Это было невозможно.

Не для того мужчины, как я.

Вздыхая, я проговорил:

— Отлично. Оставайся. Отдай дань уважения и помолись за умерших, но ты будешь делать это в одиночестве.

Ты сделаешь это сама, наедине с собой и своим горем, так я не потеряю остатки своей души.

Это было не подходящим местом для Хоук, но в каком-то роде, это стало «домом» для Уивер. Она могла найти тут все, по чему тосковала, общаясь с предками.

— Я... Я оставлю тебя одну.

Нила сжала руки в кулаки.

— Исчезни, мистер Хоук. Беги, как ты всегда это делаешь. Скатертью дорога. Проваливай. Пошел к черту, отвали от меня и не смей возвращаться!

Я замер на долю секунды. Мне следовало бы сделать что-нибудь по поводу ее эмоционального всплеска, преподать ей урок, показать, в конце концов, что я не потерплю, чтобы она повышала на меня голос, но я был опустошен.

Делая еще один шаг прочь от нее, я проговорил разбитым голосом:

— Встретимся в «Холле».

Она не ответила мне.

С жесткой тяжестью на сердце и пульсирующей головной болью, я начал отступать назад все быстрее и быстрее. Ее руки обхватили ее стройное тело, а волосы развевались на сильном ветру. Она выглядела, как ведьма, которая накладывала заклятье на мой дом. Затем она рухнула на колени у основания надгробия своей матери, склоняя голову к грязной земле. Я оставил ее наедине с призраками прошлого, приклонившую колени на могиле своих предков.

Вздрагивая, я резко развернулся в последний раз и больше не оборачивался, когда спешно убегал оттуда.

Я получила то, чего так желала.

Мое желание стать такой же холодной и такой же беспощадной, как Джетро, исполнилось, когда я лежала, свернувшись калачиком, на могиле матери. Моя покрытая потом кожа превратилась в лед с возрожденным чувством омерзения к Хоук. Я боролась с яростью настолько сильно, что меня не покидало чувство уверенности в том, что земля под моими ногами может разверзнуться и поглотить меня.

«Как он мог?

Как они могли?

Как могли монстры жить среди нас, не скрывая себя и своих намерений?»

Мои зубы болели от того, насколько сильно я их стискивала; мои глаза щипало от непролитых слез.

Я дышала жаждой мести. Я насыщала свое тело мыслями о возмездии. Все, что я могла видеть, была чистая ненависть.

Я чувствовала себя неуязвимой, как будто могла управлять движением тектонических плит и была наделена властью повелевать разрушительными землетрясениями, чтобы эти бедствия могли поглотить это прогнившее место навсегда.

Как могло существовать во мне чувство доброты, когда все, чего я желала, было четыре могилы — по каждой для мужчин семейства Хоук? Как я могла верить в добро и зло, когда все, чего я хотела с неистовой страстью, чтобы их жестокие сердца валялись кровоточащими у моих ног?

Утро плавно перешло в день.

День сменился сумраком.

Сумерки плавно уступили дорогу полуночи.

Я продолжала бодрствовать, перемещаясь между шестью могилами. С моих бледных губ срывался шепот, когда я читала вслух ужасные надгробные надписи.

Прощай, Мэри Уивер.

Ныне ты можешь вечно пребывать в одиночестве и пожинать плоды разрушения, что ты посеяла.

Мое сердце раскололось надвое при мысли о том, что моя бабушка и моя прабабушка влачили такое существование.

Здесь покоится душа Бэсс Уивер.

Ее единственная выплата оплатила все долги.

Надгробный камень, который выглядел древнее всех, имел незамысловатую надпись, но которая содержала в себе самое худшее, какое только могло быть, осквернение умершей души.

Здесь покоится труп Грешной Уивер, которая положила начало всему.

Жена предателя, мать шлюхи.

Я не смогла бы понять. Я не смогла бы простить. Я даже не могла постичь, как я могла вновь смотреть на Хоук без желания умертвить их голыми руками. Моя ярость питала мое тело лучше, чем какой-либо из продуктов питания.

