…Чу? Что за звук? Это не крик чайки, не тявканье лисы, которое мы частенько путали с хуканьем эскимосов; ритм нам слишком знаком, я не мог обознаться!

— Петерсен! Слышите? За весла, ребятки! Что же это?

Петерсен с привычным спокойствием внимательно прислушался и вдруг с дрожью в голосе прошептал:

— Датчане!

Ясеневые весла согнулись под руками рванувших матросов; наши лодки полетели по волнам, мы кровожадно обшаривали взглядом горизонт… И наконец, вот она — одинокая среди бескрайнего моря мачта морского шлюпа!

— Это “Фрейлейн Флайшер”! Чарли Моссин… с корвета “Марианна”, который мы и ждали! — закричал Петерсен. Спокойствие изменило ему, и суровый моряк заплакал:

— Они самые… Датчане! Мы спасены!

Через час мы благополучно прибыли в Упернавик».

СЭР Л. МАК-КЛИНТОК

Итак, все английские, русские и американские экспедиции, частные или государственные, так и не смогли после напряженных восьмилетних поисков приподнять завесу мрака над судьбой несчастного Франклина и его товарищей. Но благодаря безграничной самоотверженности женщины, которую не смущали ни бедствия, ни препятствия, которая не показывала ни признаков слабости, ни колебаний тогда, когда зрелые мужи падали от усталости и страха, загробная тайна, хранимая духом Северного полюса, была приоткрыта. Леди Франклин совершила то, что британское правительство после восьми лет напрасных поисков, восьми погибших кораблей и тридцати потраченных миллионов признало невозможным.

По поручению неустрашимой вдовы адмирала, стремившейся вырубить из льдов и пустынных берегов Арктики тайну трагической гибели Франклина и его спутников, капитан Мак-Клинток осуществил наконец то, на чем обломали зубы все его многочисленные предшественники.

Не то чтобы он обладал большим мужеством, чем другие моряки, просто, по всей видимости, он был более везучим; судно, экипированное на остатки состояния непреклонной женщины, принесло ему удачу.

Первого июля 1857 года «Фокс» («Лис»), корабль, снаряженный леди Франклин, покинул порт Абердин. 6 августа он остановился в Упернавике, чтобы принять на борт двое саней и тридцать пять собак с проводниками. Начало путешествия не предвещало ничего хорошего. На полпути к проливу Ланкастер «Фокс» внезапно попал в окружение огромного скопления дрейфующих льдов, пленивших его ровно на восемь месяцев. Во время этой нежеланной передышки капитану пришлось выполнить торжественную, но самую грустную обязанность, что может выпасть на долю главы экспедиции.

«Вечером 4 декабря, — пишет он, — мы собрались подле останков нашего механика, бедного Скотта. При свете фонарей состоялась панихида; английский флаг прикрыл тело моряка — все пробуждало самые глубокие чувства. Затем усопшего поместили на сани и проводили в последний путь к проруби неподалеку от судна. Тело поглотила пучина, а экипаж прошел почетным маршем вокруг отверстия, которое при сорокаградусном морозе уже начало закрываться! Никогда это зрелище не изгладится из моей памяти! Бедняжка “Фокс”, плененный ледяным хаосом; мачта с приспущенным до половины флагом; колокол, отбивавший леденящим загробным гласом похоронный звон; небольшая процессия мрачных людей, медленно ступавших по замерзшей поверхности бездны, только что поглотившей их товарища; зверская стужа, серый сумрак — все эти скорбные детали как бы старались придать сцене еще большую унылость».

Только 25 апреля 1858 года капитан Мак-Клинток вновь обрел свободу маневра и вошел в контакт с туземцами возле мыса Йорк. Эскимосы узнали переводчика, бывшего в этих краях еще с доктором Кейном, и рассказали о судьбе Ханса Кристиана, дезертировавшего с «Эдванса».

Двенадцатого июля экспедиция подошла к мысу Уоррендер у входа в пролив Ланкастер и вскоре направилась к заливу Понд. Здесь Мак-Клинток встретил старуху и мальчика, проводивших его в свою деревню, расположенную неподалеку от пролива. На влажном мху узкой долинки, промытой весенними водами, в хаосе скальных обломков и островерхих торосов, высились яранги из тюленьих шкур — летний лагерь эскимосов.

