Преподаватели и инструкторы из числа сотрудников КГБ, отошедших от оперативной работы, но остававшихся в кадрах, отлично знали свое дело. Все они бы ли довольно интеллигентными людьми, с богатым опытом практической работы, а некоторые еще и обладали чувством юмора. Было видно, что от своей работы они получали удовольствие. Словом, школа напоминала хорошо отлаженный механизм.

Еше раз замечу, что обучению иностранным языкам отводилось первостепенное место в учебной программе:

Я изъявил желание заниматься английским.

— Английским? — удивилось руководство.

— Все хотят учить английский. А почему бы Вам не заняться шведским, тем более, что некоторые познания в нем у Вас уже есть. Мы без труда смогли бы зачислить Вас на последний курс шведского.

Итак, я оказался в языковой группе, состоящей всего из трех человек. Помимо меня в ней занимались: Феликс Майер (настоящая фамилия которого была Мейер) и Юрий Веснин (на самом деле Вознесенский). Представить себе двух так не похожих друг на друга людей, казалось, невозможно. Юрий — типичный русский крестьянин из под Петрозаводска, — широкоплечий, плотного телосложения, простой и бесхитростный. Феликс же, напротив, был высокий, элегантный эстонец, несколько флегматичный, осторожный и расчетливый, короче говоря, настоящий европеец. Феликс как нельзя лучше соответствовал характеристике, данной эстонцу Солженицыным в одном из своих произведений: «Никогда в жизни не встречал эстонца, который оказался бы плохим человеком. У Мейера была необычная биография — родился в Сибири, правда, теперь тот район относится к Северному Казахстану. Подобно родственникам моей матери, переселившимся в Центральную Азию, его предки в девятнадцатом веке, как и тысячи швейцарцев, поляков и немцев, перебрались в эти места и здесь осели. Свободно говоря по-эстонски и отлично зная культуру своего народа, Феликс настолько был предан советской системе, что почти забыл о собственных исторических корнях.

Мы с ним неплохо ладили, но тем не менее по некоторым вопросам политики все же отчаянно спорили.

ХХ съезд партии, состоявшийся в 1956 году, резко осудил культ личности Сталина и даже принял решение воздвигнуть монумент в память жертв сталинских репрессий. Однако, многие ортодоксальные члены партии считали, что Хрущев со своими сподвижниками зашел слишком далеко и что так резко критиковать самих себя не следует. Феликс оказался сторонником последних. Я же, напротив, полностью одобрял решения, принятые съездом.

Как-то в очередном споре он сказал мне:

— Никакого монумента не поставят. Как можно воздвигать памятник жертвам собственного режима? Это же противоречит здравому смыслу.

Конечно, Феликс оказался прав — скоро о создании монумента преспокойненько забыли.

Вскоре начались занятия, и те, кто мало знали о КГБ, начали делать неприятные для себя открытия. Об этой организации я был наслышан от своего отца, другие же, из числа непосвященных, были просто шокированы тем, что практически вся работа разведслужбы строится на информации и фотографирование — дело второстепенное, главное же — вербовка агентов. А для этого надо найти подходящего человека из числа резидентов той или иной страны и тем или иным способом убедить их или заставить нарушить закон своей страны и стать тайным агентом советских спецслужб.

Наши преподаватели знали по опыту, что некоторые курсанты, шокированные предстоящей им в будущем работой, так и не могли справиться с шоком и были отчислены. Обычно в самом же начале отсеивались один или два человека. Среди курсантов нашего набора таких слабонервных, похоже, не оказалось, и мы без потерь преодолели первые трудности, правда, некоторым совершенно не давались иностранные языки, и сколько ни бились над ними преподаватели, говорить бегло на чужом языке они так и не научились.

Основным пособием нам служил учебник под названием «Основы советской разведывательной работы», в котором рассматривались все аспекты шпионского ремесла: завязывание контактов, выбор кандидата для вербовки, вербовка, ведение агента, связь с ним, личные встречи, пользование тайниками, постановка сигналов, моментальные передачи, наблюдение, выявление слежки, использование безличной связи, пользование коротковолновыми средствами радиосвязи. Нам читали лекцию, скажем, об установке условных сигналов. После этого мы штудировали соответствующую главу в учебнике, затем изучали дополнительную литературу по этому вопросу, рекомендованную преподавателем, которая имелась в библиотеке.