Я неистово желала, чтобы я могла обладать магическими силами и с помощью одной лишь дозы яда уничтожить всех их разом.

Каждое бормотание, которое срывалось с моих губ, каждое заклинание и обещание, работали как колдовское проклятие.

Мой шепот окружил меня, обернулся вокруг меня словно защитное покрытие, превращая мою добросердечную наивность в плотную куколку, под покровом которой быстро развивался монстр, настолько же ужасный и смертоносный, как и они.

Я безжалостно бросила себя в темноту. Я обменяла всю свою доброту, что у меня оставалась, на силу, которая могла бы уничтожить их.

Меня больше не волновали такие насущные мелочи, как еда или вода, или же крыша над головой.

Мне больше не нужна была любовь или связь.

До боли в душе я хотела возмездия.

Я жаждала справедливости.

Никто не пришел забрать меня. Если им вообще было дело до моего исчезновения, но ни один из Хоук не пришел, чтобы уволочь меня обратно в мою тюрьму.

Отчасти, я все же желала, чтобы они пришли. Поскольку тогда их попытки отлучить меня от умершей семьи были бы моей оправданной борьбой. Я бы кричала и ругалась, дралась не на жизнь, а на смерть, я бы обязательно пустила их кровь.

Но никто из них так и не появился.

Поэтому я сглотнула свое горькое чувство недовольства и побрела обратно в чистилище по своей собственной воле. Я больше не могла оказывать сопротивление. Я не могла даже разразиться криком.

Я должна была добровольно вручить себя в лапы дьявола.

Когда вошла в свою половину, я дрожала настолько сильно, что, казалось, мои зубы могли раскрошиться от того, насколько яростно они стучали от пронизывающего холода и неподдельного ужаса.

Я не узнала женщину, которая существовала внутри меня. Что-то безвозвратно изменилось и любые намеки на маленькую девочку, что таилась внутри моей души — близняшку, что верила в чудеса, — умерли на том куске земли.

Я была разрушена, но, несмотря на это, мои глаза оставались сухими. Ни одна слезинка не была пролита. Не было больше рыданий.

Я онемела. Больше не в силах показывать эмоции или же найти облегчение от ужасающей тяжести доказательства смерти моих предков.

Бриллиантовый воротник вокруг моей шеи был мне отвратителен и, казалось, его тяжесть возрастала с каждым следующим вздохом, затягивая меня глубже в сумрак ада.

Изо всех сил стремясь стянуть с себя пропитанный насквозь потом спортивный костюм, мне еле удалось заставить себя сходить в душ. Мало-помалу мне удалось изменить температуру крови от ледяной до теплой, благодаря чему образы умерших, что скрывались внутри, постепенно таяли и растворялись.

Я находилась под горячими струями воды на протяжении долгого времени, сжавшись на полу, обхватывая руками колени.

Столько всего произошло, что сломило прошлую Нилу.

Но это было лишь еще одним препятствием — еще одной помехой, чтобы прояснить мое стремление к победе. В мою сущность вселились духи моих умерших предков. Теперь они жили внутри меня, желая того же самого, что и я.

Часы, которые располагались над аквариумом в моей пошивочной комнате, оповестили меня, что настал час ведьмовства, когда я забралась изможденная в кровать.

Три часа утра.

Время, как предполагалось, когда вампиры и демоны перемещались по проходам дома и запугивали беззащитных спящих людей.

Я всегда была достаточно суеверной и держала закрытыми дверцы своего гардероба, чтобы оградить себя от посягательств страшного монстра глухой ночью. Вон всегда посмеивался надо мной, втолковывая мне, что монстров и чудовищ не существует.

Но теперь я знала горькую правду.

Они существовали, но они не проникали в этот мир, когда наставал час ведьмовства, через открытые проходы, которые предоставляли им прямую дорогу из потустороннего мира в наш.

И имя им было не оборотни и не вампиры.