Мне вон батька рассказывал – даже при коммунистах то же самое было: начальство и простые люди. Разве что воли гнидам, наверх залезшим, меньше давали, вот они себя и сдерживали. Причем не от души сдерживание идет, а от ума. Там ведь дураков мало, они понимают, что предел у людей есть. Нельзя все время терпеть, терпелка кончится рано или поздно закончится, и тогда все тормоза слетают. Им оно надо? У меня ведь тоже граница есть, которую я никому перейти не дам, и тому первому хозяину не дал бы. Ни жена, ни дети не остановили бы. А он, хоть ума и небольшого был, но чуйка прекрасно работала – ни разу он эту границу не перешел. Ни со мной, ни с другими мужиками. Рядом крутился, на грани ходил, но не заступил.

И последнее, что сказать хочу – если человек что-то из себя представляет, если лапками дергает - все равно он рано или поздно на свое место встанет. Где ему и сверху правильный человек будет, и снизу такие же.

Вот, говорят, что людям вверх стремиться надо. Глупости это все. Чем дальше вверх, тем меньше места, все не влезут. Люди в основном по кругу ходят, но не просто так, а место свое ищут, где им ничего не жмет и не мешает.

- А ты, я так понял, свое нашел уже? – поинтересовался я. – Складно говоришь, вот только если люди вверх стремиться не будут – значит, вниз провалятся. А там известно что находится.

- Нашел, да. А знаешь, когда понял, что нашел? Меня Барсук раз спросил: не хочешь ли, Юрко, полный аккаунт взять? Я тебе, говорит, беспроцентный кредит дам на три года, сколько ж тебе можно в работягах ходить? А я как подумал – это же опять качаться, опять с нуля все. Ну да, профессия при мне останется, да и заработки у воинов побольше наших. Но тут как посмотреть – хороший мастер не меньше дружинника получает, а уж если редкий крафтер – то и поболе. Хотя не в деньгах дело, самое главное – просто не хочется. Когда все хорошо легло, ничего нарушать не хочется. Гармония, кажись, это называется.

Подумал, в общем, - не, говорю, Петр Семеныч, не надо мне этого. Вот через пару лет, когда старший подрастет и его к делу пристраивать надо будет – тогда и приду к тебе на поклон. За кредитом на капсулу и полный аккаунт. Пусть сразу воина качает, а я подмогну, если чтоо. Такой уж закон человечий – детям судьбу легче делать, иначе для чего жить? Вот так люди вверх и идут – медленно и постепенно. А ежели саженец тянуть, чтобы быстрее рос – загубишь его и все.

- Да ты философ, Юрко – улыбнулся я.

- Философ не философ, но мозгой раскинуть люблю. Мы ведь, водилы, много всего видим, и времени обдумать все это у нас тоже хватает.

- Митя!!! – прервал эти философские рассуждения вопль Митрича – Митя, ты куда пропал? Девки аж испугались. Иди давай, а то Светка тебя на лоскуты порвет.

- И то верно, заболтались мы – подержал Митрича Юрко – Иди, Дмитро, а то хозяйка твоя осерчает. Бог даст, еще свидимся.

- Да не хозяйка она мне. Такая же, как и мы, только башка у нее получше моего варит. Вот и командует нами.

- Ну так я и говорю – именно поэтому всегда и будут те, кто велит, и те, кто слушается. Главное, чтобы по ступенькам расставляли по-честному. Все, бывай.

- И тебе не хворать.

Всю обратную дорогу я молчал и думал – пригрузил меня Юрко. А Андрюшка, гад малолетний, так и не раскололся – о чем же они с огром беседовали. Кроме «не могу, слово дал» мы так ничего от него и не добились.

***

Последняя неделя пролетела незаметно. К нам еще несколько раз обращались по поводу данжа, но тут обошлось без личных встреч – хватало короткой переписки. Нам много раз пообещали горы золота – но потом, три раза – взять к себе в клан, но тоже потом, и один раз – полный капец и мучительную цепь перерождений прямо сейчас. Караташ и Извольский с нами так и не связались, но Сергеевна заявила, что молчанию удивляться не приходится - они наверняка обо всем уже в курсе:

- У них же у огра в клане «кротов», небось, в товарных количествах, да и он, думаю, не отстает. Всех не проверишь, а золотой ключик открывает любые замки. А если знают, что договариваться с нами не о чем – так чего время зря терять?

