Судя по серьезному взгляду Фрида, он вовсе не шутил.

Точно зачарованный, Лоуренс согнулся перед этой волей и принял кинжал.

И, глядя на клинок, более длинный и толстый, чем у повседневных орудий, он сглотнул.

Неужели именно этого хочет Фрид? Неужели он в буквальном смысле просил, чтобы Лоуренс отправил его в вечное странствие?

Его сюзерена больше не было; он был не нужен даже разбойникам; когда привилегии перестанут действовать, монастырь не будет больше присылать необходимые вещи и припасы. Форт уже был забыт всем миром – прибежище старого рыцаря, показавшего свою сокровищницу бродячему торговцу и скакавшему на баране вместо коня.

Самоубийство считается грехом.

Почему бы тогда не добиться того же с помощью другого?

Лоуренс посмотрел сверху вниз на Фрида.

Сжав кинжал покрепче, чтобы скрыть дрожь руки…

…он заметил выгравированные на клинке слова.

«Господи, даруй мне милосердие».

Его взгляд впился в эти слова, точно они притягивали его.

Даже если для гордости рыцаря поражение невыносимо, это еще не означает, что он желает смерти. Если он не может просить о милосердии собственным языком, достаточно написать эти слова на кинжале, предназначенном, чтобы его прикончить.

Должно быть, это родилось из пропасти между честью и истинными чувствами человека.

Лоуренс выдохнул. Его лицо расслабилось, и он отправил кинжал себе за пояс.

Как только Фрид увидел это, сила ушла из его шеи: голова со стуком откинулась, и он вновь уставился в небо.

На лице его было не умиротворение, но облегчение.

– Значит, я был помилован?

– Да. Торговцем.

Губы Фрида изогнулись, и он вздохнул.

– Значит, я больше не могу называть себя рыцарем. Это была хорошая, долгая битва.

После чего старый воин Фрид закончил свои приготовления к тому, чтобы покинуть форт.

***

Когда Лоуренс закончил свой рассказ, оказалось, что дождь успел прекратиться.

Хоро была в его объятиях; он обнимал ее сзади, а она привалилась к нему и не шевелилась вовсе. Нос Лоуренса щекотал сладкий запах ее русых волос вместе с влажностью воздуха после дождя.

Она что, заснула?

Едва Лоуренс успел так подумать, как Хоро в его руках чуть шевельнулась.

Ему показалось, что она собирается чихнуть; во всяком случае, костерок перед ними стал намного меньше.

– …Мн!

Он подумал было, что Хоро что-то пробормотала, но оказалось, что она просто зевает.

Мудрая волчица в его объятиях растопырила руки и запрокинула голову к небу.

Завершив зевок, достойный королевы лесов, она полузакрыла глаза, потом подобралась к кучке деревяшек и протянула к ней руку. Хвост, который был как раз между ней и Лоуренсом, стукнул Лоуренса по лицу – явно нарочно.

Лоуренс подумал, что, возможно, зевком она прикрывала выступившие на глазах слезы.

Ее саму попросили остаться в пшеничных полях, и она оставалась там несколько веков, когда человек, попросивший ее об этом, давным-давно умер, а люди позабыли.

– Значит… с тех пор здесь никто и не живет?

На середине фразы Хоро прокашлялась, словно ее горло отвыкло говорить.

– Думаю, да. Правда, господин Фрид сказал, что все-таки ему жалко все оставлять и что он попытается найти кому передать права на форт; но, похоже, у него не получилось.

В конце концов, все земельные споры идут по двум причинам: безжизненная земля остается безжизненной, а плодородной земли мало.

Это железный закон мира; но все равно, увидев его в действии своими глазами, чувствуешь некое уныние.

Внезапно Хоро подбросила дерева в огонь, и во все стороны разлетелись искры.

– Быть может, так устроен мир.

Голос ее звучал странно искренне. Поднявшись на ноги, она посмотрела на небо и продолжила:

– Ничто не остается неизменным. Нам остается лишь ценить то, что перед нами сейчас. Что-то в этом роде?

Если так говорила Хоро, прожившая столетия, то Лоуренсу, прожившему всего пару десятков лет, ответить было нечего.

