— Моего наводчика убили, он умер, не приходя в сознание. Мне по ноге садануло. Еле дополз. Кровь хлещет из раны. Рубашку на бинты изодрал, руки замерзли, пока перевязывал ногу.

Давно съедены все продукты. Мало осталось гранат, патронов и всего четыре снаряда.

Сержанты крепились. Соколову было особенно тяжело. Рана загноилась. Поднялась температура. Первые дни он помогал отбиваться, а вот уже четвертый день в забытьи. Очнется, откроет глаза и подолгу молчит…

— Эй, русс! Сдавайся! — каждый день кричат немцы. — Дадим хлеб и горячий кофе.

— Виктор! Подошли наши? — очнулся Алексей. — Я слышал стрельбу.

— Да, да, была канонада. Наверно, бригада подходит, — и Чернышенко опустил глаза вниз.

Вражеский снаряд угодил в борт танка, и осколок брони ранил Соколова в руку. Стиснув зубы, Виктор еле перевязал его, пальцы совсем окоченели, а немец садит снаряд за снарядом. Встал к орудию. Голова кружится, тошнит. Разыскал немецкую пушку и со второго снаряда заставил ее умолкнуть.

Прошли одиннадцатые и двенадцатые сутки осады. Виктор забыл, какое сегодня число. Почему-то вспоминались забавные картины далекого детства, родная Донецкая область, село Александровна… Алексей изредка стонет.

Немцы опять бьют из орудия по башне танка, но башня действует по-прежнему. Предпоследним снарядом младший сержант подбил вражеское орудие и опустился на сидение.

— Алексей!

Соколов молчал. С трудом дотянулся, нащупал пульс. Жив! И вдруг Чернышенко отчетливо услышал канонаду. Артогонь все слышнее и ближе. Чернышенко встал. Обмороженные ноги подкашивались. Посмотрев в триплекс, увидел падающий пушистый снег. Шел первый день 1944 года, но он не знал об этом.

— Алеша! Алеша! Наши! — ему хочется кричать, но не хватает сил. Неужели не слышит Соколов. И Виктор стал тормошить его.

— Стреляй! — проговорил Соколов, не открывая глаз…

— Последний снаряд, Алеша, запомни.

Грохнул выстрел по Жуково, и в танке наступила тишина.

…Когда у застрявшего на болоте танка появились первые пехотинцы, они увидели вмятины, царапины и пробоины на броне и кучи желтых гильз на снегу.

Бойцы вытащили из танка обоих сержантов, потерявших сознание.

— Вот какие люди сражались здесь! — изумился русоволосый ефрейтор, снимая шапку.

Спасти жизнь Алексея Соколова врачи не смогли, он умер в медсанбате. Чернышенко отправили в Свердловск. Майор медицинской службы Фундылер сделал ему операцию на обеих ступнях, не допустив ампутации ног.

За доблесть и отвагу при исполнении воинского долга Правительство присвоило звания Героев Советского Союза Виктору Чернышенко и посмертно: Алексею Соколову.

Инвалидность не помешала бывшему воину работать и учиться. Виктор заочно окончил юридический институт. С тех пор все послевоенные годы Чернышенко работает в Челябинском областном суде, а с 1964 года — председателем народного суда Центрального района.

Однажды, отвечая однополчанам, Виктор Семенович писал:

РАЗВЕДЧИК БОРИСОВ

Везде пройдут разведчики. Они прокладывают тропы к переднему краю, бесстрашно ползут через минные поля, забираются во вражеские траншеи, ищут и ловят «языка», рискуя свой жизнью.

Так и сегодня. Схватив автомат, на ходу закинув его на плечо дулом вниз, молча выходили бойцы из землянки, как всегда собранные, готовые к самой тяжелой работе. Надо пробраться к немецким окопам. Перед разведчиками минное поле. Уже обезврежены первые мины. Немцы караулят всю ночь, освещают ракетами поле.

«Сегодня ракеты падают чуточку правее, и это хорошо, — думает Георгий Борисов, подползая под нижнюю проволоку. — Эти дьявольские ракеты хуже мин. Немцы нащупают ракетами подозрительный бугорок на местности и такой тарарам подымают, будто их тащат в преисподнюю».

