Торопливо взбираясь по лестнице на четвёртый этаж, где находился кабинет Гербера, Рек пытался справиться с охватившей его паникой. За день до этого, 13 июня, он встретился с Сергеем Чувахиным в ресторане "Чадвикс" и передал ему список советских агентов, работающих на ЦРУ. Позже Эймс вспоминал о своих чувствах в то утро: «Я думал: "Неужели я провалился? Неужели он уже обо всем знает? А вдруг на меня кто-то донёс?" Я бы ничуть не удивился, если бы в кабинете Гербера меня встретили два офицера службы безопасности с наручниками». Но вместо них он нашёл там мрачного Гербера, сидящего за столом и изучающего стопку телеграмм.
— Вчера вечером арестовали Стоумбафа, и теперь его высылают из страны, — объявил он. — У нас неприятности с Толкачёвым. Давайте подумаем, где мы допустили промах, и если у нас проблема, ее надо решить.
Кивнув, Рик тут же начал делать в уме подсчёты. Он передал Чувахину имя Толкачёва 13 июня около полудня, после чего они провели вместе ещё не менее часа. Москва обгоняет Вашингтон на восемь часов. Выходит, Чувахин не мог сообщить в Москву про Толкачёва раньше 9 часов вечера. У КГБ не хватило бы времени на то, чтобы арестовать Толкачёва и устроить засаду Стоумбафу. Значит, в аресте Толкачёва был виновен не он. (Позже ЦРУ выяснит, что Толкачёв был арестован 9 июня, то есть за четыре дня до того, как Рик передал в КГБ свой длинный список шпионов. (Прим. авт.)
«Я сразу же предположил, что Толкачёв сделал какую-нибудь глупость или где-то сглупила резидентура. Затем у меня мелькнула мысль: "А вдруг в ЦРУ действует ещё один "крот" КГБ, помимо меня?"».
Весь июнь и большую часть июля Рик пытался найти объяснение провалу Толкачёва. Позже он скажет, что не видел никакой иронии судьбы в этой ситуации: офицер ЦРУ, являющийся шпионом КГБ, расследует, каким образом КГБ поймал шпиона ЦРУ. Выполняя свои обязанности в Управлении, Рик, как он признался позже, старался быть примерным офицером ЦРУ. Работая на КГБ, он делал все возможное, чтобы стать хорошим агентом. В его сознании теперь словно существовали два ящичка, на одном из которых стояла пометка "ЦРУ", а на другом — "КГБ". "Естественно, я таскал с работы телеграммы для КГБ, но не лез из кожи вон, чтобы достать то, что обычно не попадало ко мне на стол. Я никогда не вытягивал информацию из своих коллег. Это раздвоение личности было для меня средством самозащиты. Оно уменьшало риск, так как мне не нужно было выдумывать предлоги или запоминать свою ложь".
Несмотря на это, в то лето были моменты, когда Рик разрывался на части не только на работе, но и дома. В конце июня Розарио уехала в Чикаго на шестинедельный семинар по литературной критике. Оформление развода Рика и Нэн было назначено на 1 августа. Они с Розарио планировали пожениться 10 августа. В конце июля из Боготы должны были прибыть мать и брат Розарио на свадьбу и короткий отдых. Мать Рика, которая жила в Северной Каролине, собиралась приехать на встречу с семьёй Розарио. Помимо подготовки к свадьбе и работы Рик продолжал передавать КГБ документы во время завтраков с Чувахиным. "Если мы вербовали кого-то в Греции, я давал об этом знать КГБ. Если мы начинали какую-нибудь секретную операцию против Советов, я опять же предупреждал их об этом". В числе документов, которые Рик поставлял русским, были и его отчёты Герберу, связанные с расследованием дела Толкачёва. Рик ни разу не попросил у Чувахина или КГБ каких-либо сведений и никогда не предлагал КГБ свою помощь в борьбе против Управления. Подобные шаги были бы слишком рискованными. "Я изо всех сил старался играть по правилам". Он аккуратно докладывал о своих завтраках с Чувахиным Джону Мерфи, резиденту ЦРУ в Вашингтоне, и соответствующим сотрудникам ФБР. После каждого ленча он писал в своих отчётах, что его встречи с Чувахиным стоит продолжать, но пока русский не проявил ни интереса к шпионажу, ни каких-либо слабостей, которые можно было бы использовать против него. "в основном я просто повторял, что мне требуется больше времени на то, чтобы его обработать".
