Конструкторская мысль у нас не стояла на месте. Наоборот, тридцатые и сороковые годы — это расцвет технических идей, воплощающихся в практику, несмотря на ограниченные возможности. Говорю только об авиации. К началу войны мы имели замечательные боевые самолеты «МиГ-3», "ЛаГГ-3", «Як-1», не уступавшие, а по некоторым показателям даже превосходившие немецкие машины таких же типов. Другое дело, что этих самолетов было еще очень мало, их производство только налаживалось. Так что Гитлер, действительно, и с этой точки зрения выбрал самое удобное для себя время развязать войну.
Наше руководство, и Сталин в первую очередь, прекрасно понимали, что немцы в случае войны обязательно будут бомбить наши стратегические объекты, в том числе и Москву, хотя по тогдашним понятиям она находилась весьма далеко от германских аэродромов. Мы принимали меры по защите воздушных подступов к столице. Москву прикрывали части 1-го корпуса ПВО, состоящего из отдельных зенитно-артиллерийских полков, подразделений прожектористов, слухачей, наблюдателей и связистов. В общей сложности путь воздушному противнику преграждали 550 зенитных орудий среднего и 28 орудий малого калибра, ровно 100 установок счетверенных пулеметов, 580 постов ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения, связи), 318 прожекторных станций и 68 постов аэростатов воздушного заграждения. Силы вроде бы и немалые, но и пространство большое.
Значительные надежды возлагались на истребительные авиационные полки, дислоцированные в Подмосковье. Они имели 387 самолетов. Буквально за сутки до начала войны эти полки были сведены в особый 6-й истребительный авиакорпус, командовать которым был назначен полковник И. Д. Климов: при единственной нашей встрече он показался мне человеком энергичным, исполнительным, но не способным выдумать пороха. Что же, надежные исполнители тоже очень нужны.
И вот теперь, после прорыва вражеского разведчика, возникли вполне закономерные сомнения: а надежна ли система противовоздушной обороны столицы? Прежде чем принять решение, Сталину требовались данные. Как можно больше и из различных источников. Чтобы учесть все и не ошибиться. Напомню, что я был отправлен в зенитно-артиллерийский полк майора Кикнадзе. А поскольку этот полк занимал примечательное место не только в Московской зоне ПВО, но и во всей Красной Армии, то и рассказать о нем следует подробней, начиная издалека.
Через несколько дней после победы Октябрьской революции на Путиловском заводе было срочно завершено оборудование нового бронепоезда, предназначенного не только для борьбы с сухопутными войсками, но и с авиацией противника. На площадках — восемь орудий. Стволы четырнадцати пулеметов выглядывали из амбразур. И название громкое: "Стальной противосамолетный бронепоезд", или "Стальной дивизион". Основой команды бронепоезда стали путиловцы. В состав этого дивизиона входила и 2-я батарея, которая вскоре отделилась от этой воинской части.
Бронепоезд принимал участие в боях с полками генерала Краснова под Гатчиной, отличился под Псковом, где преградил путь кайзеровским войскам, двигавшимся на Петроград. А в начале ноября 1918 года 2-я железнодорожная противосамолетная батарея была отправлена на бронированных платформах на Северный фронт, и с этого дня началось ее самостоятельное существование. Отвоевавши на нескольких фронтах, летом 1920 года 2-я батарея прибыла в Баку. Это был период, когда началось освобождение Закавказья от националистов и интервентов. В феврале 1921 года в Грузии разгорелось восстание против национал-меньшевистского правительства и его английских покровителей. Сталин тогда очень внимательно следил за развитием событий. На помощь грузинам пришла Красная Армия. 2-я противосамолетная батарея была среди тех воинских подразделений, которые первыми вступили в Тбилиси. А затем и в Батуми. На необыкновенное воинское подразделение Иосиф Виссарионович просто не мог не обратить внимания. Путиловцы среди освободителей Грузии! Это ли не образец пролетарского интернационализма?!
По указанию Сталина 2-я батарея была привлечена к подавлению контрреволюционного мятежа, вспыхнувшего в Западной Грузии. А для этой операции использовались лишь самые надежные подразделения, в которых, кстати, было много кавказцев.
