Шлюп был поставлен на двух якорях в самом дальнем углу залива, между английскими военными судами; все паруса на «Диане» были отвязаны.

Прошел год с лишним, а никаких вестей, касающихся корабля, не поступало. И вот Головнин решается на смелое и весьма рискованное дело. В сумерки, при сильном ветре и дожде, он приказал отрубить якорные канаты, поднять штормовые паруса и вышел из гавани. «Едва успели мы, — рассказывает Головнин, — переменить место, как со стоявшего недалеко от нас судна тотчас в рупор дали знать на вице-адмиральский корабль о нашем вступлении под паруса. Какие меры были приняты, чтоб остановить нас, мне неизвестно».

Когда гавань оказалась позади, все — и матросы и офицеры — стали привязывать и поднимать паруса и вообще готовить корабль к океанскому плаванию. Несмотря на ветер, дождь и ночную темноту, через два часа всё было готово, и «Диана» под всеми парусами понеслась по открытому морю.

«Таким образом, — говорит Головнин, — кончилось наше задержание, или, лучше сказать, наш арест на мысе Доброй Надежды, продолжавшийся один год и 25 дней».

План Головнина состоял в том, чтобы от мыса Доброй Надежды пойти на юг, затем обогнуть Австралию, повернуть на север между Австралией и Новой Зеландией и плыть к Камчатке.

План удалось осуществить благодаря геройскому поведению экипажа. Нужно заметить, что на судне ощущался недостаток в продовольствии, а особенно в сухарях; поэтому команда и офицеры получали менее двух третей положенного продовольствия.

По пути останавливались только на Новогебридских островах (к востоку от Австралии), именно у острова Танна. Архипелаг этот после Кука никем не посещался. После почти двухмесячного плавания, во время которого наши мореплаватели не видели ни земли, ни одного судна, они оказались среди роскошной тропической природы.

На острове виднелся вулкан, извергавший густой черный дым; ночью из жерла поднималось пламя.

Жители встретили путешественников дружелюбно, поднимались на палубу корабля, приносили для мены кокосовые орехи, сахарный тростник, плоды хлебного дерева и другие продукты тропической природы. Европейская еда и напитки не понравились островитянам. Головнин посетил местного старшину в его скромном жилище, здесь гостя потчевали кокосовым молоком из только что сорванных орехов.

Простояв на Новогебридских островах несколько дней и запасшись водой, свежей провизией и дровами, Головнин отправился в дальнейший путь. 25 сентября 1809 года «Диана» бросила якорь в Петропавловске-на-Камчатке. Всё путешествие сюда длилось два года и два месяца.

На Камчатке Головнин провел две зимы, 1809—1810 и 1810—1811 годов, посетив за это время разные места полуострова.

В мае 1810 года он совершил плавание в северо-западную Америку, куда отвез запас хлеба, а кроме того, производил там описи.

Курильские острова. Предательский захват Головнина японцами. Годы пребывания в плену

В апреле 1811 года Головнину было поручено положить на карту южные Курильские острова.

Русские впервые ознакомились с Курильскими островами ровно за сто лет до Головнина.

В 1711 году казаки Данила Анциферов и Иван Козыревский ходили с Камчатки на первый, самый северный Курильский остров — Шумшу.

Во время экспедиции Беринга, в 1739 году, вся цепь Курильских островов была положена на карту. Свое имя острова получили от русских: название «Курильские острова» происходит от народа курилов; это тот же народ, который на южном Сахалине и на острове Хоккайдо носит имя айнов.

Куру, а также айну на языке этого народа значив: «человек». В прежние времена курилы жили на всех Курильских островах и даже на южной оконечности Камчатки, но теперь курильское, или айнское, население есть только на самых южных Курильских островах.

Айны бросаются в глйаза своим сильно развитым волосяным покровом на лице и на теле. Происхождение этого народа, сильно отличающегося по языку и культуре от соседей, долгое время было загадочным, но русский ученый Л. Я. Штернберг выяснил, что родину айнов следует искать в юго-западной части Тихого океана.

В мае 1811 года Головнин начал производить опись (съемку) южных Курильских островов. Продвигаясь вдоль этой цепи на юг, путешественники достигли острова Итуруп, где застали японцев. Были здесь также курилы с северных островов, русские подданные, которые прибыли сюда с торговыми целями. Головнин, при посредстве курилов, знавших по-русски, вступил в переговоры с японцами.

5 июля «Диана» была в виду японской крепости на Кунашире — самом южном из Курильских островов. При входе корабля в гавань с крепости были сделаны два пушечных выстрела; но ядра не достигли цели. Взяв с собою шесть человек, Головнин отправился на берег. Подпустив шлюпку метров на сто к берегу, японцы начали стрелять в нее ядрами. Пришлось вернуться на корабль. Однако в ближайшие дни Головнину удалось вступить в мирные сношения с японцами. 11 июля, пригласив Головнина с шестью спутниками в крепость для переговоров, японцы предательски захватили всех в плен. При этом пленники были связаны веревками таким образом, что при попытке бежать руки в локтях переломились бы, а другая веревка затянула бы шею и задавила бы.

Из крепости русских повели в лес. «Поднявшись на высокое место, — рассказывает Головнин, — увидели мы наш шлюп под парусами. Вид сей поразил мое сердце, но когда штурман Хлебников, шедший за мною, сказал мне: «Василий Михайлович, взгляните в последний раз на «Диану», — яд разлился по всем моим жилам. «Боже мой, — думал я, — что значат эти слова? Взгляните в последний раз на Россию. Так мы теперь люди другого света».

Пленники были доставлены в город Хакодате на острове Хоккайдо, а отсюда в город Матсмай.

В Хакодате веревки были сняты, но все русские посажены в клетки. Караульные обращались с заключенными неплохо, но местные власти необычайно докучали бесконечными расспросами о самых мелочных предметах вроде: «Что стоит сшить в России платье, которое теперь на вас?», «Сколько сажен в длину, ширину и в вышину имеет государев дворец?», «Сколько в нем окон?»

«На ответ наш, — говорит Головнин, — что мы этого не знаем, — японцы просили сказать хотя примерно. То же делали они и при всех других вопросах, когда мы отговаривались незнанием, и даже упорством своим нередко сердили нас, требуя настоятельно, чтоб мы сказали им примерно то, чего мы совсем не знаем; например, число портов во всей Европе, где строятся корабли, или сколько во всей Европе военных и купеческих судов. Можно было сказать им наугад, но в таком случае надлежало всё это помнить, ибо они все ответы наши записывали и спрашивали об одной и той же вещи раза по два и по три, только в разное время и другим порядком».

«Ничто не могло быть большим нам наказанием, как принуждение отвечать на такой вздор, и потому иногда мы, потеряв терпение, прямо говорили им, что не хотим отвечать; пусть лучше убьют нас, нежели спрашивают такие нелепости».

Но о японском народе Головнин отзывается сочувственно. Когда японцы выводили своих пленников гулять, некоторые жители приглашали русских в свои дома и угощали. Так как по японским постановлениям того времени не разрешалось принимать в своем доме иностранцев, то в дом русских не вводили, а сажали в галлерее, где потчевали чаем, табаком, японскою водкою «саки», сладкими пирожками, фруктами и прочим.