Цвета бурлили и ежесекундно и непредсказуемо изменяли электромагнитные волны, вихри искажённой гравитации выбрасывали изображения умирающих звёзд и каскадные потоки частиц рождения тех же самых звёзд. Свет от одной и той же звезды регистрировался снова и снова. Похоже, что мучительно искривлённый невообразимыми гравитационными силами свет прокатывался сквозь пространство-время несколькими волнами. Цифровые галлюцинации астрономического безумия вспыхивали, пропадая и появляясь, пока протестующие проецирующие машины изо всех сил пытались воспроизвести невероятную область пространства перед ними.

— Что это? — спросил Котов, когда очередное призрачное изображение замерцало на обзорном экране.

Магос Блейлок мгновенно синхронизировал своё зрение с той точкой, куда смотрел Котов, но изображение уже исчезло.

— Что вы видели, архимагос? — спросил он.

— Космический корабль. Я видел космический корабль. В Шраме.

— Невозможно, — заявил Азурамаджелли, его каркасное тело передёрнулось от раздражения. — Наши корабли — единственные суда здесь на миллионы километров.

— Я видел там корабль, — не согласился Котов. — Один из наших. "Кардинал Борас".

— Эхо будущего, — объяснила Галатея. — Гравитационные силы отбрасывают назад отражения света и пространства-времени, которые ещё только должны достигнуть нас. То, что вы увидели, скорее всего, след флота, который появится, когда мы войдём в Шрам.

Котов ничего не ответил, не до конца неуверенный в том, что видел, но и не желавший распространяться об этом.

Множество дистанционно-управляемых дронов уже направили к внешним границам Шрама Ореола. Некоторые с сервиторами на борту, другие со схваченными скитариями чернорабочими из палубных команд, и выводы, похоже, подтверждали гипотезу Галатеи.

Во всех случаях результат оказался одинаковым: небольшие корабли были раздавлены или разорваны на части считанные секунды спустя после пересечения произвольной линии, которая соответствовала краю аномалии. Биометрические данные экипажа возвращались на "Сперанцу", но не сообщали ничего, что отличалось бы от изменчивых показаний, обработанных инфомашинами: давления, высокой температуры и света за пределами измерений.

Единственным значимым открытием, за которое заплатили жизнями внедрённых экипажей, стало дикое искажение хронометрии, позволяющее предположить, что внутри Шрама Ореола само время сжималось и растягивалось гравитационными аномалиями.

— Восхитительно, не так ли? — спросила Галатея, покачиваясь то вперёд, то назад на паланкине возле командного трона Котова. — Больше четырёх тысяч лет исследований и сбора данных и всё равно мы знаем только часть его тайн.

— Не слишком обнадёживающее, учитывая, что вы должны провести нас на ту сторону, — ответил Котов, призрак заднего мозга которого находился в ноосферной сети "Сперанцы", а основное сознание оставалось на командной палубе. Прикосновение Галатеи ощущалось по всему ковчегу, миллионы разветвлявшихся нитей мерцающего света протянулись и разошлись по всем критично важным сетям судна. Ненавязчиво, но достаточно близко к системам жизнеобеспечения, средствам управления двигателем и силой тяжести, чтобы гарантировать, что архимагос не осмелится предпринять враждебные шаги.

— Пересекая лабиринт достаточно знать правильный путь, а не всё вокруг, — сказала Галатея. — Не бойтесь, архимагос, мы проведём ваш корабль по лабиринту, но это не будет лёгкой прогулкой. Вам следует приготовиться к потерям, прежде чем мы окажемся на той стороне.

Магос Криптаэстрекс посмотрел на неё, большое прямоугольное тело логиста напряглось, когда он повёл многочисленными серво-руками и манипуляторами. Скорее технопровидец, чем высокопоставленный магос, Криптаэстрекс был жестоким и прямым жрецом, который не боялся испачкать руки во внутренностях корабля.

Как и остальные старшие магосы он пришёл в ужас от сделки с дьяволом, которую Котов заключил с Галатеей. Сильнее чем кто-либо — даже сам Котов — Криптаэстрекс обладал глубокой связью с внутренними механизмами ковчега, и это он проверил ключевые системы и убедил остальных, что у архимагоса не оставалось выбора, кроме как позволить Галатее фактически захватить корабль.

