* * *
И к высотам любым пойдя,
Чтоб спуститься к любым глубинам,
Я бродил по любым путям,
А любил бродить по любимым.
Любил и синь, и ширь, и глубь морей,
Любил скрещение рапир,
И в жизни не было моей
Всего того, что я любил.
Тогда любовь моя пропала,
Как в синем море корабли.
Прекрасно сказано у Павла
По поводу такой любви.
— Если пророк, и верой своею
Передвинуть горы сумею,
А любви не имею,
То я ничто.
* * *
Прихожу я к монахам,
Говорю как поэт:
Вы, ничтожные, как Монако,
Знайте, что бога нет.
А потом прихожу к атеистам,
Говорю как пророк:
Там, на небе мглистом,
Есть господь бог.
* * *
Не я живу в великом времени,
А времена в моих строках,
И тем не менее
Я оставался в дураках.
Что мне ждать еще? Успеха ли?
Мне не до смеха ли?
Ехали
Ухари
Морею-сушею.
Эхо ли?
Ухо ли?
Слышало?
Слушаю.
На небо просишься,
Страх в лице. Спрячь его.
Выдумай прозвище
Самого зрячего.
Что ж ты надеешься?
Что ж тебе хочется?
Выдумай день еще.
Ночь придет. Кончится.
* * *
С чудным именем Глазкова
Я родился в пьянваре,
Нету месяца такого
Ни в каком календаре.
* * *
Раскрывает — ну и пусть! —
Пропасть пасть;
Но поэту там, где Русь,
Не пропасть.
Там, где Волга и Москва
В бездне, — в ней,
Где берутся нарасхват
Песни дней.
Где огромный трудный путь
Каменист,
Но придешь когда-нибудь
В коммунизм.
Но придешь, и это факт,
Только здесь,
А заклятый всякий враг
Всюду есть.
Он под грохотом побед
Выбрал тишь,
Только ты его, поэт,
Победишь.
Победишь ты или нет, —
Подождем,
А пока что ты, поэт,
Побежден.
Побежден самый хороший поэт, —
Я поэт этот,
Я свернул с колеи побед,
По которым к победам едут.
Горло сдавили какие-то пальцы
В тот или этот год;
Но пускай народ ошибается, —
Все равно прекрасен народ.
Он взмахнет богатырской палицей,
А тобой, поэт, не воспет;
Но пускай поэт ошибается, —
Все равно прекрасен поэт.
Пусть поэзию довели
До сведенья на нет враги ее,
А велик ли поэт? Да, велик,
У него ошибки великие.
В наши дни ошибаться боятся,
Но писатели не кассиры;
Не мешайте им ошибаться,
Потому что в ошибках сила.
И не слушайте всякую бездарь,
А читайте мои стихи.
Перед вами работы бездна,
Фарисеи и простаки.
Вы, которые не взяли
Кораблей на абордаж,
Но в страницы книг вонзали
Красно-синий карандаш.
Созерцатели и судьи,
Люди славы и культуры,
Бросьте это и рисуйте
На меня карикатуры.
Я, как вы, не мыслю здраво
И не значусь статус-кво…
Перед вами слава, слава,
Но посмотрим, кто кого?
Слава — шкура барабана,
Каждый колоти в нее,
А история покажет,
Кто дегенеративнее!
* * *
Ибо мир, захлебнувшись уставами,
Словно лыжник, слетающий с лыж.
Истину глаголят уста мои, —
Имеющий уши, услышь!
Произойдет такая битва,
Когда решится ИЛИ — ИЛИ…
Потом война была убита
И труп ее валялся в мире.
Поминай войну как звали,
И столетий через семь,
Если б люди воевали,
Их бы не было совсем.
Будет что через столько лет,
Бог весть,
Но сегодня на вкус и на цвет
Товарищи есть.
Мы увидим алмазы небес,
Бриллианты высот,
Но сегодня силен бес,
Людьми, что вениками, трясет.
Не только сегодня, но и вчера
Почти что все было бездарно отстало;
Хоть новую эру страна начала,
Но новая эра еще не настала.
На складах картофель сгнивал и зерно,
Пречерствый сухарь голодающий грыз,
И не было хлеба, картофеля, но
Я все равно любил коммунизм.
На собраньях старательно переливали из
Пустого в пустое. Вопросы ставились
На повестку дня. Комсомольцы старились,
А я все равно любил коммунизм.
В искусстве безвкусью платили дань,
Повылезло много бездарных подлиз.
Меня не печатали. Печатали дрянь.
Но я все равно любил коммунизм.
За что не печатали? Чему был так рад?
Что заприметил вдали?
Коммунизм, по-моему, — Поэтоград,
Где все люди богатыри.
Там откровенность необыкновенная —
Взаимопонимания основа.
На уровне такого Откровения,
Которое осмысливает слово.
Простое слово фактов и имен,
Неподчиненных логике грошей.
В такой стране у времени времен
Ни заключенных нет, ни сторожей.
Дома домов столицами столиц
Превращены в развалины развалин,
Чтоб крики криков раздались
Воззваньями воззваний.
Огни огней знаменами знамен
Стихи стихов зажгли в моей душе,
Чтоб я стоял у времени времен
На самом стоэтажном этаже.