Завтра вы получите приказ с конкретными заданиями. Танки! Танки! Танки! — вот наша боевая задача.
А теперь — все по цехам! Я сам буду проверять работу каждого… Да здравствует товарищ Сталин! Да здравствует наша победа! Ура!
— Ура! — гулко откликнулся зал…
Когда Махов спускался к себе на второй этаж, его догнал и взял под руку Ухов:
— Ну, Сергей Тихонович, что скажешь про Васина?
— Артист! — с полуулыбкой сказал Махов.
— Но зажигать людей умеет?
— Умеет… Этого у него не отнимешь, — сказал Махов и, пожав руку Ухову, свернул к своему кабинету…
После выступления Васина перед специалистами завод стал работать без выходных.
Семья Клейменовых собиралась вместе лишь поздно вечером. За ужином больше молчали, потому что все приходили измученные и мечтали скорей добраться до постели.
Так было и в пятницу, когда Зинаида задумала о своем решении сообщить родителям. Ели поспешно, особенно Гаврила Никонович, которому еще предстояло подбить новые подметки на сапоги.
Зинаида все время следила за ним, пытаясь поймать его взгляд и начать разговор, но он смотрел больше в тарелку. Лишь когда отец положил вилку и подвинул поближе стакан с чаем, Зинаида перехватила его взгляд.
— Папа, мне надо поговорить.
Мать, Ольга и Татьяна, знавшие, о чем будет разговор, насторожились, готовые ее поддержать.
— Поздно, Зинуха. Поговорим завтра, — сказал Гаврила Никонович, кладя в стакан клюквы.
— Нет, это срочное… Мне обязательно надо, — настойчиво сказала Зинаида и как-то вся напружинилась.
— Ну, говори, чего еще стряслось? — предвидя недоброе, сказал отец и перестал пить чай.
— Я выхожу замуж за Никиту и перебираюсь к нему, — единым духом выпалила Зинаида.
— Чево? Чево? Замуж… — сдвинул седые брови Гаврила Никонович. — Это как же так от живого-то мужа? А? Отвечай, коли надумала.
— Николай погиб. Я точно знаю.
— Али похоронную получила?
— Похоронной нет, а люди сказывали, что из-под Бреста никто не вышел живым.
— Это что за люди такие? Уж не Никитка ли? Гляди, кабы я ему вторую ногу не переломал.
— В госпитале говорили фронтовики… Ведь четвертый месяц пошел.
— Это я знаю… — смягчился отец. — Неужели верно погиб Николай?..
— Погиб, погиб он, Гаврила Никонович, — вмешалась мать, — мне две ворожеи нагадали… Мы уж и панихиду отслужили по нем.
— Иди ты к черту со своими гадалками! — прикрикнул Гаврила Никонович. — Ежели в дом приведешь какую — прямо с лестницы спущу.
Ребята притихли, Вадик прижался к матери.
— Неужели ты хочешь, чтобы я осталась вдовой? — со слезами в глазах спросила Зинаида.
— Вот, вот, — поддакнула Варвара Семеновна, — ведь после войны совсем женихов не останется — всех перебьют.
— Когда это вы успели спеться? — строго спросил отец.
— Да ведь они с Никитой друг друга любили еще до Николая, — опять заговорила мать. — Это я тогда ее взбаламутила, уговорила выйти за Николая.
— Вот ты теперь и выкручивайся. А меня увольте. Я своею благословенья не дам.
— Да как же, Гаврила Никонович, ведь дочь она тебе.
— Мало ли что. Вначале Егорша женился, не сказав, не посоветовавшись. Теперь Зинка из дому бежит. Разве это порядок?
— Егора же ты не ругал…
— Егор мужик. Да и был бог знает где… А ты под боком… и все от отца с матерью скрыла.
— Ничего я не скрывала — мама все знала.
— Зинаида советовалась со мной, — поддержала Варвара Семеновна. — Шуточное ли дело одной остаться.
— Молчи, потатчица. Вижу, что столковались за моей спиной. Кабы не война — я бы вам задал жару. Да теперь, видно, все старые устои поставили на попа… Ну вас всех к лешему! Делайте, что хотите! Только потом на меня не сетуйте! — крикнул Гаврила Никонович и, двинув стулом, ушел в свою комнату.
— Ну, слава богу, пронесло! — перекрестилась мать. А Зинаида тут же собрала свои пожитки и ушла к Никите…
Благодаря хлопотам Татьяны, Федька и Вадик теперь учились в дневную смену.
