Послышался скрип гравия. Это пришел Лесли. Он снял шляпу перед ней, думая, что сестра смотрит на него. Его великолепное телосложение, гибкость прежде всего напоминали о животной силе; ладная, ловкая фигура впечатляла, приятно было наблюдать, как он двигается.

Зато лицо не такое симпатичное. Он не был красив. Брови слишком светлые, нос велик и уродлив. Лоб, высокий, красивый, почему-то не выглядел благородным. Тем не менее его лицо излучало искренность и добродушие, а смех был на редкость заразителен.

Он удивился, почему она неподвижна. Но, подойдя ближе, понял. Тихо, на носочках, он пересек комнату и приблизился к ней. Милое, беззаботное, девчоночье выражение ее лица тронуло его отзывчивое сердце. Он наклонился и поцеловал ее в щечку, которую уже целовало солнышко.

Она наполовину пробудилась от сна с легким вздохом «Ох!», как разбуженное дитя. Он сел рядом и нежно притянул ее головку к себе, растроганно глядя на нее с ласковой улыбкой. Я подумал, сейчас она опять уснет. Но ее веки задрожали, глаза открылись.

— Лесли!.. Ой!.. Пусти! — воскликнула она, отталкивая его. Он отпустил ее и встал, глядя на девушку с откровенной симпатией. Она поправила платьице и быстро направилась к зеркалу, чтобы привести в порядок прическу.

— Это нечестно! — воскликнула она, вся вспыхнув, раздраженная и взлохмаченная.

Он засмеялся и сказал примирительным тоном:

— Тебе не следовало спать и выглядеть такой миленькой. Что я мог поделать с собой?

— Это некрасиво! — сказала она, дрожа от гнева.

— А зачем нам вести себя «красиво»? Думаю, нужно гордиться тем, что мы чужды условностям. Почему я не должен поцеловать тебя?

— Потому что это касается меня тоже, а не только тебя.

— Дорогая моя…

— Мама идет.

Мама просто обожала Лесли.

— Ну, сэр, — сказала она. — Почему вы хмуритесь?

Он рассмеялся.

— Летти бранит меня за то, что я поцеловал ее, когда она играла роль спящей красавицы.

— Какая самонадеянность, тщеславный мальчик решил сыграть принца! — сказала мама.

— Но, к глубокому сожалению, я не справился с этой ролью, — заметил он печально.

Летти рассмеялась и простила его.

— Ну, — сказал он, глядя на нее с улыбкой. — Я зашел, чтобы пригласить тебя на прогулку.

— Действительно, прекрасный день, — поддержала его мама.

— Но мне ужасно неохота.

— Ничего, — ответил он. — Ты взбодришься. Иди, надень шляпку.

В его словах прозвучало нетерпение. Она взглянула на него. Его улыбка казалась странной. Она опустила взор и вышла из комнаты.

— Она пойдет со мной. Все отлично, — сказал он себе и мне. — Просто ей нравится дразнить.

Должно быть, она услышала его слова. Когда Летти вошла, натягивая перчатки, она мягко сказала:

— Пойдем с нами, Пэт.

Он резко повернулся и посмотрел на нее с гневным изумлением.

— Я предпочел бы остаться и закончить рисунок, — сказал я, чувствуя себя неудобно.

— Не надо. Лучше пойдем с нами. — Она взяла кисточку из моих рук и потянула меня из кресла.

Кровь прихлынула к щекам Лесли. Он направился в прихожую и принес мою кепку.

— Хорошо! — сказал он сердито. — Женщины любят строить из себя наполеонов.

— Да, дорогой Железный Герцог[5], да, — продолжала она насмешничать.

— По крайней мере, в каждой истории свой Ватерлоо, — сказал он, поскольку она сама подсказала ему эту мысль.

— Сказали бы лучше «Питерлоо», мой генерал! Давайте произнесите «Питерлоо».

— Ага, Питерлоо, — откликнулся он, красиво изогнув губы. — Легкие завоевания!

— Ну, конечно, он пришел, он увидел, он победил[6], — процитировала Летти.

— Так ты идешь? — спросил он, начиная все больше сердиться.

— Раз вы приглашаете, — ответила она, взяв меня под руку.

Мы шли рощей, потом брели взъерошенной опушкой вдоль шоссе, миновали какое-то подобие парка с косматой, растущей повсюду свободно травой, двинулись по желтым холмам, покрытым дроком и ежевикой, а также редкими колючими деревьями и странными шотландскими елями, напоминающими каких-то чудаков.

