Но поворот все же выполнить необходимо. «Константин Иванович, больше десяти градусов руль не кладите», — приказал Галлер. Но и это мало помогло. «Я стоял на левом крыле ходового мостика, — вспоминает Новицкий, — командир отряда на правом. Вдруг он, обняв пеллорус гирокомпаса, повис буквально надо мной: корабль лег совсем на борт и не встает. Это длилось какие-то секунды, но мне они показались вечностью!» [174]
Линкор и крейсер легли на курс 90°, размахи качки уменьшились до 20–22°. Галлер приказал идти этим курсом к берегу: следовало уточнить свое место. В 10 ч 15 мин 9 декабря старшина сигнальщиков В. В. Токарев увидел огонь маяка Шассирон. Отряд был у входа в Ла-Рошель, но зайти в этот порт корабли не могли из-за большой осадки. И командир отряда приказал идти к Бресту. Вечером 10 декабря отряд стал на якорь на Брестском рейде.
Тяжелое и опасное плавание закончилось. Только теперь, получив возможность прочитать французские и английские газеты, Галлер понял, с какими исключительными по силе штормами пришлось встретиться отряду. Первый шторм, 5–6 декабря, они выдержали, стоя на якорях в Бресте и имея прогретые машины. В это время в море и Английском канале сила ветра достигала 10–12 баллов. Второй сильнейший шторм застиг отряд, вышедший из Бреста 7 декабря, где-то посередине Бискайского залива. Шторм, писали английские газеты, достиг кульминации в ночь с 7 на 8 декабря. В это время ветер набрал ураганную силу, что в этом районе бывает редко, во всяком случае, не наблюдалось с 1922 года. Гигантские волны привели к гибели нескольких английских, французских и итальянских пароходов, многие суда были выброшены на берег, десятки получили тяжелые повреждения.
Кораблям отряда требовалось провести необходимые ремонтные работы, причем нужна была помощь мастерских порта. Лев Михайлович направился с визитом на берег, передал соответствующую просьбу морскому префекту. Однако контр-адмирал Бергело, замещавший отсутствующего вице-адмирала Пиро, не торопился с ответом и не проявлял особого радушия. Рабочие для ремонта прибыли лишь 14 декабря, когда линкор ввели на внутренний защищенный рейд, сход на берег был разрешен только командному составу. Понятно, что никто не воспользовался этим разрешением.
В те дни в Бресте Галлеру пришлось отстаивать и честь Красного Флота, когда пришедший в Брест французский линкор не поприветствовал советского флагмана положенным орудийным салютом. П. Ю. Орас вспоминает, что Галлер немедленно отправил по этому поводу протест морскому префекту. «На свой берег они могут нас не пускать, но флаг уважать должны!» — сказал он. И «француз», принося извинения, несколько часов спустя отсалютовал как положено, а «Парижская коммуна» ответила…
Основные ремонтные работы закончили к 23 декабря: на линкоре с помощью рабочих-французов сняли остатки фальшборта и установили новый волнолом, заменили несколько пиллерсов, на крейсере отремонтировали электропривод рулевого устройства. 26 декабря отряд вышел из Бреста, и через двое суток Бискайя была уже за кормой. 30 декабря корабли прошли Гибралтарский пролив. Погода стояла отличная, пригревало южное солнце, и Лев Михайлович отдыхал впервые за месяц походной жизни. Хорошо в Средиземном!
Утром 1 января корабли стали на якорь в нейтральных водах близ бухты Кальяри, началась приемка топлива с черноморского транспорта «Плеханов». Старпомы тут же организовали мытье бортов и надстроек, подкраску. Вскоре итальянские власти проявили любезность, пригласив советские корабли перейти на рейд Кальяри. 6 января линкор и крейсер отдали якоря всего лишь в двух милях от военного порта. Лев Михайлович сразу же отправился с визитом к итальянскому военно-морскому командованию и мэру города, потом принимал ответные визиты на борту «Парижской коммуны». Итальянское командование охотно разрешило и сход советских моряков на берег. Впервые за полтора месяца сотни краснофлотцев ступили ногой на твердую землю.
9 января отряд уже подходил к Неаполю, гремели залпы Салюта наций, потом салюта командующего военно-морским округом. И здесь команды не один раз побывали на берегу. За все время пребывания в Неаполе, как и в Кальяри, ни одного нарушения дисциплины. А на командира отряда обрушился шквал визитов. Лев Михайлович побывал у начальника штаба командующего Южно-Тирренским морским округом капитана Миральи, у командира армейского корпуса генерала Таранто и командира дивизии генерала Бонстрокки, у заместителя командира милиции генерала Лонго, заместителя верховного комиссара провинции Неаполь и мэра города. Потом два дня принимал ответные визиты. Представители итальянских властей лестно отзывались о русских моряках: посещают музеи, побывали в Помпее, нет пьяных, нет скандалов, любезны и подтянуты! Еще об одном событии тех дней долго вспоминал Лев Михайлович — встрече с Максимом Горьким. 13 января Алексей Максимович побывал на кораблях отряда. Всего лишь полчаса был Галлер с ним в узком кругу: пили чай в салоне флагмана. Киреев за хозяина, присутствовали Самойлов и комиссар линкора Кежуц. Но и этого времени хватило, чтобы понять: писатель внимательно следит за происходящим в СССР, многое знает о культурной жизни в Ленинграде. Например, спросил: бывают ли командиры на выставках художников и на каких, как относятся к новым течениям — Филонов, Малевичу, что читают…
На 10 ч 14 января Галлер назначил выход в море. В кубриках и кают-компаниях гадали — куда пойдет отряд? Ходили слухи: в Мурманск, до весны… За два часа до выхода Киреев и Галлер собрали на линкоре командиров и комиссаров, штаб отряда. Галлер объявил: по приказу Реввоенсовета СССР корабли идут в Севастополь. Командам сообщить об этом с выходом в море. В пути возможны провокационные действия британского флота — сохранять бдительность. И вот отряд втягивается в Мессианский пролив.
Все время, что отряд шел к Эгейскому морю, его сопровождали английские корабли. Они скрылись на горизонте у мыса Матапан, после того как установили движение советских кораблей к Дарданеллам. 16 января Галлер подписал радиограмму в Стамбул в адрес председателя международной Проливной комиссии, сообщая о предстоящем движении в Черное море. В ночь на 17 января корабли прошли Дарданеллы, вошли в Мраморное море. Утром проходили Сан-Стефано, небольшой городок на европейском берегу. Лев Михайлович тронул за плечо Киреева: «Смотрите, Григорий Петрович, видите городок? Чуть больше полсотни лет тому назад здесь, казалось, навсегда открыли проливы для России и закрыли для ее врагов. А дружественная Болгария должна была стоять рядом на страже наших интересов. Не вышло. Бисмарк предал Россию, Англия и Франция лишили нас плодов победы…» «Это все Миликовские штуки в тебе играют», — отозвался Киреев. Галлер нахмурился: «Не скажите… Сколько русской солдатской крови пролили. Оказалось — напрасно. Правда, болгар освободили…»
В 9 ч 20 мин 17 января отряд вошел в Босфор, грянул орудийный Салют наций. На мачте линкора заполоскали на ветру флаги сигнала по международному своду: «Привет турецкой нации, правительству, флоту». В 11 ч 34 мин Босфор остался за кормой, вот оно, Черное море! Лев Михайлович вызвал флаг-связиста, вписал в журнал радиограмму в Севастополь: «…прибываем 18 января. Командир практического отряда Балтийского моря Галлер»[175]. Потрогал усы, весело глянул на Самойлова: «Дошли, Константин Иванович! Распорядитесь-ка дать пресную воду в бани и души, подвахтенным мыться и стирать. И на „Профинтерн“ передать о сем же. Черноморцы славятся чистотой и порядком, как бы балтийцам не подкачать!»
Еще кренила корабли отряда зимняя черноморская волна, сыпала снежная крупа, но Крым становился все ближе и ближе. Около полудня 18 января сквозь мглу проступили берега Крыма. У мыса Айя отряд встретили эсминцы и гидросамолеты, с кораблей балтийцев и черноморцев грянуло «ура». Пройдя за 57 дней 6270 миль в нелегких условиях зимней непогоды, линкор и крейсер стали на бочки в Севастопольской бухте.