— Пройдите с товарищем Шаповым, — предложил хозяин кабинета, передавая проект базановского письма вновь прибывшему. — Он вам и займется.

Подслеповатый коридор привел их в другую комнату примерно таких же размеров, но только здесь среди заваленных бумагами столов работало человек десять. Несколько женщин самозабвенно стучало на пишущих машинках, за двумя столами временно никто не сидел, хотя, судя по брошенным второпях ручкам, сумкам и кошелькам, они тоже были обитаемы.

Тов. Шапов повел посетителя к окну, в дальний конец комнаты, и на какое-то мгновение профессор ощутил себя провинившимся школьником, во время дежурства которого из класса на перемене исчез учительский стул. В данном случае тов. Шапов выступал в роли учителя, ведущего дежурного Базанова на чердак, ибо стул бесследно пропал, его нигде не было, а найти было необходимо во что бы то ни стало, ибо если в пропаже стула виноват не дежуривший ученик, то, само собой, виноват учитель. Поэтому они отправились на чердак, где среди паутины и ненужного хлама удалось обнаружить несколько поломанных стульев, покрытых давним, густым слоем пыли. Учитель предложил опознать исчезнувший стул, а поскольку ученик Базанов онемел от полной растерянности, пригрозил, что отведет к директору и вызовет родителей, если Базанов тотчас не признается в содеянном. Мальчик впервые оказался на школьном чердаке. У него и в мыслях не было такого намерения — проникнуть за маленькую дверь, к которой вела пожарная лестница. Там постоянно висел замок, в настоящее время вместе с вставленным в него ключом находящийся в руке учителя Шапова. Здесь не могло быть их стула, поскольку стул пропал только что, но учитель настаивал, и Базанов робко указал на ближайший обломок. Учитель протер обнаруженный им на боковине инвентарный номер, прочитал его вслух, после чего они спустились в учительскую, чтобы третьеклассник Базанов собственноручно подписал составленный Шаповым акт, в котором им, школьником Базановым, удостоверялось, что искомый стул был  о б н а р у ж е н  р а з л о м а н н ы м  н а  ч а с т и. Это давало возможность учителю Шапову не платить за исчезнувший стул, тогда как  д е л о  о  в о з м е щ е н и и  у б ы т к о в, связанных с поломкой и порчей школьного имущества, передавалось на рассмотрение руководству школы, за чем должно было последовать привлечение к ответственности родителей дежурного Базанова, который, как следовало из всего выясненного учителем Шаповым, был виноват не только в нерадивости, но и в прямом соучастии. Как же на самом деле звали того учителя? Может, и правда — Шапов?

Примерно так рассказывал Базанов о своей встрече с помощником начальника отдела материально-технического снабжения тов. Шаповым.

— Он говорит: присаживайтесь, — а мне вдруг почудилось, что это тот самый стул, обнаруженный на школьном чердаке  р а з л о м а н н ы м  н а  ч а с т и.

Стул стоял рядом со столом, за которым, склонив голову набок, прыщавый молодой человек заполнял графы большого листка-сводки, лежавшего поверх стопки других, точно таких же. К этому столу был придвинут другой, более новый. Вместе два стола напоминали катамаран или тандем. Или заводской пресс старого образца. Ловко изогнувшись, товарищ Шапов проскользнул по узкому проходу, едва коснувшись полы базановского плаща. Главк не имел гардероба и располагался в здании постройки начала 50-х годов, занятом большим количеством подобных учреждений.

С удивительной легкостью, столь не соответствовавшей преклонному возрасту и фигуре, тов. Шапов проделал сложное телодвижение, с изяществом, напоминавшим движение челнока в чреве швейной машины, оказался на своем рабочем месте у стены и уже читал проект привезенного Базановым письма, вытянув перед собой руки в несвежих манжетах, скрепленных на запястьях огромными сверкающими запонками. Он морщил лоб, откидывался, встряхивал сгибающийся лист, потом положил перед собой письмо, погладил его обеими руками и уставился на Базанова хитрыми, смеющимися глазками.

— Это по каким же, интересно, фондам проходить будет? — лукаво спросил он.

Устыдившись собственного невежества, Базанов решил смириться с участью не приготовившего урок ученика.

