Среднего роста, представительный, в меру упитанный розовощёкий мужичок сорока лет. Правильная уверенная осанка. Неспешная, свойственная полноватым мужчинам, переваливающаяся походка. Купеческий круглый животик, именуемый в народе момончиком (или комком нервов). Всегда безупречный внешний вид – тщательно выглаженный деловой костюм, строгая голубая рубашка, солидный галстук, мягкие кожаные туфли, дорогие часы, кейс. (Кстати, служебно-офисный гардероб куманька никак не вяжется с его шебутной и простой натурой). Искренний жизнелюб, неувядающий оптимист, весельчак и балагур, любитель борща, советских мультфильмов и бородатых анекдотов. Закоренелый холостяк. Такой вот он, мой любимый кумушкин Виталь Иваныч.

Разными бывают люди – мрачными и улыбчивыми, добрыми и злыми, чуткими и грубыми, замкнутыми и развязными, весёлыми и задумчивыми. Мир характеров и нравов огромен и разнообразен. Но если принять за эталон жизнерадостности самого весёлого и общительного сангвиника на планете, всё равно он и вполроста не дотянет до моего куманька! С такими разбышаками, как кумушкин, всем и всегда легко и просто. И контактным, и неконтактным, и коммуникабельным, и нелюдимым. Всем! В любой ситуации. Проблема, не проблема, напасть, не напасть, погода, непогода – засекайте время. Ровно две минуты общения с Иванычем – смотришь, и жизнь наладилась, и солнышко вспыхнуло с новой силой, и настроение рвануло куда-то к облакам, под зад прогоняя дух уныния!

Кумушкин постоянно спешил кому-то на помощь. Как будто зная какой-то тайный смысл бытия, непонятный и недоступный обычным людям, он совершенно искренне и безвозмездно торопился быть всем полезным. Устремляясь на выручку многочисленным друзьям, кумовьям, соседям по улице, коллегам по работе, подслеповатым бабулькам на пешеходных переходах, ветеранам Великой Отечественной войны, заблудившимся в гипермаркете детишкам, голодным бездомным животным, он ежесекундно готов был шагать, бежать, прыгать, ехать, лететь и плыть хоть на край света. Жить по-другому он просто не мог. В кумушкине клокотала какая-то неведомая, неиссякаемая и неудержимая энергия, которая буквально взрывала его естество и вырывалась наружу бурлящими жестами рук, обворожительной и забавной мимикой, потоком комплиментов, замечаний, шуток и анекдотов. От таких всплесков кумушкин выглядел ещё более импульсивным и наивным.

Зачастую, посторонние люди, впервые познакомившись с кумом, после брошенных им нескольких фраз недоуменно переглядывались между собой, по-честному не понимая, как себя вести. Тихонечко, чтобы кум не заметил (мало ли что, может быть просто чудак-человек), окружающие крутили пальцем у виска и похихикивали в кулак. Мироощущения куманька никак не укладывались в шаблоны закостенелого сознания развращённых обывателей. Не вписывались они и в общепринятые рамки поведения городских интриганов, искушённых в манерности, обмане, подленьких делишках и лукавстве. Глядя на кумушкина, терзали их одни и те же вопросы. Как может современный, взрослый и практичный мужчина проявлять столько добра и участия к окружающим его людям? Тем более, к незнакомым? Как может он быть таким по-детски наивным и доверчивым в этой чёрствой Системе? Как может он настолько искренне и бурно радоваться солнышку и дождику, радуге и облакам? Как может он любить бездомных животных сильнее своей новенькой иномарки? А я знал ответ на эти вопросы. Просто мой кумушкин Иваныч особенный. В вечно суровой, нелюдимой и горделивой городской массе таких людей один на миллион.

Пообщавшись с куманьком едва ли пять минут, собеседники и вовсе влюблялись в него по уши. Лавина искренности, душевности и обаяния кумушкина сметала любые барьеры. Предложения «подружиться домами», окрестить детишек, шумно отметить именины, насладиться пикничком у озера поступали Иванычу с частотой круглосуточной интернет-рассылки. Радости, горести, взлёты, неудачи, сетования в жилетку, впечатления, эмоции – всё к нему, понимающему и родному. Что касается многочисленных кумовьёв, крестников и крестниц, их у Иваныча было настолько много, что подозреваю, он и сам частенько путался в своих неродственных связях. Лично я знал три абсолютно посторонние друг другу семьи, приходившиеся Виталь Иванычу кумовьями. А сколько их было всего, об этом удивительно даже подумать.