Большая часть этой литературы представляла собой разработки, сделанные опытными специалистами-практиками и изготовленные на копировальных машинах на очень плохой бумаге. Даже те из них, что имели четкий шрифт, сброшюрованы были кое-как. Короткие тексты, посвященные принципам разведдеятельности, писались офицерами-ветеранами, и приводимые в них примеры бывали по большей части интересными. Однако истории, изложенные старыми чекистами, оказывались настолько выхолощенными, что по ним нельзя было даже понять, в какой стране это происходило.

Начинались эти тексты примерно так: «В некой азиатской стране находилось посольство крупной западной державы…» — и никаких тебе больше подробностей. Фамилии участников событий были вымышленными, так что во многих материалах фигурировали одни и те же лица: мистер Джонсон и советский чекист Михаил Кротов. Несмотря на эти условности, сюжет большинства историй был сильно закручен. Задача нашего разведчика заключалась не только в выходе на конкретного человека и в установлении с ним контакта, но и в проведении другой оперативной работы, требовавшей комбинации различных приемов. По вечерам мы должны были читать и другие материалы, написанные бывшими разведчиками, но уже о каких-то конкретных индивидуальных заданиях. Истории эти, как правило, были чистым вымыслом, но все равно значились секретными: читать сочинения ветеранов надлежало в библиотеке и выносить их оттуда запрещалось.

Что касалось спорта, то я здесь был на коне. Большинство курсантов любили бегать, и регулярные пробежки по лесным тропинкам стали моим излюбленным занятием. Именно благодаря кроссам я существенно поправил свою спортивную форму. Зимой, когда выпадал снег, мы переключались на лыжи. В один из первых дней Пребывания в школе я заметил парня, который под самодельным навесом, устроенным между деревьями, поднимал штангу. Разговорившись с ним, я узнал, что его, прекрасно владеющего испанским языком, по какой-то загадочной причине обязали учить индонезийский. Парень был большим любителем скабрезных шуток, а своим девизом избрал изречение Фрейда, которое часто и во всеуслышание повторял: «Dег Mensch sexualisiert den all», что означало: «Мужчина — основа вселенной». Его одержимость в занятиях атлетикой передалась и мне. Я стал упражняться с гирями и штангой вместе с ним, и так усердно, что за зиму значительно прибавил в силе. Один из самых триумфальных дней в моей спортивной биографии пришелся на конец октября, когда все курсанты должны были принять участие в кроссе на три тысячи метров. Было прекрасное осеннее утро, с легким морозцем, и я бежал так, словно от этого зависела вся моя жизнь. Еще до начала соревнований все прочили победу одному второкурснику, профессиональному лыжнику. Мы участвовали в разных забегах, однако его время оказалось на секунду хуже моего, и я стал победителем. (По удивительному стечению обстоятельств, именно он был в составе комиссии, которая в 1985 году занималась расследованием дела о моей причастности к шпионажу в пользу британской разведки.)

Каждая группа из двадцати пяти человек имела своего наставника, или инструктора, под руководством которого проводились практические занятия по программе обучения. Нам излагалась та или иная острая ситуация, и мы должны были принять правильное решение. Например: некую контору возглавляет начальник, при нем девушка-секретарь, в тесном контакте с ними находятся сотрудник разведслужбы, агент, связной и еще один человек, не занимающийся оперативной работой, но основательно погрязший в долгах. Вопрос: при данных обстоятельствах и с учетом конкретных действующих лиц как можно внедриться в это учреждение? Если ситуация не очень сложная, то решение можно было найти и за пятьдесят минут, то есть за один урок, однако сплошь и рядом на поиск верного решения могло уйти и два часа. Курсанты письменно излагали свои версии, наставник их анализировал и через день-два обсуждал их с нами.