– Я новый хозя-я-яин санитарной районной службы, – ерепенисто прокудахтал незнакомец. Слово «хозяин» он произнёс подчёркнуто важно, с блатной протяжкой. И – тыц в лицо Михалне глянцевую вишнёвую книжечку.

– Да что вы, дражайший, в самом-то деле… тычете в нос… удостоверения ваши… замусоленные! – брезгливо отвела Михална растопыренную ладонь хама. – Попроще нельзя, что ли? По-людски. А то, понимаешь, влетел, дверь в хлам разнёс, кричит, визжит, напрягает. И вообще, что ТЫ себе позволяешь? И за петли сорванные кто платить будет, ТЫ, что ли? – чеканила Михална каждое слово, намеренно делая упор на «ты».

Глаза у мужика округлились. Злобное выражение лица превратилось в ещё более неприятную гримасу. При этом его сходство с лупатым филиппинским долгопятом стало практически стопроцентным. (Посмотрите в интернете, как выглядит этот зверёк, интересно).

– Да я вам сейчас, твари, не только двери, но и всю вашу мерзкую конторку на фиг разнесу! – распыляя влажную слюнявую морось, во всё горло заорал тип. – Закрою предприятие, мля! Опечатаю! Будете, сволочи, со мной на «вы» и шёпотом! Геннадия Антоновича вы ещё не знаете…

Зависнув за стойкой бара, я нахохлился. Это понятно, что на дворе грязным цветом распустилась эра хамов и негодяев. Тем не менее, кто бы мог подумать, что взрослый, состоявшийся мужчина (представитель власти!), способен вот так, запросто, средь бела дня (трезвый!), влететь в кафе и поливать отборнейшим матом всех и вся вокруг?

На всякий случай, мало ли чего, я приготовился. Ладони сжались в кулаки (а вот и не разнесёшь, гад!) Михална, нахмурившись, с посудой в охапку, нависла над стойкой страшной грозовой тучей. Тарелки в её руках, звякая, начали мелко подрагивать. Ох, сейчас начнётся торнадо! Истинно, начнётся!

– …сво-о-олочи! – истошно визжал и противно плевался санитарный врач. – Развели бардак! Антисанитарию говённую по углам развезли! Да я вас опечатаю. Под суд пойдёте! Не-е-ет! Не пойдёте – полетите! Кто народ харчами своими помойными травит? Кто медосмотр не проходит? Дезинфицирующих средств нет? Нет. Повара без головных уборов? Чё? Типа, в косынках? А нуж-ны-ы-ы колпаки-и-и! Да-а-а! Колпаки-и-и! Колпаков нету? Нету! Я не понял? – И он картинно поднёс ладонь к уху, как бы прислушиваясь. – Не слышу. Чё законопатились?..

Он бы и далее продолжал выкрикивать всякие гадости, если бы его не заткнули. Очень эффектным способом.

– …развели срач говнистый по коридорам! – визжа, голосил санитар. – Как у вас под ногами ещё крысы не бегают? И что при этом мы видим? Жрут сами – и не подавятся!..

Ах, вот оно что… Я хоть и стажёр был, но тему «жрут сами» срубил сразу. Если сами, значит, как минимум, не с ним. Как всё тривиально.

Сверкая глазами, Михална хищником двинулась на незваного гостя. На того, который действительно сейчас был хуже монголо-татарина. И вдруг, резкий бросок… и – раз! Увесистая советская общепитовская тарелка, словно торпеда, визитёру под ноги – бабах! В пустом зале звон разбитой посуды прогремел похлеще взрыва тротиловой шашки. Я подскочил от неожиданности. Декоративная пальма около меня, вздрогнув листиками – тоже. Ну, положим, я-то знал свою мамочку, и предполагал будущее развитие событий. Людям вообще негоже хамить, а наша Михална так и вовсе этой дряни на дух не переносит. А вот мужик, тот вообще прозрел. Откуда ему, сердешному, было знать, на какую дремучую силу он нарвался? Бранная речь интервента оборвалась на полуслове. Глаза расширились. Ну, точно, долгопят! Подобной развязки он определённо не ожидал. Стушевавшись и отступив на несколько шагов от стойки к коридору, он поднял руку и хотел было что-то возразить. Но не успел. Михална ринулась на злодея:

– Кто, как последний подонок, размахивает ногами в чужом доме?

И – хрясь вторую тарелку – прямо под ноги негодяю! Толстые куски фарфора шрапнелью зацокали по залу и коридору. Мужик, который Геннадий Антонович, комично подпрыгнул на месте и сдал на полшага назад.

– Кто тут людей унижает? – наступала Михална на растерявшегося противника.

Г-у-у-у-ххх! Очередная посудина, прогудев где-то на уровне плеча санитара, врезалась в стену и разлетелась вдребезги. Ещё один шаг пространства отвоёван.