В 1925 году противосамолетная батарея была вновь передислоцирована в Баку для охраны нефтяных промыслов. Еще через шесть лет она была переформирована в 193-й зенитно-артиллерийский полк. Время от времени Иосиф Виссарионович интересовался судьбой этой воинской части, и естественно, что туда направляли служить хороших командиров, отличных выпускников военных училищ.
Вспомнил Сталин о зенитчиках и летом 1939 года, когда в его кабинете зашла речь об усилении Московской зоны ПВО, о формировании новых частей. Время было тревожное. В Монголии наши войска сражались с японцами. Из Западной Европы столь густо тянуло гарью и дымом, что впору было закрыть все окна и форточки. И уж во всяком случае позаботиться о защите нашей столицы.
Иосиф Виссарионович был в спокойном, хорошем состоянии. Прохаживаясь вдоль длинного стола, сказал: "Зачем нам новички под Москвой, на ответственных позициях? Разве у нас нет закаленных частей с боевыми традициями, с революционными традициями? Недавно товарищ Лукашов рассказывал мне о боевых стрельбах 193-го полка. Все батареи поразили цель. Стопроцентный успех. Почему нам не взять такой хороший полк под Москву, а вместо него сформировать для защиты бакинских нефтепромыслов два или даже три новых полка? Пусть учатся".
"Одна батарея полка находится сейчас на Халхин-Голе и показала там высокое боевое мастерство, — подкрепил я слова Сталина. — Она сбила несколько японских самолетов, точно вела огонь по наземным целям, в том числе и по танкам". "Вот видите, товарищи, — развел руками Иосиф Виссарионович, обращаясь к присутствовавшим. — Мы должны ценить таких замечательных воинов".
Слова Сталина, конечно, оказались решающими. Без промедления был подписан приказ о передислокации 193-го зенитно-артиллерийского полка в Подмосковье. А следил и отвечал за это не кто-нибудь, а сам Маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный. Вместе с ним я побывал в летних лагерях, где временно разместились прибывшие зенитчики. Полк действительно производил очень хорошее впечатление. На новом месте отлично выполнил проверочные стрельбы. Только техника была устаревшая, особенно автомашины. Об этом же докладывал и командир полка Михаил Геронтьевич Кикнадзе — я тогда впервые познакомился с ним. Впечатление? Артиллерист умелый, образованный, с быстрой реакцией. Командир требовательный, добросовестный, но горяч, вспыльчив, самолюбив. Инициативен, ответственности не боится. В общем, на месте был человек. И у Семена Михайловича сложилось примерно такое же мнение.
Повышенное внимание Буденного к полку не ослабевало. Дня через два после нашей поездки он позвонил мне: "Есть предложение выдвинуть 193-й полк в юго-западный сектор Московской зоны, прикрыть особое направление". Поняв обходный маневр маршала, я ответил довольно расплывчато: "Семен Михайлович, уровень подготовки полка вам известен". Тогда он рубанул напрямую: "Полк надежный. Но надо ли докладывать товарищу Сталину?" — "Думаю, нет, у него достаточно других забот. Хотя со временем он, конечно, узнает". "Желательно, чтобы от вас", — польстил мне Семен Михайлович. "Наши взгляды на этот полк совпадают, — успокоил его я. — Но обязательно должен знать товарищ Берия". "С ним уже согласовано", — ответил довольным тоном Семен Михайлович… Осторожным он стал. Обезопасил себя со всех сторон.
Суть вот в чем. Сектор, отводившийся 193-му полку, считался наиболее ответственным в кольце зенитной артиллерии, которое опоясывало столицу. Здесь протекала Москва-река, пролегали железные и шоссейные дороги, бегущие с запада к столице. А реки и дороги, напоминаю, служили ориентирами для летчиков. Но была и еще одна причина, о которой не говорилось вслух, но перед которой меркло остальное. Сектор прикрывал не только подступы к столице, но и тот район, где находились дачи наших верховных правителей, где постоянно жили их родные и близкие. Возле Успенского — большая дача Молотова, затем Дальняя дача Сталина, о которой упоминалось много раз. Потом, за Медвенкой, кирпичный замок Микояна на "малом Кавказе". Ближе к реке — роскошные апартаменты Берии. Всего не перечислишь. Да и я обретался там же: в сосновом бору чуть ближе к Москве. А своя рубаха всегда ближе к телу.