Однако Мудрая волчица из Йойтсу, похоже, была немного смущена тем, что пришла к такому лишь через несколько веков.

Она повернулась к Лоуренсу, неловко улыбнулась и сказала:

– …Я голодна.

Лоуренс неверяще улыбнулся и достал хлеб и колбасу. Трапеза в такую ночь – это скорее роскошь, чем завтрак, но Лоуренс устал от рассказа и тоже проголодался.

Достав кинжал и поднеся к колбасе, он вдруг почувствовал на себе взгляд Хоро и поднял голову.

Хоро, глядя на него сверху вниз со зловредной ухмылкой, спросила:

– А сколько милосердия выкажешь мне ты?

Сперва Лоуренс не мог ухватить, что она имела в виду, но, едва взглянув на свои руки, понял.

Прожорливая Хоро против прижимистого торговца Лоуренса. Толщина кусков колбасы была проявлением борьбы их интересов.

Хоро требовала милосердия в виде толстых кусков, Лоуренс же просил ее быть милосердной и есть поменьше.

Все еще прижимая лезвие к колбасе и не глядя на Хоро, Лоуренс промолвил:

– Ты требуешь, чтобы я перестал быть торговцем?

И сдвинул кинжал, чтобы отрезать тонкий ломтик.

Когда осталось лишь совсем чуть-чуть надавить, чтобы надрезать тонкую кожицу, Хоро весело сказала:

– Когда такое случится, я сама тебя прикончу.

После чего села на корточки перед Лоуренсом, взялась за кинжал и сдвинула, чтобы отрезать кусок вдвое толще.

Ее большие янтарные глаза прямо перед глазами Лоуренса смотрели озорно.

Даже рыцарь Фрид, конечно, сдался бы.

Лоуренс вложил силу в держащую кинжал руку.

– Ооо, Господь даровал мне милосердие, – и Хоро довольно улыбнулась.

Здание быстро превращается в руины, когда нет человеческих рук, которые бы за ним ухаживали. Так и улыбка быстро исчезает, когда нет хорошей еды, которая бы ее подпитывала. Особенно верно это было в отношении Мудрой волчицы.

Сам не веря тому, какие оправдания он придумывает, Лоуренс отрезал толстый кусок колбасы и протянул его Хоро.

Что бы ни происходило, когда-нибудь все закончится, и они расстанутся.

А раз это неизбежно, Лоуренсу хотелось по крайней мере сохранить на ее лице улыбку, пока этот момент не настанет.

– Господи, даруй милосердие глупому бродячему торговцу, – пробормотал он. Кинжал в лунном сиянии тускло блеснул.

Волчица и пепельная улыбка

Господин Лоуренс и госпожа Хоро опять поссорились.

Причина – госпоже Хоро на ужин положили недостаточно мяса.

Господин Лоуренс сказал, что убрал из ее порции столько сушеного мяса, сколько она стащила и съела. В ответ госпожа Хоро заявила: «Хватает же тебе наглости такое утверждать, а где доказательства?» – и прочее.

Госпожа Хоро вправду стащила и съела сушеное мясо. Когда господин Лоуренс ушел в город, чтобы разведать, как там что, и поговорить с людьми на постоялых дворах, я своими собственными глазами видел, как она сидела на кровати и, расчесывая свой хвост, спокойно жевала мясо.

Однако господин Лоуренс этого знать не мог, поэтому, когда у него потребовали доказательств, ответить ему было нечего. Я подумал, что, если все расскажу, ситуация перевернется с ног на голову.

Я этого не сделал, потому что подумал, что, быть может, это был какой-то план госпожи Хоро.

В конце концов, она ведь богиня, Мудрая волчица, прожившая много столетий.

Госпожа Хоро продолжала давить:

– Ну, так где доказательства?

Господин Лоуренс, глядя исподлобья с недовольным видом, ответил:

– Их нет.

Госпожа Хоро какое-то время смотрела на него сердито, потом фыркнула и отвернулась. Позже, она заявила, что в своем праве, и, запустив руку в мешочек с сушеным мясом, вытащила целую горсть.

Свидетелем подобных перепалок я был множество раз с тех пор, как они позволили мне путешествовать с ними.