Четвёртая тарелка, больно угодив агрессору в колено, отбросила супостата ещё на метр назад. Фронт сдвигался в коридор. Михална завелась по полной программе, и теперь её обличительная гневная речь, подобно майскому грому, грохотала в пустом коридорчике кафе. Летящие увесистые тарелки представляли собой немалую угрозу, и Геннадий Антонович очень быстро это понял.

– Кого мать не научила вести себя по-человечески? Кто гадит людям в душу и при этом нагло ухмыляется? Кто здесь «козёл» и кто «сволочь»?

Две тарелки одновременно вылетели со стопки. Одна с визгом разбилась о покалеченную дверь. Вторая, с реактивным свистом, едва не задев макушку обалдевшего шефа санстанции, фыркнув, умчалась куда-то в пустоту улицы.

Пристрелявшись, Михална метала тарелки как заправский чемпион летних Олимпийских игр. Мужик, втиснув голову в плечи, похрамывая, побитой собакой отступал к выходу.

– …тварюки! Деньги выжимать с людей, они, халявщики, руку, значит, набили, а работать, лоботрясы, не хотят. Я вам покажу кузькину мать! Баклушники! Прихлебатели! (Тарелки – бах!, бах!, бах!) Да мне плевать, кто кем работает и на каких постах! Человеком прежде всего нужно быть! Человеком! Понятно?! – в перерывах между бросками надрывно выкрикивала разгорячённая Михална.

Одиночные разрывы артподготовки перешли в следующую стадию массированной атаки. Громыхая канонадой, теперь тарелки вылетали со стопки залповой ураганной очередью. Ну чем не система «Град»? Фарфоровые осколки, свистя и звякая, полностью накрыли длинный коридор кафе. Посудный смерч, гремя и завывая, беспощадной волной мчался за удирающим вовсю Геннадием Антоновичем. Наконец, обойма из тарелок закончилась.

Перепрыгнув через поверженную входную дверь, Геннадий Антонович как ошпаренный вылетел на улицу. Отплёвываясь и отчаянно матерясь, прихрамывая на повреждённую конечность, он галопом пронёсся через уличный двор и исчез за углом нашего здания. Потряхивая свисающей на заднице тощей складкой брюк, шеф грозной службы позорно бежал с поля брани…

***

Мамочка осмотрела засыпанный битым фарфором коридор и горестно вздохнула. Дрожащей рукой поправила выбившуюся из-под косынки упрямую прядь. Всхлипнула. Я вышел из-за стойки, молча подошёл к матери и обнял её. А она прижалась ко мне.

– Сынок, скажи, ну разве я не права? Разве несправедливо? – дрожа всем телом, тихо молвила она. – Это что же творится-то такое…

– Ну что ты, мам, – успокоил я мамочку, нежно обнимая и поглаживая её по плечам. – Этот тип вломился, выломал петли, нас грязью облил. Клёво ты его на место поставила! Уж он точно не ожидал такого отпора от женщины. Так что всё правильно. И круто! Не переживай! Я тебе точно говорю, с этих тарелок мы ещё полжизни смеяться будем.

Мамочка отстранилась от меня и, прикрыв подрагивающими ладонями лицо, всхлипнула:

– Какая там правда! Совсем достали, сволочи! Сил нет. Доконали, вымогатели. Выкручивают руки! Выкручивают же! И шагу не успеешь ступить – давай, плати! Ещё шаг – снова плати! Последнюю копейку отжимают! Ну как можно работать в таких условиях?..

***

Так в свои молодые студенческие годы я впервые столкнулся с санитарно-эпидемиологической службой. Позже мы повторно познакомились с нашими очередными партнёрами. Естественно, побоище это просто так не сошло нам с рук. Спустя несколько дней в нашей закусочной снова появились инспекторы санитарной службы. Две милые, улыбающиеся женщины. Не знаю, то ли действительно во хлебах не без ухвостья, то ли их предупредили о возможном залповом ударе тарелок, но всё прошло гораздо пристойнее. В дружеской и конструктивной обстановке.

Нам перечислили наши производственные недостатки и нарушения. Зафиксировали их в акте проверки. Выдали официальное предписание. После чего, получив на руки небольшую сумму штрафной наличности, инспекторы этот акт благополучно порвали. А предписание вежливо попросили исполнить в двухнедельный срок. Знакомство обмыли чаем с печеньем. А получасом позже мы с инспекторами СЭС Ольгой Владимировной и Лидией Павловной вполне справедливо решили, что такое приятное знакомство заваркой не закрепляется. Усугубили дело ароматным домашним вином и пирожными. На том пиру и я был! Пил душистый колючий лимонад, заедал вкусными эклерами. По усам не текло, за отсутствием таковых, а в рот попало.