобы выжить, чтобы выбраться отсюда живой. Нужно благодарить свою счастливую звезду за то, что Череп доверился мне, стремясь получать информацию о Джае. Это делает меня полезной, а пока я полезна — я необходима.
Пристальный взгляд Джая мечется между моими глазами и губами.
— Я хочу поцеловать тебя.
Воздух покидает мои легкие, когда левую руку он сдвигает вниз, к моей пояснице, а правую перемещает к моему лицу. Мы всегда оказываемся в такой ситуации, когда один из нас, или оба, теряем контроль. Не знаю, как охарактеризовать наши отношения, но это повторяющийся сценарий, от которого нужно уходить. Однако сегодня вечером не алкоголь является причиной, по которой я не хочу его поцелуя. Я начинаю дрожать, когда вспоминаю, как язык Черепа ощущался рядом с моим.
— Остановись, — шепчу я, когда его губы касаются моих, вызывая головокружение.
Джай отстраняется.
— Что не так?
Я с трудом сглатываю. Не хочу говорить ему о Черепе, но он должен знать, если собирается засунуть язык туда же, куда и Череп несколькими часами ранее. Должен знать, если собирается обменяться слюной со своим врагом.
— Если поцелуешь меня, то поцелуешь и Черепа тоже.
Джай хмурит брови, и беспокойство разрастается у меня в животе, пока он в недоумении слегка склоняет голову.
— Что это значит?
Даю ему несколько долгих секунд, чтобы обдумать сказанное мной. За этим было бы мило понаблюдать, если бы не проклятое беспокойство, заставляющее мою кровь вскипать в венах. Затем его осеняет, глаза сужаются до агрессивных щелочек, которые с каждой секундой становятся все темнее.
— Он... — Джай морщит нос и кривит губы. — Он целовал тебя?
— Поцелуй — это такое хорошее слово, давай не портить его, — говорю я, неудачно пытаясь пошутить. — Это больше походит на то, что он вторгся своим языком в мой рот.
Я не могу прочесть эмоции на его лице, но тело подо мной напрягается и становится полностью неподвижным. А затем происходит вспышка. Он взрывается.
Со следующим ударом сердца Джай уже на ногах, а я одна на раскладушке. Волоски на шее встают дыбом от тревоги, когда я сажусь и смахиваю с лица выбившиеся пряди. Он выглядит крупнее, чем обычно, шагая взад-вперед.
— Джай, что ты делаешь?
Он игнорирует меня. Джай тяжело дышит, его ноздри раздуты, глаза сверкают гневом, а кулаки агрессивно сжимаются по бокам.
— Ты слышишь меня?
— Я слышу тебя, — огрызается он, тем самым пугая меня. — Я слышу тебя четко и, блядь, ясно.
Он чертовски сильно пугает меня. Этот взгляд на его лице я видела лишь однажды. Во время первого раунда, когда он избивал своего соперника до полусмерти. Тогда он мне не понравился, и не нравится сейчас — особенно сейчас — когда направлен на меня. Однако, пока мои внутренности от страха завязываются в узел, я сохраняю лицо спокойным, а голос ровным.
— Тогда ответь мне. Что ты делаешь?
Джай дергается вперед, а я отшатываюсь назад, врезаясь в бетонную стену. Трение о бетон обжигает мою поясницу, но я слишком потрясена, чтобы почувствовать это.
— Как ты могла позволить ему прикоснуться к твоим губам?
Я впадаю в ступор, как идиотка, прежде чем вновь обретаю дар речи.
— Я? Что мне оставалось делать? Я не могла противиться ему, когда он делал мне татуировку, и что же заставляет тебя думать, что у меня получилось бы помешать ему с поцелуем?
Рыча, он оборачивается и несется к своей сумке у изножья кровати. Не обращая внимания на молнию, он разрывает ее и достает что-то черное. Именно тогда я замечаю это — пистолет в его руке. Замерев, пялюсь широко открытыми глазами. Черт, откуда он у него? Быстрым, практически искусным движением он достает магазин и проверяет пули. Они все на месте. Он вставляет его на место и перезаряжает пушку, пока не раздается щелчок.
— Срань господня. У тебя есть чертов пистолет? — шиплю я.
Интересно узнать, где он раздобыл его, но это меньшая из моих проблем на данный момент. Я соскакиваю с раскладушки.
— Что именно ты собираешься делать?
— Собираюсь пустить пулю прямо в башку Черепа.
Он поворачивается к выходу, его движения все еще нечеткие, но, в то же время, целеустремленные. Прежде чем он успевает выйти в главный тоннель, я проскальзываю перед ним и толкаю в его большую грудь. Он не отходит, но останавливается. Этого вполне достаточно.
— Не будь глупцом, Джай. Они убьют тебя, а значит, и меня. Ты хочешь умереть? — я хватаюсь за спасительную соломинку, зная, что человека, находящегося под влиянием алкоголя, убедить тяжелее, чем того, чьи эмоции под контролем. — Как насчет Джоэла? А что насчет твоей младшей сестры, Джессики? Она окажется совсем одна. У нее никого не останется.