Стараниями Дангулова они появились на страницах газеты, как и его собственные, сочно, со знанием дела написанные очерки о летчиках, в том числе и о Викторе Талалихине, которого сразу после совершенного летчиком в московском небе ночного тарана Дангулов прямо с аэродрома привез в редакцию. Запомнились очерки и о «горных орлах» — Ибрагиме Дзусове и Кубати Карданове — защитниках близкого дангуловской душе седого Кавказа.
Поскольку мы с Саввой Артемовичем решали как бы единую задачу, нам, разумеется, хотелось побывать вместе в авиачастях. Но вдвоем в такие поездки редактор не отпускал. Приходилось чередоваться: пока один из нас во фронтовой командировке, другой несет вахту в редакции. Но иногда случалось, что оба пребывали в Москве. Кабинетики наши — небольшие, с весьма скромной обстановкой: стол, стул, диванчик, на котором спали не раздеваясь, — находились рядом. Словом, на дню видались по нескольку раз. А вечерами иногда спускались этажом ниже, где обитали друзья- правдисты, либо приглашали их к себе «на огонек». Тогда-то нам и довелось поближе познакомиться с Борисом Полевым, Владимиром Ставским, Петром Лидовым, видеться с Михаилом Шолоховым и Александром Фадеевым, выезжавшими на фронт по заданию «Правды».
В пору развернувшегося во всю силу контрнаступления наших войск в Подмосковье я выполнял редакционные задания в сочетании со службой офицера связи штаба военно-воздушных сил Западного фронта. Выпало тогда не один раз принимать участие в боевых полетах — в рейдирующий по тылам врага 2-й кавалерийский корпус генерала П. А. Белова, к партизанам Смоленщины, бывать на аэродромах бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей. По выполнении этих заданий, помимо официальных рапортов и донесений, представляемых по команде, в редакцию шли оперативные корреспонденции. Прежде чем оказаться на газетной полосе, они попадали в руки Саввы Дангулова. Он, готовя их к печати, редактировал каждую написанную иногда наспех страничку, весьма бережно, внимательно относясь к любой фразе и даже к слову. По его совету эти корреспонденции составили небольшую книжечку библиотечки журнала «Огонек». Она так и называлась — «Записки офицера связи» и очень дорога мне тем, что, по сути дела, стала первой в моей журналистской жизни. А путевку в жизнь ей дал именно он, боевой товарищ и друг Савва Дангулов.
Немногословный, неторопливый, всегда удивительно спокойный, обладающий своеобразной округлой жестикуляцией и размеренной, по-южному напевной речью, Савва Артемович и писал так же обстоятельно и точно, каким был в повседневном обиходе. Человек отменного трудолюбия, он охотно брался за самые сложные редакционные задания. На Западном фронте бывал у воздушных десантников, на Калининском — у летчиков. Когда развернулась битва за Кавказ, ездил в войска, сражавшиеся на грозненском направлении и под городом Орджоникидзе, где еще в тридцатых годах работал в газете «Власть труда». В сорок третьем году на Воронежском фронте, под Кантемировкой, отличился в ночном бою и командованием соединения, ведшего тот бой, был представлен к правительственной награде.