Случайно познакомившись с кумушкиным на природе, мы с Олюшкой тоже попали под его обаяние. А после и детвору вместе в православном храме окрестили (кумовья – плюс два). Искренне и крепко привязались к своему кумушкину. Подружились. Сблизились. Полюбили. А вскоре поняли, что обрели не просто крёстного для Мишутки и Оленьки-младшенькой, но и настоящего друга, опытного тамаду для семейных праздников, серьёзного противника для бильярдных баталий, страстного садовода– и виноградаря-консультанта для наших шести дачных соток, и даже спонсора, когда сидишь на мели, а нужны деньги на срочный ремонт сантехники или автомобиля. Это всё он, наш любимый куманёк Виталь Иваныч!

Несмотря на теплоту отношений, встречались мы весьма редко. Причины на то были банальными – рабочая занятость, текущие проблемы, редкие выходные. У нас на торгашеском поприще с утра до ночи гремели отчёты, закупы, накладные, ревизии, проверки, комиссии, выговоры, санкции, снова закупы. У кума – свои служебные хлопоты. Он работал в фирме своего старшего брата Анатолия, сопровождал экспортные поставки зерновых в ближнее зарубежье. Дальние командировки, поездки по элеваторам и колхозам, договора с морскими и речными портами – день через день кумушкин мотался по стране из одной области в другую, словно угорелый. Вот и получалось, как и у всех людей в жизни складывается – ежедневный рабочий бедлам, суета, карьера, погоня за тарелкой супа. К вечеру – бедлам уже домашний, бытовой. Днём – мельтешня, рутина, служба. Вечером – дом, хозяйство, а вот уже и спать пора. На следующий день – снова служба, и снова дом, и снова сон. В конце недели – один выходной. А самое дорогое, как обычно, откладывается, откладывается, откладывается… Забываем, пренебрегаем, задвигаем. Всё на потом. Ещё успеется, ещё увидимся, ещё пообщаемся, ещё уделим внимание, ещё наверстаем… Ничего мы не наверстаем! Жизнь пролетит, глазом не успеешь моргнуть.

Олюшка как-то посетовала:

– Виталь, знаешь, Иваныча сегодня вспоминала. Сто лет не виделись. Давай, наверное, созвонимся, а? Может быть, встретимся, стол накроем? На носу выходные, вот давай и соберёмся. Я приготовлю его любимые чебуреки с сыром и зеленью. Или борщ. Небось, на одних бутербродах и жареной картошке сидит. Пообщаемся. А то что-то мы куманька нашего совсем позабыли, забросили. И он нас тоже. Как и не родные вовсе.

Полностью права Олюшка! И мне оставалось только кивать и поддакивать:

– Да и не говори, зайчик! Задолбало это вкалывание. Непонятно для кого и непонятно зачем. Конца и края этому не видно. Всё по кругу: деньги, деньги, деньги, выручки, отчёты, приходы, расходы, снова деньги. Работа, проблемы, новые цели. Не то что к куму в гости не ходим, друг друга – и то редко видим. Сынишка с дочуркой без нас растут. Без любви, без внимания. Как сорняки прямо…

Такие разговоры у нас случались не раз и заканчивались ничем. Поразмышляв о рутине и ни в чём так и не определившись, мы горестно замолкали, вздыхая по очереди, иногда в унисон.

Бывали, конечно, и просветы. Дни рождения, Новый год, Рождество, День Победы, 23 июля – День Земли (День дачника). Отмечать эти праздники в компании с кумушкиным считалось у нас нерушимым законом. На вопрос, куда направляемся праздновать (особенно весной и летом), всегда находился быстрый ответ – конечно же, к кумушкину! У него свой дом, уютный сад, живописный пахучий огородик, изумительно утыканный летом поскрипывающими головками белокочанной капусты, бурыми болгарскими перцами и бодро торчащими вениками душистого укропа. Маленькая гостеприимная беседочка и мангал. Это не то что у нас – каменный трёхкомнатный бункер, он же камера-изолятор в панельных пятиэтажных сотах… (Ах, простите великодушно, друзья, мой занудный рефрен! Исправлюсь. Назову жилой бункер, как принято его называть в Системе: благоустроенная трёхкомнатная квартира в панельной хрущёвке, с туалетом, ванной комнатой, электричеством и горячей водой. Вот!)