Лаунс. Кто вы такие будете?
Второй разбойник. А ты что же, до сих пор не сообразил, дурак?
Лаунс. Нет.
Второй разбойник. Мы разбойники.
Лаунс. Разбойники! Караул, грабят!
Второй разбойник. Замолчи, негодяй! Разве можно кричать!
Лаунс. Значит, грабить можно, а кричать нельзя. Хорошенькие у вас порядки, нечего сказать. Кто же у вас за главного?
Второй разбойник. У нас, кроме атамана, нет главных. Все у нас тут одинаковы, и все у нас поровну, и каждый готов умереть за другого.
Лаунс. Умереть один за другого? Что же вы сразу мне этого не сказали? Ставьте их в ряд. Ставьте, ставьте, ставьте. Очень хорошо. Значит, способ такой. Вот вы… или нет, лучше вы… делаете по глотку из каждой бутылки, а вы зорко и внимательно следите, после какой бутылки он умрет. Скажем, он умирает после третьей. Значит, третью бутылку вы выкидываете, а остальные выпиваете.
Второй разбойник. Он-то выпивает, а я?
Лаунс. А вам не все ли равно — вы же умрете? А вам тогда все уже будет безразлично, вы же умрете. Причем как раз по всем вашим правилам — один за другого. Ну, что же вы ждете? Пробуйте.
Второй разбойник. Отказываюсь.
Лаунс. Ну хорошо, пусть пробует и умирает он, а пейте вы — разница небольшая.
Второй разбойник. Вот я сейчас возьму бутылку да как ахну тебе по голове.
Лаунс. Насколько я понял ваши слова, значит, вы тоже отказываетесь. Ну хорошо, тогда я буду пробовать.
Второй разбойник. Ты?
Лаунс. Я.
Второй разбойник. Ты хочешь сказать, что пожертвуешь ради нас своей жизнью?
Лаунс. А почему это вас удивляет? Вы не думайте, что только разбойники — хорошие люди, среди честных людей тоже находятся неплохие. Тем более что мне все равно умирать. И вообще, не уговаривайте меня, я решил. (Хватает бутылку, пьет.) Ой!
Второй разбойник. Что?
Лаунс. Ой!
Второй разбойник. Что? Что?
Лаунс. Умираю! Нет, кажется, показалось. Сейчас проверю. (Допивает.) Так и есть, показалось. Значит, яд в другой. (Берет вторую бутылку.) Господа, если вы попадете в Милан и увидите там коровницу по имени Джен, передайте ей, что я умер, произнося на закуску ее имя. Джен! Джен! (Пьет.) Джен! Джен! (Пьет).
Первый разбойник. Стой, негодяй! Попробовал — и довольно.
Второй разбойник. Кажется, уже ясно, что в ней нет яда.
Лаунс. А вдруг он осел на дно? Нет, уж жертвовать собой — так жертвовать. (Допивает.) Нет, не осел. Значит, яд в этой. (Берет третью бутылку, выпивает.) Все ясно, господа: раз в этих бутылках яда не было, значит, он в этой, в последней. Можно даже не пробовать. Сейчас я ее вылью, вырою ямку, вылью и засыплю. А то пройдет какой-нибудь зверь, лизнет и… Даже страшно подумать. (Отходит за дерево и выпивает последнюю бутылку.) Засыпал.
Вбегает Спид.
Спид (грозным голосом). Трепещи, негодяй, сейчас я тебя повешу!
Лаунс. Вот, вот. Или повесьте меня, пожалуйста, или прислоните к чему-нибудь, потому что стоять я уже больше не могу.
Спид. Что за черт, да ты никак пьян? Так и есть. Ну, пьяного тебя не испугаешь. Значит, шутка не удалась. Ну и шут с ней. (Срывает с себя маску.) Смотри, Лаунс, это я. Дружище, иди в мои объятья.
Лаунс (заплетающимся языком). Не дойти.
Спид. Лаунс, дорогой, это я. Я просто хотел тебя разыграть.
Первый разбойник. А разыграл-то он нас. Сознавайся, обманщик: ведь никакого яда в вине не было?
