Потом пришел черед изучения книги «Борислав смеется» Ивана Франко, где все отрицательные герои были «жиды», и это слово во всех падежах, родах и числах заполняло страницы этой классики антисемитизма.

Нас заставляли читать вслух отрывки на уроках и даже украинские девочки и мальчики, которые обычно не стеснялись использовать это слово, смущались присутствием учителей и заменяли его словом «явреи».

В моем классе было много мальчиков с окраин города, где люди имели огороды и держали мелкий скот. Они с детства работали физически, помогая родителям по хозяйству, но учеба их не интересовала. Среди них были второгодники, старше нас и физически отлично развитые.

Им было скучно на уроках и в старших классах они нашли себе развлечение – громко рыгали, соревнуясь между собой и радостно гогоча. Учителя были беспомощны и делали вид, что ничего не слышат.

Мне приходилось садиться за первую парту, чтобы услышать учителя сквозь отвратительные, мастерски исполненные рыганья и идиотский смех. За это меня невзлюбили, прозвали «профессором» и в конце концов побили, мне пришлось перейти в параллельный класс.

Да, Могилев, родина моя, суровая, нелюбящая и несправедливая, но я там вырос, лакомился пенкой от варенья, встретил первую любовь – и на том спасибо.

КРАСНОПОЛЬСКИЕ

Вскоре после того, как мы получили квартиру в 59–м году,умер наш сосед, Яша Краснопольский, огромный могучий биндюжник, на спор поднимавший «Москвич» за передний бампер.

– Сгорел от водки, – говорили люди, пожимая плечами. Это было так необычно для евреев, обычно не страдающих от алкоголизма. Остались шестеро детей и вдова, чтобы их кормить. Тетя Марта зарабатывала на жизнь, продавая дрожжи на базаре, пряча их от милиции под своей щедрой еврейской грудью.

Они занимали две маленькие комнатки в полуподвальном первом этаже. «Как же, – спросите вы, – жили семь человек в двух крошечных комнатах?» Очень просто: у них не было ни кухни, ни спальни. Ели, что бог пошлет, спали, где придется, кто на полу, кто на лавке.

Один из них, мой ровесник Левка, был другом моего детства. Мы играли во дворе в наши детские игры, когда подросли, играли в футбол.

У Левки оказался дар, он стоял на воротах, как Лев Яшин, его взяли в школьную сборную команду.

Бывало, что мы дрались, было и так, что я вступился за него, спасая от его же старшего брата, и в ответ на мирные уговоры получил такой удар под глаз, что потом неделю прятался дома, скрывая синяк от насмешливых сверстников.

Когда мне было 16 лет наша семья переехала в Черновцы и я увидел Левку только через 20 лет.

КРАСНОПОЛЬСКИЕ, 1988

Не смог я найти квартиру, пришлось возвратиться в Черновицы – надо было работать. Римма осталась в Могилеве с четырьмя детьми. Через несколько дней она мне позвонила:

– Все в порядке, твоя тетя нашла нам место у твоих бывших соседей.

– Какое счастье! Как зовут соседей?

– Краснопольские!

В доме, где прошло мое детство, теперь было какое–то учреждение. Жильцов переселили в новые квартиры.

Нам повезло – моя тетя прямо на улице встретила Раю Краснопольскую и Рая и ее сестра Броня тут же поселили тетю с детьми и мою семью в своих квартирах. Они уступили каждой семье по комнате и даже отказались от денег. Не даром говорят, что самые добрые люди – те, кто сами лиха хватили.

На следующие выходные я поехал в Могилев. В этот раз на поезде было мало мам с детьми – в городе почти не осталось детей. Местные власти ничего не сообщали, но по ночам посылали поливочные машины мыть улицы.

В Могилеве меня ждал сюрприз. Едва я успел поцеловать детей, обнять Римму, как в дверь постучали. Вошли двое мужчин – один постарше, второй лет 35–ти, мой ровесник. Тот, кто помоложе, с интересом посмотрел на меня:

– Ты Яша?

– Да… Левка, это ты?

В 16 лет мы были одного роста. Теперь он был высоченный и могучий, пошел в своего отца.

