Изменить стиль страницы

«Это было правдой. Но все-таки Энтони много взял на себя», — подумала Элинор и пожелала, чтобы он сменил свой снисходительный тон старого друга, потому что на самом деле он никогда им не был.

Коллега, пользующийся привилегиями, — да, но не более того, по крайней мере, говоря о Джулии.

Элинор вспомнила снова о ее зависимости от Тони. Она должна быть безупречной, трогательной и носить облегающую одежду.

«Усиль обстрел, Элинор», — велела она себе и тайком улыбнулась.

Тони с удовлетворением встряхнулся, взглянул на ручные часы и сказал:

— Как бы то ни было, я приглашаю вас обоих перекусить.

Элинор ответила, не успев подумать:

— Мы уже позавтракали дома.

Тони был ошарашен:

— Господи, дорогая, и у вас хватило сил готовить еду?

Бентон Бонфорд ответил мягко:

— Нет. Это сделал я.

Теперь уже Бентон улыбался ей, стараясь подчеркнуть некую близость, как бы возникшую между ними.

Черт возьми их обоих! Они стоят друг друга, а ей остается наблюдать, как они друг друга съедят!

— У меня еще остались дела, — сказала она. — Вы можете идти перекусить по второму разу. А через час возвращайтесь, и мы поедем к Мэтту Логану.

К ее изумлению, они ушли вместе, что Элинор очень насторожило.

Держа чашку с горячим кофе загорелыми руками с длинными пальцами, Энтони Мондейн сделал осторожный глоток и взглянул прямо на Бентона Бонфорда, сидящего напротив.

— Продайте мне магазин, Бонфорд. Я дам хорошую цену. Наличными.

Бентон, который не имел ничего против того, чтобы второй раз перекусить, попробовал жареную картошку, которая, что характерно для ресторанной еды, внутри была сырой и похожей на рассыпающийся картон, отодвинул и взамен взял яйцо. Он едва взглянул на собеседника:

— А почему вам? Почему не кому-нибудь другому?

— Потому что я присмотрю за Элинор. А кто-то другой не сделает этого.

— Ах так? Хорошо. Но я никогда не думал, что вы филантроп, Мондейн. Передайте соль.

Тони передал. И пожал плечами:

— Можете думать, что хотите. Предложение остается в силе.

Бентон аккуратно положил на мягкий тост два квадратика желе, разминая его по всем четырем углам. У стойки высокий и худой водитель грузовика кинул свою ковбойскую шляпу с загнутыми полями на подставку для салфеток и раскатисто крикнул:

— Привет, Шерли! Привет, Билл! Доброе утро, Мелисса! Эй, там, в кухне, Хелен, все повторить и не забудь молоко в кофе!

Бентон ответил тихо, и из-за шума Тони пришлось наклониться поближе:

— И как вы будете присматривать за Элинор?

— Я гарантирую, что она будет вести дела в магазине. Господь свидетель, я этим заниматься лично не желаю. Но ведь совершенно ясно, что, если управлять магазином будет кто-нибудь другой, это разобьет ее сердце. Ведь магазин — это вся ее жизнь.

Бентон согласился и, доедая свой тост, спросил:

— А что почувствует Элинор, если вы купите магазин?

— Это ее оскорбит сперва.

— А потом?

— Потом смирится. Она не глупа.

Бентону хотелось бы узнать, какие последствия повлечет за собой «смирение» для Элинор, и тут он решил, что его осенила отличная идея:

— А почему бы нам не спросить ее?

Мондейн сжал челюсти:

— Проклятье, Бонфорд, не будем мы спрашивать ее! Я не могу вечно болтаться в этом городишке, да и вы уж точно не хотите здесь задерживаться. А Элинор не знает, чего она хочет, вы уже сегодня убедились в этом. — Он понизил голос и заговорил рассудительно: — Продайте мне. Сегодня же. Или завтра. Вы поедете домой с набитыми деньгами карманами. А я скажу Элинор, что ее жизнь продолжается, как и прежде.

Бентон открыл упаковку желе и съел ее при помощи ложки. Затем он взглянул на Энтони Мондейна и спокойно сказал:

— Чушь.

Это было равносильно объявлению войны.

Глава 11

Когда мужчины вернулись, Элинор поняла, что их антипатия друг к другу была настолько сильной, что они и не пытались ее скрывать.