Лаунс. Дети мои, всякое вино — яд. И никогда я этого так остро не ощущал, как в данную минуту. (Спиду.) Дяденька, вы не знаете, как мне пройти домой?
Спид. Лаунс! Да ты что, до сих пор не узнаешь меня? Это я.
Лаунс. Я! А кто же это такое — я?
Спид. Твой приятель Спид.
Лаунс. Ну, раз мой приятель спит, и я усну. (Закрывает глаза, валится, его подхватывают).
Спид. Ребята, слышите голоса? Сюда идут. У носите, уносите его скорей.
Лаунса уносят.
Интермедии к спектаклю «Пугачев» по драматической поэме С. Есенина
Екатерина и ее статс-секретарь Александр Васильевич Храповицкий. В руках у него папка для бумаг в сафьяновом переплете. Он раскрывает ее и протягивает государыне первый лист.
Екатерина. Это что?
Храповицкий. Список ваших великих деяний, ваше величество.
Екатерина. Прочти.
Храповицкий. «Учрежденных губерний — двадцать девять. Построенных городов — сто сорок четыре. Заключенных…»
Екатерина. Ты с ума сошел, зачем заключенных?
Храповицкий. Заключенных договоров и соглашений, ваше величество.
Екатерина. Ах, ты об этом.
Храповицкий. Тридцать. «Одержанных побед — семьдесят восемь. Указов о законах — восемьдесят семь. Указов, облегчающих участь народа, — сто двадцать три. Итого: четыреста девяносто одно великое деяние».
Екатерина. Как дойдет до полтыщи, перепиши начисто, пошлю Вольтеру. Что там еще?
Храповицкий. Сообщение генерал-полицеймейстера о пожаре на Васильевском острове.
Екатерина. А велик ли пожар-то?
Храповицкий. Изрядный, ваше величество. Пока что сгорело сто двадцать четыре дома.
Екатерина. Отстроимся. В шестьдесят-то втором году посильнее был, и то отстроились. Я тебе, Александр Васильевич, прямо скажу, пусть мы в Европе и чаще других горим, зато мы в Европе быстрее других строимся. Еще что?
Храповицкий. Сообщение князя Вяземского о прививке оспы своим малолетним отпрыскам.
Екатерина. А еще говорят, что мы отстали. А я полагаю, что ежели так и дальше пойдет, то мы по прививке скоро всех перегоним. Вот испанский инфант не привил себе оспы и помер, а Костя и Саша привили и живы; стало быть, Испанию-то мы уже перегнали. Все, что ли?
Храповицкий. Еще несколько сообщений, ваше величество.
Екатерина. Читай, только побыстрей.
Храповицкий (скороговоркой). Сообщение о наводнении в Твери, сообщение о наводнении в Риге, сообщение о моровой язве в Туле, сообщение о моровой язве в Серпухове, о побеге из казанского острога купца Дружинина и казака Пугачева. (Вынимает последнюю бумагу и в смущении замолкает).
Екатерина. А это что?
Храповицкий. Куплеты, ваше величество.
Екатерина. Какие куплеты?
Храповицкий. Для вашей комической оперы, ваше величество.
Екатерина. И что у тебя за привычка, Александр Васильевич, самое интересное всегда под низ класть. Дай-ка куплеты.
Храповицкий. Куплеты без музыки, ваше величество, все равно что цветок без запаха. Соблаговолите прослушать, ваше величество, совместно с музыкой.
Екатерина. А где же она?
Храповицкий. Ванжура с Мартини ждут у дверей, ваше величество.
Екатерина. А кто там еще?
Храповицкий. Смешанный хор, ваше величество, и французский посол.
Екатерина. Впусти всех, пусть и посол послушает. По крайней мере не будет мне голову турками заморачивать. Он, как француз, в куплетах-то должен лучше разбираться, чем в турках.
Храповицкий впускает Ванжуру и Мартини. У первого в руках флейта, у второго скрипка. За ними артисты хора и граф Сегюр. Все кланяются.
Здравствуйте, господа. Здравствуйте, граф. Чем я обязана столь раннему посещению?