Наше боевое звено качалось как подорванное. «Три танкиста» перешли на 12-уровневых мобов, никого сильнее на нашем участке просто не было. На третий день Андрюшка наконец-то выбил 10 уровень, а на четвертый спалился Митрич.

Выяснилось, что неуемный дед, выбив пятый уровень, начал, как он выразился, «индивидуальную подготовку». Каждый вечер, вместо того, чтобы идти спать, он тайком возвращался в капсулу, брал Тортика и ночами гасил семиуровневых мобов, благо, их локация была неподалеку от нашего дома. Спалил его охранник нашей богадельни, когда капитан, которого кидало от стенки к стенке, уже под утро брел к себе в комнату.

Господи, как же орала на него Семеновна! Такого перечня синонимов словосочетания «старый дурак» я не слышал никогда, и наверняка больше не услышу. Митрич сначала пытался спорить, но между этими сыплющимися блоками из матерных слов невозможно было просунуть и лезвия ножа. Поэтому мы втроем просто смиренно ожидали, когда утихнет буря.

Наконец, после слов «… а шдохнешь – штопки на твоих поминках не приму, хлеба крошки не шьем!!! Так и знай, штручек шкрюшенный!» разошедшаяся врачиха остановилась перевести дух. Эстафету подхватила Сергеевна.

- Сережа, ну правда – мягко сказала она – ну чем ты думал? Через три дня защита падает, нам послезавтра в данж идти. А если бы с тобой что-то случилось? Ну мало ли – сердце схватило, инсульт, да все что угодно. Тебе ведь не двадцать лет и даже не пятьдесят. Ну разве можно устраивать себе такие нагрузки? Бог с ним, что игра бы псу под хвост пошла, не о том речь, но о нас ты подумал? Что же ты себя не бережешь?

К моему удивлению, Митрич не стал ни оправдываться, ни орать, а просто тихо и очень серьезно спросил:

- А для чего беречь, Свет? Ладно, перед данжем действительно не надо было, согласен, виноват, не подумал. Но вообще – для чего мне себя беречь? Для маразма? Для утки? Зачем мне это догнивание?

Он махнул рукой, и продолжил:

- Я себя контролировать привык, без этого помер бы тысячу раз. А когда понял, что подсел хуже чем алкаш на водку – даже испугался немного. Долго тогда думал – неужели совсем в детство впал, и на старости лет игрушка для меня смыслом жизни стала. Хуже подростка, которого от компьютера не оторвешь. Надо бы как-то себя ограничивать, что ли. А потом вдруг подумал – да какого черта? От чего ограничивать, и для чего ограничивать? Что у нас здесь есть? Доживание? Соседи-маразматики?

А там – вот там-то, как ни странно, жизнь настоящая. Там от меня что-то зависит, там мне чего-то добиваться надо, упираться как в молодости – до зеленых соплей. Там на мне ответственность за людей, там от меня польза есть. Так лучше уж я там помру, в настоящей жизни, чем здесь годами слюни пускать. Помните – в школе «Песню о соколе» учили? Ладно, что говорить, сами вы все понимаете, потому что такие же, как я. Понимаете, просто себе не признаетесь.

Я подсел к нему и приобнял его за плечо.

- Брось, Серега. Мы же не потому, что ты плохой, а мы хорошие. Мы просто за тебя очень испугались. Ты прав, для нас сейчас настоящая жизнь – там. Потому и испугались, что никак нам сейчас без тебя нельзя. Нам еще подвиги совершать, и невозможное делать реальным. Ты, главное, не дергайся. Помнишь, у Визбора?

И я негромко запел, отчаянно сожалея, что нет гитары:

Спокойно, дружище, спокойно!

У нас еще все впереди.

Пусть шпилем ночной колокольни

Беда ковыряет в груди -

Не путай конец и кончину:

Рассветы, как прежде, трубят.

Кручина твоя - не причина,

А только ступень для тебя.

Спокойно, дружище, спокойно!

И пить нам, и весело петь.