В субботу, вернувшись из школы, они не застали никого дома. К дверям была приколота записка:
«Подождите во дворе — мы скоро придем».
Оставив сумки с книжками у двери, они выбежали во двор и вместе с другими ребятами принялись играть в снежки.
Укрываясь за деревьями от снежных ядер, они выскочили к скамейке, где сидел бородатый мужчина с худющим мальчишкой, и остановились, пораженные их необычным видом.
— Федька! Ты что — не узнаешь? — спросил бородатый глуховатым, незнакомым голосом.
— Нет, не узнаю… А вы откуда, дяденька?
— Погоди… Да это же Вадик… Вадик, и ты не узнаешь меня?
Вадик большими глазами уставился на незнакомца и молчал.
— Федька! Да ты что — обалдел, что ли? — прикрикнул незнакомец. — Родного брата не узнаешь. Я же Егор.
— Егор? — переспросил Федька и с недоверием стал всматриваться. Он наслушался в школе немало разных рассказов о шпионах и диверсантах и потому не торопился подходить к незнакомцу.
Но Вадик вдруг просиял и с криком: «Дядя Жора, здравствуйте! Я вас узнал!» — бросился к Егору, обнял его как отца.
Тогда и Федька подошел, протянул руку.
— Здорово, Егорша! Ох, и вымотали тебя в Северограде, нипочем не узнаешь… И борода…
— Здорово, Федюшка! — улыбнулся Егор. — Ишь какой вымахал! Вот познакомься — это Саша. Вместе бедовали в Северограде.
Федька и Вадик стесненно пожали холодную и твердую, как палка, руку Саши.
Из ворот вышли с сумками в руках Варвара Семеновна и Полина Андреевна. Федька оторопело бросился навстречу:
— Мам! Тетя Полина! Глядите, кто приехал!
Мать по глазам узнала Егора и, выронив сумки, кинулась к нему:
— Егорушка! Сыночек. Вот радость-то. Ой, батюшки! Да что же с тобой сделали? И признать невозможно…
— Ничего, мама. Здесь отъемся. Важно, что вырвался живой… Здравствуйте, Полина Андреевна! — Он поцеловал тещу и за руку приподнял Сашу. — Вот привез гостя. Это сынок моего покойного друга. И мать, и сестра у него погибли под бомбами. Я отцу обещал не бросать его. Теперь Саша — мой сын. Примете нас обоих?
— Ой, Егорушка, голубчик, да разве можно об этом спрашивать? Иди, Сашенька, иди, милый, я тебя поцелую. Будешь жить у нас, как родной, — Варвара Семеновна обняла Сашу, приласкала. — Вон гляди, у нас Федька и Вадик — будут тебе братьями. Пойдем, Егорушка! Зови Сашу в дом. Там у нас ребенки малые заперты…
Накормив гостей вместе с ребятами, Варвара Семеновна проводила их в баню, собрав Саше Федькино стираное бельишко и лыжный костюм. А Егору — все Максимово.
Когда вернулись из бани, она напоила их чаем с вареньем и уложила спать…
Поспав часа два, Егор и Саша поднялись. Егор, как и Саша, в карантине был острижен под машинку и, разглядывая себя в зеркало, недовольно фыркал.
— Ты, Егорушка, сбрил бы бороду-то, она тебя не красит. Придет Татьяна — перепугается.
— И так ни рожи ни кожи, а тут еще бороду сбривай!
— Сбрей, сбрей, Егорушка, а то совсем на старика смахиваешь. Ведь она, борода-то, наполовину седая.
— Ладно, черт с ней, с бородой, — сказал Егор и, уйдя в кухню, сбрил ее начисто.
— Вот и хорошо. На человека стал похож.
Егор ощупал подбородок, махнул рукой и сел играть в карты с Федькой и Сашей. Вадик, сидя с ними за столом, наблюдал.
Татьяна вернулась с работы раньше всех и, увидев в приоткрытую дверь наголо остриженного незнакомого человека с изможденным скуластым лицом, в косоворотке, и рядом с ним — худенького подростка, подумала, что к Клейменовым пришли знакомые, и, раздевшись, прошла в свою комнату.
Услышав, как скрипнула дверь, и сообразив, что пришла мать, Вадик бросился к ней и чуть не сбил с ног.
— Мама, мамочка! Иди скорей в столовую — дядя Жора приехал.
Татьяна вздрогнула и замерла в нерешительности: «Неужели тот, стриженый, похожий на арестанта, Егор? Мой муж?» — подумала она и испугалась. А Вадик уже тащил ее за руку: