Галлер восхищен «Автроилом»: водоизмещение 1350 тонн, четыре 102-миллиметровых орудия, может дать четырехторпедный залп. И ход почти 35 узлов! Близилась, однако, зима, и было ясно, что эсминец сможет вступить в кампанию лишь в 1917 году. Лев Михайлович уже просил Дарагана послать его на стажировку на «новики», оставшиеся до ледостава в Моонзунде и Рижском заливе. Нужно набраться опыта — походить на корабле, поучиться управлению им. Да мало ли что познаешь на выходах в море, да еще в дни войны! Жаль, что нельзя пройти стажировку у Виренпуса, старшего товарища, ставшего командиром эсминца. Командир «Добровольца» погиб вместе со своим кораблем в начале августа…
Но случилось все не так, как планировал. Сразу после нового года Галлера вызвали в Гельсингфорс, в штаб флота, находившийся на судне «Кречет». Тут-то он и узнал о новом назначении — старшим офицером на «Славу»; Ему объяснили, что линкор ремонтируется, с началом кампании непременно пойдет в Рижский залив через Моонзунд. Кому, как не ему, и служившему на «Славе», и бывшему флагарту, готовить корабль к предстоящим боям? Командиром сейчас капитан 1 ранга В. В. Ковалевский, но он уходит по болезни… Кто его сменит, еще не известно. Лев Михайлович не отказывался, хотя жаль было расставаться с «Автроилом». «Слава» ведь идет в Рижский залив. Значит, будет бой с германцами. Плохо только, что отодвигается на неопределенное время момент, когда он взойдет на мостик хозяином. Ничего, рано или поздно, командиром он будет…
В Моонзундском сражении
«Слава» ремонтировалась в Гельсингфорсе. Линкор стоял на рейде, вмерзнув в лед, как и другие линкоры и крейсера. На борту трудились рабочие питерских заводов, с кронштадтского Пароходного: меняли залатанные листы обшивки и брони на месте пробоин, полученных в 1915 году в Рижском заливе в бою с германскими дредноутами и береговыми батареями. Ремонтировали также котлы и машины, артиллерию. Как вскоре убедился Галлер, дел на корабле накопилось более чем достаточно. Немало нужно было потрудиться, чтобы полностью восстановить боеспособность «Славы» — единственного из линкоров Балтийского флота, не раз вступавшего в бой с неприятелем.
День за днем капитан 2 ранга Галлер (звание присвоили с назначением на «Славу») обходил громадный корабль, не чураясь самых дальних закоулков. Надев матросскую робу, спускался в трюмы, смотрел, как рабочие вместе с трюмными меняют трубы водоотливной системы и арматуру, в пустых гулких погребах, на время ремонта освобожденных от снарядов и зарядов, проверял системы затопления и орошения… Корабль он знал, память ему не изменяла — мог найти на всех палубах любое помещение, хоть с завязанными глазами. Значительную часть времени он посвящал знакомству с унтер-офицерами и матросами. Ведь с ними идти в бой… Знакомился постепенно, на местах работ — в башнях и кочегарках, погребах и трюмах. Тут в непринужденной обстановке можно было больше узнать о нуждах нижних чинов, тут проскальзывало иногда, чем недовольны… Новый старший офицер понимал, что главного ему не скажут. Что ж, старался исключить возможное недовольство питанием, следил, чтобы не было чрезмерной нагрузки на работах, затруднений со сходом на берег — отпусками в Гельсингфорс.
Свой взгляд на отношение к команде — забота, забота и еще раз забота, соединенная с вежливостью и уставной требовательностью, Галлер старался внушить офицерам. И конечно, хотел как следует узнать, чем и они живут, о чем думают. Тоже не просто. Ведь 28 офицеров — люди с разным опытом жизни, различным сословным происхождением. Большинство составляла молодежь — мичманы выпуска военного времени, но были среди офицеров и побывавшие в огне, с боевыми наградами: старший артиллерист Н. Ю. Рыбалтовский, старший штурман Д. П. Малинин — оба с канлодки «Грозящий», не раз вступавшей в бой с германцами в Рижском заливе… Опытными офицерами были и младший артиллерист В. И. Иванов, и старший минный офицер А. Ф. Зиберт. Все они знали свое дело, служили на совесть и особых забот не доставляли. Правда, нелегко складывались у Галлера отношения со старшим механиком Джелеповым. «Удивляюсь Льву Михайловичу, — ворчал он в кают-компании, — видите ли, употребляю в адрес матросиков несалонные выражения. Что же, прикажете миловаться с ними?! С каких это пор старшие офицеры против строгого порядка?»
