— Мерзостью? — произнесла Галатея. — Мы не понимаем ваше столь явное отвращение. Разве мы не являемся логическим следствием ваших поисков биоорганического единства? Мы — объединённые в безупречном союзе органика и синтетика, логос всего к чему стремятся Адептус Механикус. Почему вы ненавидите нас?

— Потому что ты попираешь наши законы, — ответил Дахан. — Ты больше не механическое устройство, вдохновлённое божественной волей Бога Машины, твоё существование поддерживается за счёт смертных слуг Омниссии. Ты — разумная машина, а бездушное сознание — враг всего живого. Ты якшаешься с ксено-дикарями и сращиваешь священные технологии Бога Машины с их нечестивой плотью. Ты оскорбляешь Святого Омниссию подобными извращениями!

— Люди не были единственными существами, которые находили манифольдную станцию на протяжении веков, — пояснила Галатея, отступив от ярости Дахана. — Мы не могли остановить абордаж орков, их машины не внимали нашим призывам, но как только ксеносы оказались на борту, мы легко подавили их управляемым выпуском токсичных газов в атмосферу станции.

— Но почему ты переделала этих зверей в сервиторов? — спросил Дахан.

— Вам повезло, магос Дахан, у вас есть многочисленные запасы плоти и кости, чтобы создать подобных слуг. Нам повезло меньше.

— Но неужели никто из разумов, населяющих твоё проклятое тело, не воспротивился этому?

— Магос Сатарве воспротивился, да, но к тому времени этот элемент уже демонстрировал ранние симптомы психоза изоляции, так что пришлось просто заставить его замолчать. Даже облачение орков в искусственную кожу не успокоило его, поэтому он был удалён из целого, а его образы мышления уничтожены.

Котов почувствовал холод от лёгкости, с которой Галатея говорила о разрушении целого разума. Если она могла столь непринуждённо уничтожить часть себя, какие ещё злодеяния она способна совершить? Она заманивала бесчисленные суда и экипажи на гибель, чтобы найти подходящий космический корабль для путешествия сквозь Шрам Ореола, но архимагос начал видеть взаимосвязь между своим желанием и Галатеей, которая предлагала слабую надежду сохранить экспедицию.

Сделка, против которой восставала его марсианская душа, но которая может дать шансы на успех.

— Вы рассчитали маршрут сквозь Шрам Ореола для магоса Телока, так? — спросил он.

— Рассчитали, — согласилась Галатея.

— Архимагос, нет… — произнёс Дахан, поняв намерения Котова.

— Вы можете сделать то же самое для моего судна?

— Архимагос, вы не должны заключать сделку с этим существом, — возразил Дахан. — Оно — оскорбление Омниссии и каждого принципа нашей веры.

— У нас нет выбора.

— Мы можем повернуть назад. Можем вернуться на Марс, прежде чем это путешествие убьёт нас всех.

— На самом деле не можете, — заявила Галатея и направилась вдоль стены лаборатории к одному из вооружённых сервиторов. Она остановилась, когда роторная лазерная пушка преторианца нацелилась ей в грудь. Галатея наклонила голову в капюшоне, и из серебряных глаз вырвался поток гиперплотного двоичного кода. Котов пошатнулся и упал на колени, когда начали отключаться интегрированные системы механического тела. Из каждого разъёма загрузки/выгрузки в помещении били искры и шипела статика, со стен водопадом изливались ноосферные данные, как вода, перехлестнувшая разбитую плотину.

— Вы и в самом деле думали, что можете изолировать нас, архимагос? — спросила Галатея.

Котов с трудом подбирал слова, его инфокровоток оказался перегружен внезапным шквалом данных, ворвавшимся в опустошённую систему. Тело архимагоса воспротивилось, как у жадно набросившегося на сладости изголодавшегося человека, тошнотворное давление в черепе было, как у переполненной катушки памяти на грани взрывной арифметической перегрузки. Ноосферный ореол окружал гибридное существо, постоянный поток информации золотым огнём вырывался из каждого наномиллиметра тела Галатеи.

Котов едва мог смотреть на неё, настолько плотным и ярким было пламя.

— Что… вы… делаете? — сумел произнести он.

— Наши возможности намного превышают ваши, архимагос, — ответила Галатея. — Разве мы не дали это понять в самом начале дискуссии? Вы продолжали заблуждаться, что допрашиваете нас? Мы уже обработали судовые журналы путешествия — и если вы позволите говорить откровенно — ни что иное, как чудо, что вы добрались так далеко. Мы нужны вам, архимагос. Без нас вы не выживете в Шраме Ореола. Вы не преодолеете и тысячу километров, прежде чем корабль разорвут на атомы.

— Убейте её! — приказал Дахан, но какие бы биомеханические системы он не внедрил в преторианцев, они не шли ни в какое сравнение с потоками доминирующего кода Галатеи. Ни один из сервиторов не открыл огонь, вместо этого они повернули оружие на своего командира. У каждого на лице застыло выражение испуганного недоверия, но к огромному облегчению Котова ни один не выстрелил.

— Пожалуйста, секутор, ваша вера в то, что жалкая порабощённая кибернетика способна остановить нас — почти оскорбительна. Мы можем заставить их прикончить вас на месте, и в течение часа на борту судна не останется живых. "Сперанца" стара, но её дух-машина неопытен и большая его часть всё ещё дремлет. Он не идёт ни в какое сравнение с нами и тем, что мы делали. Мы не хотим порабощать столь благородный дух, но пойдём на это в случае необходимости.

Данные текли красными потоками со всех поверхностей лаборатории, и какими бы сложными имплантатами для сбора информации не обладала Галатея, ей не требовались примитивные разъёмы загрузки/выгрузки.

— Чего вы хотите? — спросил Котов.

Серебряные глаза Галатеи засветились.

— Мы сказали вам, чего мы хотим, архимагос. Того же, что и вы. Мы хотим отправиться за Шрам Ореола и найти магоса Телока.

— И что ты сделаешь, когда найдёшь его? — спросил Дахан. — Что тогда?

— Тогда мы убьём его.

Робаут смотрел на посетителя в своей каюте со смесью любопытства и осторожности, не понимая, зачем магос Блейлок решил нанести визит вежливости накануне путешествия в Шрам Ореола. Фабрикатус-локум притворялся, что изучает на стене его благодарности и розетту Ультрамара, оптика магоса мерцала и кликала, но соблюдение социального протокола было предлогом. Низкорослая свита тенью следовала за хозяином, их прорезиненные облачения громко шуршали и Робаут задумался, какой цели они служили кроме подготовки и обслуживания насосных трубок, окружавших тело Блейлока и переливавших жидкости из гудящего ранца на спине. Он совсем не видел их лиц из-за тёмных визоров защитных шлемов и гадал, были они органическими или автоматонами.

— Вы учитесь, Таркис, — произнёс Робаут, вращая компас астронавигации в правой руке и водя кончиком пальца по краю стакана с дорогим амасеком. — Я же могу называть вас Таркис, да?

Блейлок отвернулся от голографической камеи с Катен и сложил длинные руки на животе. — Ели это поможет установить дружеские отношения, тогда да, можете. Запрос: что я изучаю кроме вашего образцового послужного списка на Флоте и в Защитной ауксилии?

— Взаимодействие с нами смертными. Притворный интерес к чему-то ещё — вот что делает нас людьми.

— Притворный?

— Конечно. Ни одному из нас на самом деле не интересны другие люди. Мы имитируем его, чтобы получить то чего хотим и возможность поговорить о себе.

— Напротив, мне очень хочется узнать побольше о вас, капитан Сюркуф. Ваши истории на обеде у полковника Андерса были восхитительны.

— Так мне сказали, — резко ответил Робаут.

— Вы раздражительны сегодня, капитан. Я допустил какое-то микровыражение или вербальную реплику, которая расстроила вас?

Робаут вздохнул и допил амасек одним глотком. Он толкнул стакан вдоль стола и покачал головой.

— Нет, Таркис, вы не расстроили меня, — ответил Робаут, постучав по стеклу компаса и внимательно следя за стрелкой. — Прошу прощения за грубое поведение.

— В извинениях нет необходимости, капитан.

— Возможно и нет, но я в любом случае предлагаю их, — сказал Робаут, махнув на стул напротив себя. — Близость границы известного космоса всегда портит мне настроение. Пожалуйста, присаживайтесь. Пусть ваши маленькие помощники немного передохнут.