Семья Тэбко недавно переехала в бревенчатый дом. Новый сруб еще блестел, как большая глыба сахара. Около бревен всегда толкались малыши. Они откалывали ножами смолянистые щепочки и сосали их, как конфеты.

Хосейка издали увидел перед срубом ребят. На крыльце сидел Тэбко. Хосейка подошел ближе. Тобоки и полы малицы Тэбко были перемазаны илом и водорослями.

На крыльце лежали три черные казарки. Тэбко лениво выдергивал из гуся перья. Ветер подхватывал перья, долго кружил около крыльца и уносил в сторону.

Тэбко пел незатейливую песню про удачную охоту и свою меткость.

— Ань-дорова-те! — угрюмо сказал Хосейка.

— Здравствуй, товарищ! — весело ответил Тэбко. Он хотел похвастаться, что научился хорошо говорить по русски. — Зло смотришь: зубы у тебя не болят?

— Нет.

— Задачу решил?

— Не писал еще.

— Ружье тебе надо? — Тэбко благодушно улыбнулся своей догадке. — Гусей шибко много. Патронов не было, больше бы наколотил.

— Мне не нужно твое ружье.

— Правильно, двадцатка лучше двустволки. У нее приклад закручен проволокой. Моя двустволка тебе не годится: стрелять не научился.

— Нельзя стрелять без времени, — тихо сказал Хосейка и испугался. Он еще никогда не перечил сильному Тэбко.

Тэбко поднялся, высокий, сильный, крепко сжав кулаки. Ногой отодвинул в сторону гусей. Направился к ступенькам.

Хосейке отступать было поздно.

— Нельзя стрелять! — упрямо повторил он с отчаянной решимостью. Угрюмо посмотрел Тэбко в глаза.

— Кто сказал? Ты? Мария Ивановна? Председатель колхоза?

— Птицы сели на гнезда… вывели птенцов… Волки загрызут важенку — олененок погибнет… Без матери птенцы пропадут. Погибнут гусята.

— А я не знал…

— А я сказал, — упрямо повторил Хосейка.

— А меня это не касается, — засмеялся Тэбко, пошел на Хосейку, сильно колотя пятками по ступенькам. — Ты лучше рыбу запрягай в нарты… а не лезь… Не твое дело! — Нахлобучил Хосейке капюшон на глаза и сильно ударил рукой по шее. — Двустволку попросишь — дам, а учить не берись. Ты слышишь?

Хосейка снизу вверх посмотрел на высокого Тэбко. В четвертом классе интерната Тэбко был признан первым силачом. Хосейка смахнул рукой слезы и с отчаянной решимостью бросился на обидчика. Удар головой пришелся Тэбко точно в живот.

Высокий Тэбко не удержался на ногах и упал на спину. Хосейка подлетел к нему и принялся наносить удары один за другим.

Тэбко уперся ногой в землю, сбросил с себя Хосейку. Сильно ударил его по лицу. Из носа брызнула кровь.

— Драться! — закричал громко Хосейка. — Лапа, сюда! Нос разбил? — Он больше не закрывал глаза от страха, а расчетливо наносил один удар за другим.

Сильный Тэбко оказался неповоротливым и медлительным. Он не успевал отвечать на все удары, которые сыпались на него с двух сторон. Левый глаз покраснел, а потом закрылся.

Большая шишка краснела у Хосейки на лбу, но он ее не видел. Два раза подряд сильно ударил противника. Тэбко качнулся и упал. Хосейка бросился на него, молотя кулаками.

— У травянистой кочки семь отверстий. Угадай, что это?

— Отпусти.

— Угадай.

— Кажется, голова.

— Правильно. Подумал и догадался. Точно — голова. У охотника должна быть голова. Надо думать, когда стрелять, а когда песни петь.

— Ладно, товарищ. Я тебе еще нос расквашу.

— Посмотрим, товарищ!

— Я буду охотиться.

— Увижу — буду бить.

— Посмотрим! — Тэбко поднялся. Подходя к крыльцу, где лежали битые гуси, надавал подзатыльников ребятам, которые сосали смолянистые щепочки.

«Пойду к Есямэте. Надо узнать, что он делает, — подумал Хосейка, потирая разбитый нос. — Нельзя мне запрещать охотиться. Сам я недавно бегал с ружьем. Капкан поставил на черную лисицу!» Хосейка испуганно огляделся кругом. Надо скорей снять капкан, пока никто не узнал. «Если росомаха не утащила кусок мяса, капкан насторожен. Почему я забыл о нем? А вдруг попадется лисица? Останутся лисята без матери. Я говорил о птенцах. Называл важенку. Попадется в капкан песец — погибнут все щенки!»