В течение недели гостеприимные жители затерянного во льдах уголка радушно принимали необычных гостей. Эти загнанные судьбой в Богом забытую дыру люди ничего не могли сообщить о Франклине, но прекрасно помнили о крушении трех кораблей в гораздо более отдаленные времена. Они общались с племенем, обитавшим в заливе Мелвилл, и потому имели сведения о зимовке Парри в тех краях.

Шестого августа Мак-Клинток покинул залив Понд, а 11-го уже встал на якорь у острова Бичи. Здесь, совсем неподалеку от стелы в память Белло, он решил поставить большую мраморную доску, подготовленную леди Франклин, со следующей надписью:

СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ

ФРАНКЛИНА

КРОЗЬЕ, ФИТЦДЖЕЙМСА

и всех их мужественных товарищей —

офицеров и матросов, страдавших и погибших

во имя науки и во славу Родины,

возведен сей камень

возле места их первой зимовки в Арктике.

Отсюда они отправились дальше,

чтобы победить или умереть.

Он освящен преклонением соотечественников и друзей,

верой и любовью той,

что потеряла в лице главы экспедиции

самого верного и обожаемого супруга.

Храни, Господи, покой усопших

в последней небесной гавани.

1855

…Посетив склады, оставленные на острове Бичи предыдущими экспедициями, Мак-Клинток осуществил необходимый ремонт строений, после чего направился к проливу Пил; но здесь его путь преградили непроходимые льды, и капитан решил взять курс к проливу Белло. По дороге он проверил состояние провианта в Порт-Леопольде и оставил там шлюпку на случай, если придется оставить «Фокс». Пролив Принс-Риджент порадовал его чистой ото льдов водой, впрочем, так же как и пролив Белло.

Вскоре судно бросило якорь в надежной гавани; пользуясь последними светлыми днями, моряки перевезли запасы провианта от места нахождения Магнитного полюса на западный берег полуострова Бутия, чтобы облегчить выполнение будущих операций.

Зима 1858–1859 годов оказалась необычайно жестокой. Тем не менее несколько санных экспедиций исследовали окрестности места зимовки. Во время одного из походов капитан узнал от эскимосов, зарывшихся в зимних берлогах недалеко от мыса Виктори, что несколько лет назад один корабль застрял во льдах к северу от острова Кинг-Вильям и весь экипаж погиб до единого человека. Никто из туземцев лично не видел никого из европейцев во время бедствия, но один из них клялся, что нашел их останки на острове, где часть погибших осталась непогребенной.

Во время другой экспедиции в начале апреля капитан Мак-Клинток и лейтенант Хобсон встретили две эскимосские семьи, которые поведали, что они видели восемь или девять лет назад еще один корабль возле острова Кинг-Вильям; в тот же год это судно разбилось о скалы.

Вскоре лейтенанту Хобсону поручили пройти на место предполагаемой катастрофы; в то же время Мак-Клинток отправился к мысу Нортон, где находилась заснеженная деревушка с тридцатью обитателями. Вот что рассказал позднее капитан «Фокса»:

«Хозяева отнеслись к нам без малейшего признака страха или сомнений — ни один из них не видел ранее белых людей живьем. С великой охотой они поделились всеми своими знаниями и совершили обоюдовыгодный обмен. Они сказали, что в пяти днях пути на норд-норд-ост находится место кораблекрушения. На редкость сообразительная пожилая женщина на вопросы переводчика без минуты колебаний отвечала, что корабли и останки экипажа находятся у берегов Большой реки[77]. Она добавила также, что в тех краях мы найдем местных жителей, которые точнее расскажут о несчастных бледнолицых.

К сожалению, все оказалось не так. Мы тщательно обследовали мыс Бут и остров Монреаль, но не встретили ни души, а нашли только несколько железных и медных обломков. Я пересек даже границу области, исследованной в 1855 году Андерсоном и Стюартом, между устьями Маккензи и Большой Рыбной реки. Не думаю, что я достиг бы большего, чем мои уважаемые коллеги, а потому решил вновь переправиться на остров Кинг-Вильям, чтобы осмотреть его южные берега.

вернуться

77

Большая Рыбная река теперь называется рекой Бак — в честь морского офицера Джорджа Бака, исследовавшего ее в 1833–1835 годах.