— Я в этом не понимаю, — признался он. — Мне приборы нужны…

— А фамилия ваша, простите?

Базановская фамилия ни о чем не говорила Шапову.

— Так-так. Это, конечно, не ваш вопрос, — закивал Шапов, словно собираясь объяснить незнакомцу, что тот заблудился, что идти надо совсем в другую сторону. — Этим должно заниматься институтское снабжение.

— Пустое дело, — Базанов безнадежно махнул рукой.

— Конечно, — согласился Шапов. — Вы непосредственно заинтересованное лицо. У нас впервые?

Базанов неопределенно пожал плечами.

— Строго говоря, это не наш вопрос.

— А чей?

Вместо ответа Шапов спросил тихо:

— Вам ведь только завизировать? Анатолий, — обратился он к прыщавому молодому человеку, — проверь все позиции по письму.

Анатолий протянул руку через стол, принял бумагу, и тотчас какие-то другие люди окружили товарища Шапова, засосали, поглотили всей своей шумной, подвижной, многоликой массой.

— Одну минуту, — вежливо уведомил Базанова Анатолий. — Сейчас я вами займусь.

Он дописал строчку в графе, но в это время его позвали к телефону. Разговор был долгий, деловой, Анатолий несколько раз клал трубку на стол, рылся в бумагах, говорил кому-то на другом конце провода: «Тонн двадцать я тебе дам», открывал сейф, доставал документы, водил пальцем по графику, укрепленному кнопками на стене.

Потом подошли какие-то женщины с кипами каких-то бумаг.

— Извините, — вспомнил о Базанове Анатолий, — я должен их отпустить. Они опаздывают на самолет.

Всесильный профессор чувствовал себя так, будто по нему, безвольному, растерянному, раздавленному, взад-вперед ходил тяжелый каток. Контраст между тем, что он знал, умел, мог в своей лаборатории и здесь, среди занятых, поглощенных своими делами людей, для которых он представлял лишь досадную помеху, казался разительным и непостижимым. Этот юноша Анатолий, который в другой ситуации краснел бы, робел и пыжился, пытаясь ответить профессору на экзамене, здесь, в вышестоящем, руководящем учреждении, владел какими-то чудесными, недоступными профессорскому пониманию искусством и властью.

Наконец Анатолий взял письмо и, заглядывая в него, принялся перелистывать нечто похожее на амбарную книгу. Он поставил шариковой ручкой галочку, написал прямо на первом драгоценном экземпляре письма несколько слов и сказал:

— Вы проходите у меня только по одной позиции. Сотрудницы, которая занимается другими позициями, сейчас нет. Оставьте письмо и позвоните мне завтра по этому телефону. Спросите Шарашкова.

— Шарашков это вы? — поинтересовался Базанов.

— Шарашков это я.

Назавтра Базанов звонил с утра. Шарашков вышел. Шарашков будет чуть позже. Базанов звонил каждые четверть часа до тех пор, пока ему не сообщили, что Шарашков уехал в другой главк и его сегодня не будет.

Не удалось застать Шарашкова и на следующий день. Когда Базанов дозвонился, Шарашков сразу узнал его:

— А, привет, это вы! Не вышла еще та сотрудница. Заболела. Вы уж потерпите немного.

Дольше терпел.

Потом, когда сотрудница вышла на работу, выяснилось, что ждать ее возвращения не требовалось. Анатолий просил Базанова снова приехать (или кого-нибудь прислать), чтобы перепечатать письмо в соответствии с той правкой, которую он, Анатолий Шарашков, счел необходимым произвести.

— У вас что, напечатать некому?

— Сейчас некому, — признался Анатолий. — Запарка, все заняты, печатать совсем некому. Если хотите, ждите. Но вы ведь просили побыстрее.

Письмо перепечатали, завизировали у кого требовалось, вновь отправили в главк, но почему-то оно опять вернулось в институт вместе с запиской, содержащей вопрос, который уже задавал Базанову начальник отдела материально-технического снабжения тов. Удальцов: какова потребность в заказываемом оборудовании по главку в целом? Ответить на этот вопрос не мог никто: ни главк, ни институт.