Хосейка побежал. Долго метался он между буграми, травянистыми кочками. Поставил капкан, когда не было травы, по снегу. Прошел час, второй. Наступила ночь, а Хосейка не возвращался в стойбище. Ночь была белая, и он искал капкан, как днем.

Хосейка уже собрался идти домой, когда зацепился ногой за цепь. Она была обмотана вокруг толстой ветки яры. Он несказанно обрадовался, а еще больше удивился. Капкан он поставил не здесь, а там, недалеко от песцовой норы, а как он попал в куст яры, было непонятно. Капкан захлопнул зубы, но под скобой не было зверя. Принялся тщательно осматривать. На одном зубе он нашел следы от крови. Было приклеено несколько черных волосков.

«Почему я забыл о капкане! Мне надо было давно посмотреть, — начал ругать себя Хосейка. — Мне попалась черная лисица! Рыжая росомаха ее утащила».

Хосейка закинул капкан на плечо. Медленно направился к своему чуму. Шел он не спеша. Вспоминал весь разговор с Тэбко. Драку. Никогда он не думал, что победит. Жалко, что ребята не видели. Он победил Тэбко и стал самым сильным в классе.

Неожиданно Хосейке навстречу вышла Нярвей. Она весело улыбнулась, внимательно вглядываясь в лицо охотника.

— Знаю, дрался. Полюбуйся на свой синяк! Ты с кем дрался?

Но Хосейка не ответил.

— Молчишь, ну и молчи. Браконьер ты несчастный. Капкан ставил!

— Я никого не поймал, — попытался оправдаться Хосейка. Он угрюмо посмотрел на Нярвей. Почему она попалась ему? Остановила.

Нярвей сорвала маленький листок березки. Быстро растерла его в руке. Потом протянула Хосейке развернутую ладошку с растопыренными пальцами.

— Потяни носом… Снегом уже не пахнет… Ветер летает шальной… Месяц Отела давно убежал… Плохой охотник и тот бросил ловить песцов, не стреляет лисиц… У важенок маленькие олешки, у песцов щенки… На буграх охотятся лисята… Ты знаешь… Мы с Учкалы видели черного лисенка. Мы не ставили капкан… Ты знаешь… Ты против закона тундры пошел… Ты браконьер! Вот ты кто!

— Я никого не поймал, — Хосейка не подымал глаз. Не смотрел Нярвей в лицо.

— Капкан ставил, на запал мясо клал!

Хосейка стоял, опустив голову. Зря он подрался с Тэбко. Он сам не лучше его.

Глава 21

Молодцы, харитошки!

Лапа вздрогнула и, прихрамывая, отскочила. Хосейка выбежал из чума с крепко сжатыми кулаками, чтобы разделаться с обидчиком собаки.

— Хосейка, скорей! — крикнул возбужденный Есямэта, дергая товарища за рукав малицы. Он жадно глотнул открытым ртом воздух, стараясь отдышаться после быстрого бега. — Догоняй меня! — Призывно махнул рукой, в которой держал одностволку. — Лапа меня не слушалась! Я ее ударил. Ты сам тычь ее носом в след!

— Зачем?

— Песца убьем!

Хосейка так и не понял, где песец, когда он забежал в стойбище. Перед ним замелькали меховые подошвы Есямэтиных тобоков. Мальчик быстро завертел головой, стал прислушиваться. Но в стойбище было удивительно тихо. Никто не кричал, не плакали дети. Не было слышно и собак. Хосейка знал: если стая добирала зверя, собаки лаяли взахлеб, задыхаясь от ярости. Он посмотрел на Лапу. Собака была спокойна, занималась своим делом. Носом раздвигала мешавшие ей ветви белых березок, чтобы растянуться на траве. Она с удовольствием грелась на солнце и жмурилась.

«А вдруг Есямэта Замарайку выгнал? — подумал испуганно Хосейка, не понимая, как он сразу не сообразил. — Какой песец? Откуда он вдруг здесь взялся?»

— Лапа, след! — крикнул он срывающимся от страха голосом.

Черная лайка недовольно посмотрела на хозяина, но не послушалась. Заковыляла за ним, припадая на больную правую ногу.

Никогда еще толстяк не бегал так быстро. До самого ручья Хосейка не мог догнать его. Есямэта успел перебежать по обкатанным камням на другую сторону и мчался вдоль берега, легко перепрыгивая с кочки на кочку, как заяц. Неожиданно он споткнулся и упал, но тут же подхватился и побежал дальше.