Не забыть мне участливости, доброй дружеской поддержки, оказанной Саввой Артемовичем в день аварии, происшедшей неподалеку от одного из подмосковных аэродромов, примерно в том месте, где теперь находится станция метро «Юго-Западная». Всякий раз, бывая там, я невольно припоминаю тот случай и конечно же Савву Артемовича. А произошло тогда вот что. По нелепой случайности, которая бывает, как говорят в авиации, один раз в тысячу лет, перетерся трос управления руля глубины. И связной самолет, взявший курс на Сталинград, где наши войска перешли в контрнаступление, начал падать вниз. То, что машина счастливо угодила в припорошенный снегом старый окоп, смягчивший силу удара о мерзлую землю, дало возможность нам отделаться легкими ранениями и ушибами. Прознав о случившемся, Дангулов тут же прискочил к месту происшествия. Да еще с радостной вестью: за обшлагом шинели привез только что полученную телеграмму: с Урала, из эвакуации, возвращаются мои близкие. К поезду на Казанский вокзал встречать их поехали, разумеется, вместе…
Локоть к локтю, строка к строке мы провели с Саввой Артемовичем на краснозвездовской стезе почти два фронтовых года. Вместе пережили сражения на подмосковных рубежах, Сталинградскую битву, ожесточенные бои на кавказских бастионах, другие события той огневой поры и расстались незадолго до исторической битвы на Курской дуге. И после, на дорогах Великой Отечественной, довелось не раз встречать Дангулова, но уже в новом качестве — как работника Наркоминдела, руководителя групп зарубежных журналистов в их поездках на фронты. Он бывал с иностранными корреспондентами в Ленинграде, под Корсунь-Шевченковским, в Севастополе и Одессе, под Уманью и Яссами…
В последние годы ветераны-краснозвездовцы в День Победы собираются в гостеприимном столичном Доме литераторов. На эти дружеские встречи обязательно приходит и Савва Дангулов — фронтовик, дипломат, талантливый писатель, на полевой гимнастерке которого в военное лихолетье голубели близкие моему сердцу авиационные петлицы…
Не погрешу против истины, утверждая, что одним из самых оперативных писателей, работавших в «Красной звезде» в военную пору, был прозаик и поэт Константин Симонов. Его корреспонденции публиковались со всех фронтов, он всегда находился в гуще ключевых боевых операций. Этого рослого, веселого, доброжелательного человека хорошо знали в войсках и на флоте. Мне довелось оказываться рядом с ним в дни сражения на полях Подмосковья, в ходе Сталинградской битвы, на Кубани, в других местах. А однажды, вместе с ним готовя для газеты крупный материал, наблюдал, как Константин Михайлович в беседах с участниками события сноровисто и умело собирает факты и детали, которые придавали его фронтовым корреспонденциям и очеркам предельную достоверность, делали их такими содержательными, точными.
Весною сорок второго года, как известно, в Лондоне был подписан договор между СССР и Великобританией о союзе в борьбе с гитлеровской Германией. Мировая пресса сообщала также о совещании в Вашингтоне представителей Советского государства с президентом США и подписании соглашения о принципах взаимной помощи в ведении войны против агрессора. Организационно закреплялось создание антигитлеровской коалиции. На повестку дня ставился вопрос об открытии второго фронта в Европе. Это было событием немалого военно-политического значения.
В редакции стало известно, что в Англию и на американский континент советские дипломаты летали на четырехмоторном воздушном корабле «ТБ-7». Маршрут боевого самолета пролегал над Германией, над морями, где патрулировали фашистские истребители. Словом, полет тот совсем не походил на рейсы современных воздушных лайнеров; вместо комфорта — одни опасности. И, разумеется, опубликовать развернутый материал об этом необычном дальнем путешествии было весьма заманчиво. Получив «добро» от главкома Авиацией дальнего действия Л. Е. Голованова, на аэродром бомбардировочной дивизии отправились втроем: Константин Симонов, фотокорреспондент Виктор Темин и автор этих строк.
Вот и опушка хвойного леса, где располагалась стоянка воздушных кораблей. Тот, что нам нужен — «ТБ-7» с бортовым номером 42066, прикрытый маскировочной сетью, — тяжело опираясь массивными шасси на песчаную землю, своими рубками — пилотской, штурманской и стрелков-радистов — почти касался крон высоких сосен. Симонова, впервые увидевшего эту машину, поразили ее габариты: размах крыльев — почти сорок метров, а длина фюзеляжа (он измерил ее шагами) — почти двадцать пять метров!
— Не самолет, а летающий домина, — шутливо заметил Константин Михайлович, присаживаясь на одну из разложенных подле «ТБ-7» крупнокалиберных бомб; экипаж загодя готовился к очередному боевому вылету.
Времени до него оставалось немного, а нам следовало обстоятельно потолковать с авиаторами о том необычном рейсе в Англию и Соединенные Штаты Америки. Поскольку все тринадцать членов экипажа оказались на месте, решили предоставить первое слово теминской «лейке». А потом уж состоялось более подробное знакомство со всей командой воздушного корабля, костяком которой являлись командир уроженец Сибири Э. К. Пусеп и штурманы А. П. Штепенко, полярник, родившийся в Днепропетровске, и москвич С. М. Романов. Симонов начал беседовать с командиром — летчиком опытным, выполнившим за первые месяцы войны около сорока бомбардировок военных объектов в Берлине, Данциге (ныне — Гданьск), Кенигсберге (ныне — Калининград). У меня завязался профессиональный разговор с штурманами. Мы быстро нашли общий язык, тем более что один из штурманов — Романов, бывший слесарь Мытищинского завода, всего годом позднее меня закончил Оренбургское авиаучилище, и мы, таким образом, оказались своего рода бывшими однополчанами.