Назначение Н. Г. Кузнецова наркомом ВМФ состоялось почти сразу же после его возвращения с Дальнего Востока — 27 апреля 1939 года. Вечером того же дня, Лев Михайлович докладывал ему о текущих делах по Наркомату ВМФ, давал краткие и четкие пояснения по документам, представленным на подпись. Николай Герасимович вспоминает о том первом разговоре нового наркома и начальника ГМШ:
«Он пробыл у меня часа два. Мне хотелось посоветоваться с этим опытным, умным человеком.
— Надо использовать „медовые“ месяцы… — Галлер погладил свои рыжеватые усы, потом посмотрел на меня и добавил уже совсем неофициально: — В первое время ваши предложения будут рассматривать быстро. И быстро будут принимать по ним решения. Потом станет труднее…
Я учел его совет, хотя и не сразу оценил, насколько он был справедливым. Прошло некоторое время, и доступ к Сталину стал весьма затруднителен, а без него решать важнейшие флотские вопросы никто не брался»[204].
Действительно, в первые месяц-два, после того как Н. Г. Кузнецов стал наркомом, удалось продвинуть многие вопросы кораблестроения. Галлер отбирал и группировал то, что месяцами ожидало решения: конфликты с промышленностью из-за срыва сроков или невыполнения тактико-технического задания, претензии к строительным организациям, медленно и некачественно ведущим работы для береговой обороны и баз на флотах. Нарком действовал энергично и умно, великолепная осведомленность во всем, что касалось флота, позволяла ему умело, сжато докладывать Сталину и Жданову о важнейшем, а это значило много. Но прошло время, и ему стали отказывать в записи на прием к Сталину. Жданов же предпочитал не принимать никаких решений по конфликтным ситуациям, в которых пришлось бы встать на сторону Наркомата ВМФ против Наркомсудпрома или еще кого-нибудь.
Но все же не только конец «медового месяца» определил изменение отношения Сталина к наркому ВМФ. Дело было в другом. Военно-политическая обстановка в Европе обострялась, на западе сгущались грозовые тучи. С начала лета резко возросли военные бюджеты Англии и Франции. Видимо, в этих странах начали понимать, что нужно быть готовыми к войне с гитлеровской Германией, продолжавшей лихорадочно вооружаться. В Лондоне и Париже шли переговоры между высшими руководителями вооруженных сил Англии и Франции о военном сотрудничестве. Беспокойство обстановкой в мире проявляли и в США, расширяя военное производство. Надо думать, Сталина не могло не обеспокоить заключение 22 мая так называемого «стального пакта» — союзного договора между Германией и Италией. Ему было известно о попытках втянуть в этот военный союз и Японию. Куда будет направлен первый удар агрессоров? Против СССР? Не исключено: Чехия и Моравия уже были присоединены к Германии под видом «протектората», в Словакии создано марионеточное прогерманское правительство, а Закарпатскую Украину оккупировала Венгрия. Оставалась Польша. Германию и СССР разделяла ее территория. Сталин, вероятно, полагал, что Польша может стать союзником Германии в войне против СССР. Очевидно, в Москве было известно о нажиме Германии на Польшу, с тем чтобы она пошла на уступки на Западе в обмен на компенсацию на Востоке — за счет СССР.
Наркомат и Главный морской штаб получали довольно скудную информацию о военно-политической обстановке в Европе. В основном она состояла из донесений военно-морских атташе. Но Галлеру помогало регулярное ознакомление с заграничной прессой — английскими, французскими, немецкими, шведскими газетами. Весной и летом 1939 года, стоя перед картой, он не раз думал, как может сложиться соотношение сил в Европе, какова будет при этом военная ситуация. Что, если Гитлера остановят гарантии, данные Англией Польше 31 марта 1939 года, аналогичные гарантии Франции, и он оставит поляков в покое? Ведь немцы могут вторгнуться в Прибалтику и оттуда повести наступление на СССР. При этом Англия, Франция и Польша, возможно, сохранят нейтралитет, как это было во время войны в Испании. Это была бы не их война — пусть Германия и СССР истощают друг друга… Что при этом должен делать флот на Балтике? Возможен и другой, тоже гипотетический вариант: война вместе с Польшей против Германии. Как действовать в этом случае? По ночам Лев Михайлович прикидывал варианты в тетради, наносил заготовки на карты-бланковки, на случай если подобный доклад понадобится наркому ВМФ или Генштабу. Но оперативный отдел к разработке планов не привлекал, хотя однажды показал свои, как он их назвал, «эскизы» В. А. Алафузову (Алафузов рассказывал об этом Белли в середине 50-х годов).