Старший офицер, однако, линию свою на создание на линкоре «нормальной атмосферы» проводил упорно. «Вы меня должны понять, господа, — говорил он. — Начнется кампания — еще попомните добром мои наставления. Сплочение офицеров и команды необходимо. Ведь не миновать нам встречи с неприятелем в Рижском заливе…»
Помянули добром Галлера офицеры «Славы» значительно раньше — в дни, когда пришла весть о революции в Петрограде… В декабре шестнадцатого года Лев Михайлович побывал в столице — скончалась мать, болевшая после гибели Вернера. За два дня в Петрограде много ли поймешь? Но и слышанного и виденного было достаточно, чтобы прийти к выводу — кризис в стране нарастает. Очереди у булочных, рассказы сестер о том, что слышат от раненых в госпиталях, наконец, всякого рода истории об альковных приключениях приближенных к императрице и подозрительном ее окружении… Убийство Распутина и министерская чехарда не привели к наведению порядка ни в империи, ни в столице. Фронт по-прежнему не получал в нужном количестве снарядов, даже винтовочных патронов. Отец и приходившие его навестить друзья, отставные генералы, настроены были пессимистично, брюзжали по поводу российского беспорядка, мечтали о конституционной монархии на британский или хотя бы на германский образец. Уезжал Галлер в Гельсингфорс в настроении мрачном, с ощущением недалекой беды. Но возможный катаклизм представлялся ему лишь как верхушечный переворот. Оставалась и надежда, что все наладится после победы Антанты. Надо думать, срок вступления в войну Северо-Американских Штатов уже близок…
О забастовке Путиловского завода, о присоединении к ней других заводов и фабрик столицы империи на «Славе» узнали из газет. Ни Галлер, бывший на «Славе» в эти дни за командира, ни другие офицеры и команда еще не понимали, что близилась революция и самодержавие доживало последние дни. 28 февраля 1917 года гельсингфорсские газеты напечатали телеграммы из Петрограда о начавшемся там вооруженном восстании. В тот же день вечером Галлер побывал на «Андрее Первозванном»: Небольсин вручил командирам кораблей копии приказа командующего флотом вице-адмирала А. И. Непенина. «Предписываю объявить командам: последние дни в Петрограде произошла забастовка и беспорядки на почве недостатка пищи и подозрения некоторых лиц в измене, чем могло быть нарушено доведение войны до победы. Произошли перемены в составе Совета министров, который принимает меры к прекращению беспорядков и подвозу необходимых продуктов. Объявляю об этом по командам, чтобы узнали об этом от меня, а не от посторонних. Требую полного усиления боевой готовности…»[52]
Вернувшись на «Славу», Галлер приказал собрать команду в церковную палубу, зачитал приказ командующего. Матросы молчали, и молчание это показалось ему грозным. А далее напряжение нарастало все с большей скоростью: к концу дня 1 марта сообщили из штаба бригады о восстании в Кронштадте, 2 марта — о восстании в Ревеле. И пока командующий флотом Непенин готовил и отсылал в Петроград телеграмму, присоединяясь к решению Государственной думы об отречении от престола Николая II в пользу сына, большевистские ячейки на линкорах и крейсерах готовили команды к восстанию[53].
После обеда 3 марта Небольсин вновь вызвал к себе командиров. «Утром, — начал бледный как полотно адмирал, — утром получено отречение государя от престола в пользу Михаила Александровича. Власть взял Временный комитет Государственной думы. Прошу вас, господа, объявить об этом командам…» И опять Галлер читал в церковной палубе вести из Петрограда. На этот раз молчали не все. «Не нужно никакого Михаила, царя не нужно!» — крикнул кто-то из дальних рядов. «Долой, долой!» — поддержали его голоса.