Листья падали на шоссе и весело шуршали под ногами. Вода была вязкой и голубой, а пшеница сонной и вялой в копнах.

Мы взобрались на холм позади Хайклоуза и пошли по нему, вглядываясь вдаль, в сторону засушливого Дербишира, и не видя его, потому что стояла все-таки осень. Мы подошли к краю холма, откуда хорошо были видны Селсби и уродливая деревушка, проступавшая белым голым пятном на склоне.

Летти была в прекрасном настроении. Все время смеялась и шутила, то и дело срывала гроздья ягод и прикалывала их к платью. Занозив пальчик веткой куманики, она обратилась за помощью к Лесли, чтобы тот вытащил занозу.

Нам было весело, когда мы свернули с шоссе и направились по тропе. Справа — роща, впереди — высокие холмы Стрели. Поля же и прочие угодья — по левую сторону. Пройдя половину пути, мы услышали, как отбивали косу о точильный камень. Летти подошла к изгороди, чтобы посмотреть. Это Джордж работал в овсах на склоне холма, где нельзя было воспользоваться машиной. Его папаша сноровисто вязал снопы.

Мистер Сакстон увидел нас и, выпрямив спину, пригласил помочь. Мы перелезли через пролом в изгороди и торопливо зашагали к нему.

— А теперь, — велел он мне, — снимай-ка пиджак. — И обратился к Летти: — Ты не принесла нам выпить? Нет… Ну, это нехорошо! Гуляете, как полагаю? Видите, все созрело. — И, состроив гримасу, он наклонился, чтобы дальше вязать скошенные злаки в снопы. Славный человек. Такой дородный, румяный, полный жизни.

— Покажите мне, как это делается, я тоже хочу попробовать, — заявила Летти.

— Не-а, — сказал он нежно, — это может повредить твои ручки и испортить осанку. Посмотри на мои руки, — он потер ладонями друг о дружку. — Как наждак!

Джордж работал спиной к нам и не заметил гостей. Он продолжал косить. Лесли смотрел на него.

— Какая сноровка! — воскликнул он.

— Да, — ответил отец. Его лицо от усталости стало красным. — Наш Джордж получает удовольствие от такой работы. Вы тоже себя прекрасно почувствуете, когда преодолеете первые трудности.

Мы подошли к еще не скошенной полосе. Солнце уже достаточно нагрело воздух, и Джордж сбросил шляпу. Его черные волосы были мокрыми, все в смешных завитушках. Стоя твердо на ногах, он ловко взмахивал косой. На боку, у пояса его брюк был привязан точильный камень. Мышцы на спине играли совсем как блики солнца на белом песчаном дне ручья. Было что-то завораживающее в плавных, равномерных движениях его тела.

Я заговорил с ним, и он обернулся, посмотрел на Летти, вспыхнув, улыбнулся. Он был очень красив в этот момент. Попытался сказать какие-то слова приветствия, потом наклонился и, собрав колосья в большую охапку, стал вязать сноп.

Летти тоже не нашлась, что сказать. Лесли, однако, не преминул заметить:

— Такая работа — прекрасное физическое упражнение.

— О да, — откликнулся тот, продолжая свое занятие, в то время как Лесли уже подобрал с земли косу. — Правда, от такой работы тело становится потным, а руки покрываются волдырями.

Лесли слегка встряхнул головой, сбросил пиджак и сказал коротко:

— Как вы это делаете? — И, не дожидаясь ответа, начал сам косить. Джордж ничего не сказал и повернулся к Летти.

— Ты выглядишь весьма живописно, — сказала она несколько смущенно. — Вполне в духе картины «Идиллия».

— А ты? — спросил он.

Она пожала плечами, засмеялась и наклонилась, чтобы сорвать полевой цветок.

— Как вяжут снопы? — спросила она.

Он взял несколько длинных колосьев и показал ей, как это делается. Не сосредоточиваясь на этих приемах, она смотрела на его ладони, большие, твердые, с красными полосами, натертыми косой.

— Не думаю, что сумею так же, — сказала она.

— Нет, конечно, — мягко откликнулся он и посмотрел на то, как работал Лесли. Тот косил в принципе правильно, но все же в его работе не было музыки, как в движениях Джорджа.