— Невозможно достичь ничего важного без потерь, — произнёс Котов. — Всех тех, чьи жизни принесут в жертву во время поиска знаний, будут помнить.

— Вы правы, — усмехнулась Галатея. — Механикус никогда ничего не удаляют. Если бы вы знали насколько это верно, то поняли бы какими слепцами стали, как поработили себя своими же руками и отсутствием видения. Истина повсюду вокруг вас, но вы не видите её, потому что забыли, как сомневаться.

— О чём вы говорите? — удивился Котов. — Поиск нового знания — главная догма Адептус Механикус.

— Нет, — возразила Галатея, словно разочарованная. — Вы ищите старое знание.

И на долю секунды Котов испытал непреодолимое желание, чтобы на мостике оказалось отделение кадианцев, воинов без аугметики и оружия, которое можно отключить, перегрузить или перенаправить на дружественные цели. Всего лишь несколько ветеранов-кадианцев со сверкающими клинками "Палачами"…

Конечно, магос Дахан и реклюзиарх Кул Гилад предложили вооружённым путём вырвать "Сперанцу" из рук Галатеи, но Котов быстро отверг идею, зная, что, скорее всего, она слышала их обсуждение. Ни одно место на судне не могло считаться безопасным, а так близко к Шраму Ореола выйти за пределы корабля в вакуум стало бы самоубийством. При малейшем намёке на угрозу Галатея способна нанести ковчегу непоправимые повреждения или возможно даже уничтожить его. Учитывая общую текущую цель самым безопасным было согласиться с желаниями Галатеи и отвести духовный взор от еретического техно-факта её существования.

Магос Азурамаджелли трепетал перед машинным сознанием, физическая форма Галатеи столь сильно напоминала его собственную, что они вполне могли быть созданы из одного СШК. Похоже, он меньше остальных магосов испытывал отвращение к идее разумной машины, увеличенной человеческими мозгами. Возможно, потому что это был для него единственный — пусть и опасный — логический ход, попытаться перенестись в механическое тело со встроенной логической машиной и отпечатать в ней свою личностную матрицу.

Сайиксек не обращал на существо внимания, силуэт магоса расплывался в мутном тумане конденсационного пара, пока он искусно тактильно контролировал двигатели. Мало кто осмеливался настолько приближаться к Шраму Ореола, и он не собирался допустить даже малейшей возможности, что случайный скачок двигателя или выброс реактора зашвырнут корабль в глубины аномалии не по его воле. Именно Сайиксек будет управлять кораблём во время входа, руководствуясь данными, которые Галатея перенаправит Тихонам в зал астронавигации.

— Магос Сайиксек, вы готовы? — спросила Галатея.

— Как никогда, — резко ответил Сайиксек, не желая вступать в лишние разговоры с машинным интеллектом.

— Тогда начинаем, — сказала Галатея.

Котов сжал подлокотники командного трона, вспоминая мимолётное изображение космического корабля, отражённое в зеркале искажённого пространства-времени. Даже сейчас он не был уверен, что именно видел, но в одном он был уверен, и эта уверенность состояла в том, что увиденный им корабль страдал от сильной боли.

Нет, не страдал.

Он умирал.

В сотнях палуб ниже командного мостика Виталий и Линья Тихоны стояли перед точной копией Шрама Ореола. Духи-машины зала нервничали и даже мягкие прикосновения или искренние молитвы Виталия не могли их успокоить. Линья крепко сжимала руку отца, волнуясь и переживая, но пытаясь не показывать чувств.

— Данных недостаточно, — сказала она. — Недостаточно, чтобы проложить курс. Даже гексамат уровня примус не сможет вычислить путь сквозь это. Как только первая гравитационная волна врежется в "Сперанцу", нас затянет в центр погасшей звезды, раздавит на атомы или разорвёт на части.

Отец посмотрел на неё, его капюшон был откинут назад на бритой голове. Подкожные пластековые имплантаты лишали лицо старшего Тихона большинства обычных выражений, но отеческой гордости всегда удавалось показать себя.