– Ты где сейчас живешь, Левка?

– Сейчас нигде, жил в Одессе, уезжаем в Калифорнию, вот приехал с сестрами попрощаться. Да, познакомься – это мой тесть.

Я пожал протянутую руку.

– Тоже одессит?

Левка рассмеялся:

– Настоящий одесский вор, 25 лет отсидел по тюрьмам. Я отсидел только 10… Отсмеявшись, он продолжил:

– С женой твоей познакомился, красивая у тебя жена, и детям мать хорошая. Римма, скажи – ты поедешь в Америку?

В комнате воцарилась тишина. Потом я ответил, с трудом выговаривая каждое слово.

– У ее детей есть отец, отбывает срок в тюрьме, он не разрешает им уехать за границу. Без этого, сам знаешь, ее не выпустят.

Римма взглянула на меня, в ее глазах блеснули слезы:

– Ты поезжай со своими детьми, я потом как–нибудь выберусь, чего всем детям тут травиться, ты только дождись меня… – ее голос пресекся и она отвернулась.

– Я бы такую жену тут не оставил, – Левка попытался поднять настроение, потом безнадежно махнул рукой. – Тебя как в школе звали, «профессор»? Раз ты «профессор», что–нибудь да придумаешь. Встретимся там!

Его могучая рука дружески легла мне на плечо и я ощутил какого друга мне не хватало последние 20 лет.

Это оказалась последняя моя встреча с Левкой, я опять потерял его след, недавно, через 30 лет, я узнал, что его уже нет в живых. Да будет земля тебе пухом, Левка!

Через месяц дети стали возвращаться в город. Власти бодро сообщили, что город чист и никакой опасности нет.

Никто им не верил, но матерям надо было на работу и потянулись беженцы обратно в город – такой красивый, с чисто вымытыми улицами, и такой пугающий.

Вернулась и моя семья. Город был тихий, только количество погружаемых в грузовики ящиков увеличилось. Евреи покидали в очередной раз землю, на которой они прожили сотни лет. Только не было с ними на этот раз Торы, была память о Холокосте, которая заставила их вновь ощутить себя иудеями.

До сих пор мы не знаем отчего лысели дети. Можно только догадываться, что дети сыграли роль канареек в шахте, которые первыми умирают, когда в забой проникает газ.

Больше мне на родине побывать не довелось. Дома меня ждало только–что пришедшее приглашение на выезд за границу.

квартира, лето 1987

Вернемся на год назад.

Мы с Риммой встречались уже полгода, в основном проводили время на ее квартире, которую она делила со своей мамой. Квартирка была крошечная, без удобств, зато рядом был большой огород, плодовые деревья и мои дети с удовольствием лазили по ветвям, собирая кислые яблоки и твердые груши.

Мы не задумывались о будущем, мы оба жили с родителями, и для меня иметь близкую душу хотя и не рядом, но недалеко, было вполне достаточно после пяти лет одиночества.

Квартира появилась сама, поманила пальцем и исчезла. Я даже не удивился, так было всю жизнь.

Институт автоматики, в котором я работал, получил целевой кооператив, т.е. какое–то количество кооперативных квартир, которые имели право заселить только работники нашего института.

Одна из квартир была большой пятикомнатной с двумя туалетами и двумя лоджиями. По советским законам такую квартиру могла получить только большая семья из шести человек. Я решил попробовать счастья и пошел в профком.

– А–а, Яков пришел, тоже квартиру хочешь?

– Хочу!

Председатель профкома был удивлен такой наглостью.

– Так ты же в очереди не стоишь!

– Встану. У нас четверо детей, мне полагается пятикомнатная квартира, я в институте один такой многодетный.

– Так вы же не женаты!

– Женимся, долго ли.

– Ну вот женишься – тогда и приходи, если квартиру не заберут.

На следующий день мы с Риммой понесли заявление в ЗАГС. Пришлось ждать несколько недель до назначенной даты.

Церемония была недолгой, гостей мы не звали – только мы да свидетели. Уже став мужем и женой мы вышли на главную пешеходную улицу Черновиц. Сияло солнце, небо было синее-синее, воздух был наполнен запахом близкого лета.