Сама же она чувствовала себя червяком перед клювами двух малиновок. И, как известно, в такой ситуации червяка поздравить не с чем.

«Джулия, — мрачно подумала она, — если бы я так сильно тебя не любила, я возненавидела бы тебя за то, что по твоей вине попала в эту ситуацию».

Ей и так выдалось напряженное и беспокойное утро, которое можно было сравнить с танцами на краю пропасти. Один из помощников, работающий неполный день, упаковывая вещицы из стекла после семинара, разбил крышку от конфетницы, а эта крышка стоила больше, чем сама конфетница, поскольку могла еще служить крышкой для сахарницы. А после того как троица молодых людей села в свой «крайслер» и укатила домой, Бен обнаружил новую трещинку в дорогой фарфоровой японской вазе. Да еще пришел Марвин Коулс, который последние полчаса ходил за ней по пятам.

Увидев Бентона Бонфорда, он протянул ему навстречу пухлую руку:

— Здравствуйте, сэр, как дела? Примите соболезнования насчет вашей тетушки, она отличная была женщина. Мы все будем скучать по ней, не только эта маленькая леди. Я — Марвин Коулс, мой магазин на северной стороне площади.

Бентон очень быстро пожал его руку, заметив напряженность во взгляде Элинор. Почему-то этот краснолицый весельчак с лоснящимся лицом ему был неприятен.

Коулс привык повсюду получать отпор и даже глазом не моргнул. Он спокойно изрек:

— Я хотел бы знать, могу ли я поговорить с вами наедине. У меня к вам небольшое предложение.

«О, Господи, — подумала Элинор, — он сейчас станет предлагать, чтобы Бентон продал ему магазин. Пожалуйста, не ему. Кому угодно, только не ему».

Она отвернулась от Бентона, и он не мог видеть ее лица.

Бентон сказал:

— Побеседуем здесь.

Коулс немного смутился. Затем пожал плечами:

— О’кей. Отлично. Я могу сказать это прямо здесь. Я хочу купить у вас магазин. Все, что в нем. Фургон. Дом тоже, если хотите. Я дам вам отличную цену, а маленькая леди может остаться здесь.

«О конечно, — подумала Элинор. — Так оно, конечно, и будет, по крайней мере до тех пор, пока Бентон Бонфорд не отправится туда, откуда приехал, и ты не извлечешь максимальную выгоду из всего, включая мои знания. Именно этого ты всегда и добивался».

Элинор бесцельно перелистывала страницы в ежедневнике Джулии, ничего не видя и только желая сдержать набегавшие слезы и ничего не слышать. Вдруг на ее руки легла загорелая ладонь, словно защищая. Тони подмигнул ей. У Элинор возникло чувство досады. Ей была невыносима мысль о покупке магазина Тони или Марвином. Что же ей делать? Как ей следует поступать?

Элинор не желала кому-либо принадлежать, словно послушная домашняя кошечка. Она сидела в старом потрепанном кресле возле письменного стола Джулии, освещенная бледными лучами солнца, проникавшими через высокие пыльные узкие окна, смотрела на Томасина, развалившегося на подоконнике с нелепой розовой ниткой, которая свисала с его порванного уха, и вдыхала запах опилок, лака, считая нелепым все, что предлагали ей присутствующие здесь мужчины. Ей хотелось поскорее уйти.

Но этого делать нельзя. «Так что прояви мудрость, Элинор. Плати проценты. Все-таки Тони лучше, чем Марвин».

Она заставила себя пошевелить рукой и ответить на рукопожатие. Бентон Бонфорд уловил ее движение, и если бы Элинор в этот момент посмотрела в его сторону, то увидела бы, что его челюсти сжались. Бентон, обращаясь к Марвину Коулсу, сухо произнес:

— Подайте свое предложение в письменной форме. Тогда мы посмотрим, мистер Коулс.

— Вполне достаточно. Я так и сделаю. Элли, моя дорогая, — и он с улыбкой обернулся к Элинор, — не найдется ли у вас лишних больших глиняных горшков? Одна покупательница предлагает мне бананы за них.

Внезапно Элинор поняла, что сказал Бентон Бонфорд: «Подайте это в письменной форме. Тогда посмотрим». Неужели этот идиот сразу не понял, что за тип Марвин Коулс?

Несмотря на все усилия, ей не удалось улыбнуться в ответ Марвину. Она произнесла рассеянно: