…Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии.

Что выиграла и что проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР? Она добилась этим некоторого выигрышного положения для своих войск в течение короткого срока, но она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира, как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, что этот непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьезным и длительным фактором…

…В силу навязанной нам войны наша страна вступила в смертельную схватку со своим злейшим и коварным врагом — германским фашизмом. Наши войска героически сражаются с врагом, вооруженным до зубов танками и авиацией. Красная Армия и Красный Флот, преодолевая многочисленные трудности, самоотверженно бьются за каждую пядь советской земли. В бой вступают главные силы Красной Армии, вооруженные тысячами танков и самолетов (я был против этой фразы, но Сталин сказал, что она укрепит веру людей в успех, и оставил ее. — Н. Л.). Храбрость воинов Красной Армии беспримерна. Наш отпор врагу крепнет и растет. Вместе с Красной Армией на защиту Родины подымается весь народ.

Что требуется для того, чтобы ликвидировать опасность, нависшую над нашей Родиной, и какие меры нужно принять для того, чтобы разгромить врага?

Прежде всего необходимо, чтобы наши люди, советские люди поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства, вполне понятных в довоенное время, но пагубных в настоящее время, когда война коренным образом изменила положение. Враг жесток и неумолим".

Иосиф Виссарионович, на мой взгляд, смог уяснить и сформулировать главное в быстросменной текучке событий.

Да, требовалось как можно быстрее сломать инерцию мирного времени, в том числе и неоправдавшуюся надежду на то, что будем бить агрессора на его территории. Понять страшную реальность — это было тогда очень важно.

"…Войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной. Она является не только войной между двумя армиями. Она является вместе с тем великой войной всего советского народа против немецко-фашистских войск. Целью этой всенародной Отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма. В этой освободительной войне мы не будем одинокими. В этой великой войне мы будем иметь верных союзников в лице народов Европы и Америки…"

Вот так: подавляющее большинство политиков способны только регистрировать события, некоторые из них — анализировать свершившиеся факты. А Сталин принадлежал к числу тех немногих, которые брали на себя смелость заглядывать в будущее. И не всегда ошибался, хотя любые прогнозы трудны.

Надо, конечно, учитывать, что, готовясь к выступлению перед народом, Иосиф Виссарионович не обрел еще той уверенности, того спокойствия, какими обладал перед войной. Не знал, каким образом будет встречено заявление о постигшем страну бедствии, равносильное признанию своих личных ошибок. Не обернутся ли откровенные слова против него самого, не возложат ли люди на него всю вину за провал, за столь неожиданный и трагический поворот событий?!

Это состояние Иосифа Виссарионовича проявилось сразу, едва он 3 июля начал говорить в микрофон. Глухой, негромкий голос звучал с такой тревогой и такой болью, так проникновенно, как не звучал никогда раньше и никогда потом. Особенно доверительно произнес он первые слова: "Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!" Он даже задохнулся от волнения!

Вырвавшись из глубины души, слова эти никого не оставили равнодушными. Дрогнули миллионы сердец, слезы затуманили миллионы глаз. Поняли люди, что Сталину тяжело и трудно, как всем: может, даже тяжелей и трудней на его высоком посту. Осознали: забыв прошлые обиды и неурядицы, надо всем вместе, единым строем идти против врага! Те, кто был равнодушен к Сталину, и даже те, кто ненавидел Сталина, пострадав от него, готовы были теперь встать по его призыву на защиту Отечества.

Люди, слышавшие сталинское выступление, запомнили его на всю войну, на всю жизнь. Не знаю, что в речи было важней: откровенные факты, суровая сдержанность, чувство семьи единой, оказавшейся вдруг в опасности… Вероятно, все вместе. Знаю только: чтобы выступить так, необходимо иметь большие способности и необходим был высокий душевный подъем, передавшийся миллионам слушателей.

7

На следующий день после выступления по радио Председатель Государственного Комитета Обороны Сталин подписал решение о формировании дивизии народного ополчения. Мне довелось участвовать в подготовке этого решения, запомнились некоторые подробности. Было, образно говоря, два истока, которые потом слились в одну реку, в одно движение, получившее официальный статус. Еще 24 июня Совет Народных Комиссаров постановил создать военизированные добровольческие подразделения — истребительные батальоны. Руководство этими формированиями осуществлял специальный штаб, образованный при НКВД. Личный состав батальонов — главным образом партийные и советские активисты, физически крепкие, но не подлежавшие по тем или иным причинам призыву в Красную Армию.

Цель истребительных батальонов — охрана предприятий, учреждений, других важных объектов, а также борьба с вражескими парашютистами и диверсантами, особенно в прифронтовой полосе. Численность батальона — от ста до двухсот человек. Эти подразделения принесли определенную пользу. Некоторые из них участвовали в оборонительных боях, другие влились в отступавшие воинские части, третьи послужили базой для создания партизанских отрядов. Польза, повторяю, была, но армейское командование и Генштаб не обращали на них особого внимания, ведь «истребители» числились по линии Наркомата внутренних дел.

В первые же дни войны, как известно, резко осложнилось положение Ленинграда. Враг наступал со стороны Прибалтики, туда были брошены все силы. Но в войну, увы, включилась Финляндия, ее Юго-восточная армия завязала бои на Карельском перешейке, а Карельская армия двинулась на Петрозаводск. Было ясно, что наши войска не смогут остановить противника на всех направлениях. Но что же делать? Военный совет Северного фронта и Ленинградский горком ВКП(б) срочно начали создавать добровольческую армию, наметив довести ее численность до двухсот тысяч человек. Там и возродилось, и прозвучало вновь полузабытое название — народное ополчение.

Я узнал об инициативе ленинградцев, когда возвратился с Западного фронта в Москву. Это перекликалось с замыслом Шапошникова и моим: создавать оборонительные рубежи на подступах к крупнейшим городам. Обязательно — на подступах к столице, чтобы обезопасить ее от всяких неожиданностей. Это было тем более важно, что в конце июня все кадровые полевые войска Московского военного округа ушли на фронт. А вновь создаваемые части были еще неукомплектованы, необучены… Обсудив с Шапошниковым некоторые подробности, я без промедления позвонил Сталину.

— Иосиф Виссарионович, вы, конечно, знаете, какую роль в трудные моменты русской истории играло народное ополчение.

— Знаю. Сам был когда-то ратником-ополченцем.

— В Ленинграде ополчение уже создают. И в Москве есть такие возможности…

— Сколько дивизий мы можем вооружить здесь?

— Не менее десяти.

— Спасибо, Николай Алексеевич, это очень своевременное и полезное предложение. Готовьте решение, а мы рассмотрим его.

Идея заключалась в том, чтобы собрать как можно больше людей, не подлежащих мобилизации, формально непригодных к строевой службе, и как можно быстрее обучить, подготовить их к боям. Иметь хоть какую-то реальную силу для непосредственного прикрытия Москвы. Подсчитали: в течение месяца можно сформировать и вооружить двенадцать дивизий народного ополчения по десять тысяч человек в каждой. Винтовками, гранатами и даже ручными пулеметами снабдить сможем. А вот со станковыми пулеметами, с орудиями разных калибров положение было хуже.