Как выяснилось, обрадовался я рано. Внутри тумана возникла небольшая пустота округлой формы, этакий воздушный пузырь. А в этом пузыре стояли, глядя на меня с жуткой ненавистью, дядя и тётка. Причём дядюшка, покрытый синими трупными пятнами, выглядел, как очень несвежий покойник.

Я остолбенел, но потом понял, что это новая шуточка проклятого тумана и двинулся вперёд. «Дядя» и «тётка» тут же двинулись мне наперерез, злобно шипя:

- Всё из –за тебя, гадёныш… Если бы не ты… У нас была счастливая семья, хорошая жизнь. Ты всё испортил, ты… Не мог задницу кому надо подставить… Не пройдешь…

- На чужом горе счастья не построишь, - отрезал я. – Так что расступитесь, пока я вас на хрен не развеял!

Конечно, это была бравада – столь качественные иллюзии я снимать тоже ещё не умел, но то, что я продолжал двигаться вперёд, возымело своё действие. «Дядя» и «тётка» шипя стали пятиться от меня, а потом просто растаяли, превратившись в две вонючие лужицы.

Я встряхнул головой, отгоняя вновь начинавшую подбираться истерику, и двинулся дальше. Следующий воздушный пузырь оказался поменьше, в нём сидел, сжавшись в комок, молодой парень. Из одежды на нём была только странная кожаная сбруя, а тело покрывали царапины и синяки. Парень поднял голову, и я узнал в нём своего кузена Юрика.

- Меня в бордель продали, - сказал он безо всякого выражения. – Из-за тебя. Я здесь сдохну, и ты будешь в этом виноват. Ты…

Юрика мне действительно было жаль – пусть и избалованный, и капризный, он ничего плохого мне не сделал, а что за брата меня не считал – так воспитали… Интересно, как скоро я смогу связаться с дедом Ебимото? Попрошу за кузена – пусть сжалится. А быть шлюхой – такой судьбы я не пожелаю никому.

Юрик между тем начал горько рыдать, мне захотелось его утешить, но посох вновь кольнул меня – сердито и хлёстко. «Время тянет!» - неожиданно подумал и я и резко сказал:

- Если бы твой отец не надумал бы продать меня гаду и извращенцу, с тобой ничего бы не случилось. Да, ты расплачиваешься за чужие грехи, но не я в этом виноват. Если ты помнишь, я ТАМ вообще умер. Так что я ни в чём не виноват перед тобой. Но если смогу – постараюсь помочь. Дай пройти – я спешу.

Кузен не стал препятствовать мне, как дядя и тётя, просто бесшумно растворился в воздухе. Но и на этом дурдом на выезде не кончился. Следующим меня ожидал Павел Иванович и тоже в виде не очень свежего трупа. Выглядел он преотвратно, и меня замутило.

- Что, шоколадка, попался? – глумливо спросил Павел Иванович. – Спешишь, да?

- Отвали! – крикнул я, чувствуя где-то внутри себя, что продолжаю бояться этого человека. И это меня жутко разозлило. Нет уж, хватит!

Павел Иванович жутко усмехнулся и заявил:

- А ты отсоси мне, шоколадка! Тогда пропущу.

И предъявил мне фронт работ. Что скажешь – длинный синеватый член выглядел преотвратно, хотя стоял, ничего не скажешь… Но при взгляде на него меня замутило, особенно когда из уретры вылез маленький беленький червячок и исчез в складках одежды.

- Ну, давай, давай, шоколадка! – начал надвигаться на меня Павел Иванович. Ну, я и дал. Мыском сапога по самому дорогому, даже не задумываясь, что мертвец может не чувствовать боли.

Как оказалось, ещё как чувствовал… Павел Иванович согнулся пополам и издал мерзкий звук, нечто среднее между хрипом и визгом:

- Убью, сучонок!

Я закономерно не стал дожидаться, пока жуткое создание Лабиринта очухается и прыгнул вперёд, слыша за спиной:

- Ещё встретимся, гадёныш! Ещё встретимся!

И струя отборнейшего мата. Даже я два новых слова узнал. Но самое главное, что мой прыжок увенчался успехом. Я вылетел из тумана, как пробка из бутылки, и приземлился на задницу… на мелкий белый песочек. И оказался на каком-то подобии круглой арены, окружённой высокими каменными стенами. В центре арены стоял каменный постамент, на котором лежала толстая книга в золочёном переплёте. А возле постамента на носилках лежали два тела. Кажется, я добрался.

Но прежде, чем я успел сказать хоть слово, ко мне бросился Ромаш и начал ласкаться:

«Хозяин! Хозяин! Ты прошёл! Прости, я потерял тебя!»