Почему же Галлер не проявлял должной активности, положенной вроде бы по должности? Возможно, стереотип поведения, исходящего из постоянного чувства грозящей незаслуженной кары, висящего над головой дамоклова меча, присутствовал в нем постоянно. Лучше не проявлять инициативы, пока это допустимо: ведь еще не воюем. А если спросят — он готов, все продумано. Да и было у Льва Михайловича, начиная с весны, другое важнейшее дело: разработка системы оперативных готовностей по ВМФ.
Решение о создании такой системы было принято наркомом Н. Г. Кузнецовым в мае, после того как Галлер представил ему по этому поводу докладную записку. Поясняя предложения МГШ по оперативным готовностям, Лев Михайлович напомнил о готовностях, введенных перед мировой войной на Балтийском флоте адмиралом Н. О. Эссеном. Их использование позволило в 1914 году своевременно привести Балтийский флот в боевую готовность и выставить тысячи мин, преградивших сильнейшему германскому флоту путь в Финский залив. Ныне же, с появлением скоростной авиации и механизированных сухопутных войск, значение своевременного перехода в повышенную боевую готовность еще более важно, чем в прошлом.
Вместе с Галлером нарком обсудил, по каким степеням нужно устанавливать готовности. Из собственного опыта войны в Испании Н. Г. Кузнецов уже давно сделал вывод, что система готовностей флота должна быть отработана заранее, и в случае необходимости действовать, так сказать, автоматически. В бытность командующим Тихоокеанским флотом Н. Г. Кузнецов ввел систему готовностей. Свою организацию готовностей имели и другие флоты и флотилии. Теперь предстояло создать единую унифицированную систему, позволяющую наркому оперативно управлять ВМФ. Под руководством Галлера необходимые документы разработали быстро, в конце июня. На места была выслана директива под грифом «особой важности», подписанная наркомом ВМФ. Пункт 2 ее предписывал ежедневно после полуночи доносить обо всех изменениях за сутки в состоянии и дислокации кораблей; пункт 3 устанавливал три оперативные готовности. Оперативная готовность № 3 являлась повседневной. Ей соответствовала определенная директивой готовность боевого ядра флота к выходу в море, несение корабельного дозора у главной базы и периодическая воздушная разведка в море. При оперативной готовности № 2 боевое ядро находилось уже в четырехчасовой готовности к выходу, действовали дозоры у главной базы и велась постоянная воздушная разведка в море. Авиация в этом случае рассредоточивалась по оперативным аэродромам. И наконец, при высшей оперативной готовности № 1 боевое ядро флота должно было быть в одночасовой готовности к выходу в море, весь остальной состав флота — в четырехчасовой, вся зенитная артиллерия в готовности к немедленному открытию огня. Этот вид готовности предусматривал также срочное завершение ремонта кораблей, развертывание тылов, усиление воздушной разведки и дозоров у баз, рассредоточение и подготовку к выходу подводных лодок[205].
Директива об оперативных готовностях сопровождалась необходимыми приложениями-пояснениями, подписанными начальником ГМШ флагманом флота 2 ранга Галлером. Одно из них имело принципиальное значение, так как разрешало военным советам флотов самостоятельно повышать оперативную готовность, немедленно уведомляя об этом наркома ВМФ. Таким образом, повышать готовность можно было и на месте, и по приказу из наркомата. Как известно, командующие военными округами таким правом не обладали.