С каждым днём Рик все меньше боялся, что его поймают. Однако 31 июля КГБ выбил у него почву из-под ног. Прибыв в ресторан "Чадвикс", он обнаружил там Чувахина с ещё тремя русскими, которые намеревались с ним позавтракать. Хуже всего было то, что все они сидели за столиком прямо напротив окна! У Рика перехватило дыхание. А вдруг его кто-нибудь здесь увидит? Когда он выяснил, что одним из его соседей по столику был Виктор Черкашин, шеф контрразведки посольства, ему стало ещё больше не по себе. Он знал, что ФБР следит за каждым шагом Черкашина. Не исключено, что в этот самый момент агенты Бюро фотографируют всю их компанию! «Что я мог им сказать? "мужики, угадайте, с кем я сегодня столкнулся? Со стариной Виком Черкашиным! Мы с ним вместе перекусили"». Днём, вернувшись в свой офис, Рик никак не мог успокоиться. Он знал, что Управление и ФБР будут ожидать от него отчёта о ленче, но понятия не имел, что в нем написать. Умолчать о присутствии за столиком троих "незапланированных" русских он боялся. Его могли заметить в их обществе. Но если он упомянет о них в отчёте, ФБР обязательно поинтересуется, почему они пришли. "в итоге я вообще ничего не сделал. Я решил прекратить писать отчёты о своих завтраках. Я надеялся, что никто не обратит на это внимания".
Позже Эймс заявит ФБР и ЦРУ, что в КГБ ему так и не объяснили, по какой причине на ленч подослали ещё троих русских. Но во время одной из своих поездок в Москву я беседовал с Виктором Черкашиным, и он признался, что это было сделано по его инициативе. «Нам было известно, что ЦРУ нередко заставляет своих сотрудников проходить тесты на "детекторе лжи". При этом их неизменно спрашивают: "Имелись ли у вас в последнее время неофициальные контакты с офицерами КГБ или ГРУ?" Этот совместный завтрак был задуман для того, чтобы обеспечить Эймсу алиби или дать ему возможность оправдаться на случай, если при ответе на этот вопрос он будет уличён во лжи. Он мог честно сказать, что однажды во время ленча в обществе потенциального объекта вербовки ему как снег на голову свалились ещё трое русских. Мы пытались защитить его».
В четверг, 1 августа, в двенадцатом часу дня, Бертон Ли Гербер получил срочную телеграмму из резидентуры ЦРУ в Риме с радостным известием. В то утро в американское посольство явился Виталий Сергеевич Юрченко и объявил о своём желании работать на Управление. Гербер тут же сообщил об этом Гасу Хэтэуэю, который стал главой контрразведки ЦРУ. Юрченко был, вероятно, самой крупной советской "рыбкой" за всю историю ЦРУ. Совсем недавно он занимал пост заместителя начальника отдела Первого главного управления КГБ. Это означало, что он помогал осуществить надзор над большинством секретных операций КГБ, а также его шпионами в Соединённых Штатах и Канаде. В полдень Гербер и Хэтэуэй были приглашены на приём по случаю ухода в отставку одного из офицеров. Приём был устроен в банкетном зале на седьмом этаже по инициативе директора ЦРУ Уильяма Кейси. Они оба прибыли туда, улыбаясь.
Виновником торжества был Эдвард Дж. О'мэлли, глава контрразведки ФБР, и в зале собрались лучшие офицеры разведки Соединённых Штатов, в том числе и директор ФБР Уильям Х. Уэбстер. Пробираясь сквозь толпу гостей, Хэтэуэй нашёптывал им новость, и за его спиной нарастал гул возбуждённых голосов. Кейси торжествовал. Побег Юрченко пришёлся как нельзя кстати, поскольку незадолго до этого конгресс резко пресёк попытки ЦРУ продолжать оказывать помощь "контрас" в их борьбе за свержение правительства Никарагуа.
Вернувшись в офис после обеда, Гербер сразу же вызвал на совещание своего заместителя Милтона Бердена и Родни Карлсона. Они договорились о том, что за допросы Юрченко будет отвечать Рик. Он разбирался в принципах работы КГБ, умел найти общий язык с высокопоставленными и нередко темпераментными русскими и быстро строчил отчёты.