И вдруг небо над группой захвата раскололось, запрыгало, одна за другой пущенные ракеты осветили разведчиков, и только проволока заграждения помогла пролежать несколько секунд незамеченными. Разведчики замерли, распластанные на изрытой земле.

Свинцовый ливень все гуще. Пули цокают, противно визжат над головой. О внезапности нападения и «языке» нечего и думать.

…Усталые и злые возвратились разведчики в землянку. Молча опустился Георгий Борисов на глинистый пол, покрытый измочаленной соломой. Сунул под голову вещевой мешок и автомат… Десятки бессонных ночей не принесли удачи… Почему?

— Не спите? — спросил Борисов ворочающегося с боку на бок командира взвода Гончарова. — Капитан, наверно, опять ругал?

— Нас не ругать, а бить надо, — зло ответил лейтенант.

— Растяпы мы, а не разведчики. На своей земле и стены помогают, а у нас все не как у людей, — печально проговорил старший сержант Гришин, командир второго отделения.

— Да, «языка» брать не так надо… — заметил Борисов. — У нас, на Южном Урале, охотники ловят лис днем, а не ночью. А лиса похитрее фрица.

Разведчики загалдели. Гончаров не вытерпел, приказал спать.

Через сутки, в ясный солнечный день, две группы захвата по четыре человека в каждой ползли к оврагу. Отдышавшись на дне оврага, разведчики незаметно, а главное, неожиданно для немцев подобрались к минному полю, и уже Борисов насчитал сорок выброшенных и обезвреженных мин. Все шло гладко. Пригретые солнышком, гитлеровцы дремали у пулеметов после тревожной ночи, не ожидая русских.

Правой группой командовал Гришин. Она продвигалась прямо на пулемет. Левая группа во главе с Гончаровым ползла левее и тоже к пулемету. Как схватил Гришин клевавшего носом пулеметчика, Борисов не видел, потому что в это же время с противотанковой миной в руке лейтенант Гончаров подскочил к блиндажу и закричал:

— Эй, вы! Вылазьте, пока целы!

Из блиндажа вышел побледневший немец с плащом на руке.

Удача прибавила сил. Обоих пленных очень быстро доставили в штаб дивизии. Лейтенант ликовал. Бойцы, мокрые от бега с порядочной ношей, улыбались, шутили.

«Языки» пригодились. Сведения о подготовке немецкого наступления подтверждались.

Однажды под Новоград-Волынском в апреле 1944 года помкомвзводу Борисову, чью грудь украшал орден Славы III степени, полученный за привод «языка» на Курской дуге, удалось захватить здоровущего немца. Еле притащили его в штаб.

Немецкие части отступали, но «язык» был нужен как воздух.

То и дело натыкаясь на трупы, разведчики шли по траншее, полукругом охватывающей деревню. Немцев не видно, и Борисов беспокойно поглядывает по сторонам. Вдруг из лесочка показался человек. Георгий насторожился. Предутренний рассвет не позволял определить, кто это, немец или русский. Борисов выскочил из траншеи, схватил человека и в тот же миг вместе с ним спрыгнул назад. Это был гитлеровец. Его обыскали. Георгий взял записную книжку в кожаном переплете. Мелким почерком исписаны страницы, и цифры, и цифры. Сунул ее в карман шинели.

На допросе пленный ничего не сказал. Одетый в солдатскую форму, изрядно заросший рыжеватой щетиной, немец ответил, что он рядовой солдат, только вчера прибывший в часть.

Георгий пристально вглядывался в своего «крестника», внимательно слушал переводимые ответы.

Пленного решили отправить в тыл. Тогда Борисов вытащил записную книжку и подал переводчику. Пленный сразу опустил глаза. Прочитав несколько листочков, переводчик спросил:

— Ваша? Зачем солдату такие сведения? Количество рядовых, капралов, унтер-офицеров, офицеров? Номер дивизии?

— Я ничего не записывал, это не моя книжка, — попробовал он солгать.

Командир дивизии подполковник Орлов, слушая показания, понял, что перед ним переодетый офицер.