Я гладил бурбура по уже довольно жёстким щетинкам, и чувствовал, как по лицу разливается улыбка. Я прошёл. Теперь дело за малым – вылечить этих бедолаг и выбраться из Лабиринта. Надеюсь, что мне хватит на это Силы… Должно хватить.

«Костя, - напомнил мне Ромаш, - у тебя осталось меньше часа. Лечи их скорее, иначе будет поздно».

Я приблизился к первому телу и опустился перед ним на колени. Что сказать? Лежащий передо мной на носилках бедолага явно был при смерти, а взглянув на него вторым зрением, я убедился, что «кокон» его изрядно поврежден, и что это такого же рода пакость, что была у Наследника. М-да, неудивительно, что Целители не могут ему помочь – они просто не видят, в чём проблема и лечат исключительно симптомы. Однако лицо лежащего показалось мне отдалённо знакомым, к тому же он не был стар. Но где же я его видел?

И тут память услужливо подбросила мне картинку в доме Талифы-Ри, когда к ней явился извиняться этот болван, как его там… гарм-лейтенант Люциан Дрегни. Этот человек был в числе трёх сопровождавших его хигг-сержантов… И потом мне почудилось в нём что-то странное… Но мы уже покидали село и я не стал этим заморачиваться. Как выяснилось – зря. Дрегни я вылечил, но сколько ещё заражённых было среди гвардейцев? Впредь мне наука – никогда не оставляй проблемы за спиной – догонят. Но всё-таки хорошо, что сержант попал ко мне - я реально единственный, кто сможет его вылечить. Так, что там у нас?

Я разглядел «плетения» и уже знакомые чёрные «шарики». Ого! Их у него целых пять, и все они сосут жизненную энергию бедолаги, выдавая напоказ картинку полного здоровья. Интересно, сколько ещё заражённых в части? И всё это мой недосмотр.

Но сожалеть о моей ошибке было некогда – времени было слишком мало. И я со вздохом принялся за лечение, очень надеясь, что у меня хватит Силы исцелить хотя бы одного больного.

Однако, к моему удивлению, дело пошло куда легче, чем с гарм-лейтенатом в своё время. То ли опыт какой-никакой помог, то ли и впрямь моя Сила постепенно возрастает… Мне удалось превратить шарики в прах буквально за несколько минут, а поправить «плетения» и залатать «кокон» - ещё за меньшее время. Больной возвращался с того света прямо на глазах. Да, он по-прежнему был истощен и измождён, но кожа его порозовела, черты лица перестали заостряться, как у мертвеца, и он впал в глубокий здоровый сон. Теперь он выздоровеет - главное усиленное питание, хороший уход и некоторое количество укрепляющих зелий от здешних Целителей.

Я с облегчением выпрямился и перешёл ко второму больному. Точнее, больной, потому что на носилках лежала молодая женщина с огромным животом. Таким огромным, что мне даже показалось, что она беременна, и я мысленно помянул нехорошими словами организатора этого мероприятия - трогать с места беременную женщину в таком состоянии было, по меньшей мере, немилосердно. Однако я присмотрелся… и вздрогнул. Женщина не была беременна. Внутри неё сидел какой-то паразит… скорее всего магический. Кокон женщины был покрыт ужасными язвами, его плетения почти развалились, их рисунок был нечитаем. Как несчастная до сих пор оставалась в живых – загадка… Но мне надо её вылечить – и дело даже не в жалости, хотя мне и её жаль. На карту поставлено слишком многое.

- Ромаш! – хрипло спросил я. – Сколько у меня ещё времени?

Бурбур только лапкой махнул вверх, и я увидел над ареной проекцию песочных часов. Песка в них оставалось исчезающее мало – на полчаса, максимум. Значит, стоит поторопиться…

Я внимательнее всмотрелся в женщину вторым зрением и сумел разглядеть магического паразита. Увиденное заставило меня вздохнуть с некоторым облегчением. Паразит представлял собой сгусток уже знакомых мне чёрных «шариков», разбухших до чудовищных размеров – вот откуда у неё такой большой живот. «Шарики» пульсировали в своём собственном отвратительном ритме. Сложность была в том, что извлечь их по одному не удастся. Значит, придётся убирать все вместе. А для этого нужно обрезать «нити», связывающие их с женщиной. Для этого я выпустил свои собственные «нити» и заставил их затвердеть. А затвердев, они стали острыми. Закусив губу, я начал осторожно обводить отвратительно пульсирующий шарик, по-живому рассекая отростки, которыми он прикреплялся к женщине.