– Моя голубоглазая радость, – начал свою речь Флагман, – я надеюсь, что отдельная каюта для меня уже приготовлена? Об этом и говорить не стоит, моя голубоглазая радость. Медслужба, естественно, тоже готова. Экипаж здоров. Это все, что пока нужно, моя голубоглазая радость. Проводите меня в каюту и отнесите вещи. Знакомиться будем позже. У меня все, моя голубоглазая радость.
— Товарищ майор, вряд ли я могу порадовать вас, так как медицинская служба хотя и готова к походу, однако, каюта вам еще не подготовлена. За вещами вашими пришлем дежурного по амбулатории Пока приготовят каюту вам, прошу быть гостем. Могу предложить кофе, чай или обед, если вы вдруг голодны. Я вам представился. Фамилия моя – Иванов, звание – лейтенант медицинской службы, зовут Петр Иванович. Любая форма обращения ко мне из трех, мной предложенных, меня удовлетворит. “Голубоглазую радость” с повестки дня прошу снять.
И это в присутствии начальника штаба и офицеров эскадры! Нехорошо. Майор, подхватив чемодан, рысью двинулся за лейтенантом под ехидный смешок офицеров.
В каюте начмеда, обдумав на ходу дальнейшую линию своего поведения, флагман вместо кофе потребовал к себе медицинские книжки командного состава крейсера. (Слишком поспешно, слишком прозрачно).
По ГКС я отдал дежурному по амбулатории распоряжение о подготовке каюты для начальника и велел принести в каюту к себе требуемые медицинские книжки. Сосредоточенно пролистав их, он увидел, что все положенные виды обследования командованием корабля выполнены. По заключению ВВК все офицеры годны к службе в плавсоставе ВМФ: и командир, и зам, и старший помощник. И вдруг флагман сделал стойку:
– Это что такое? У вас старший помощник болеет гипертонией! А вы докладываете, что все здоровы. С такой болезнью в море идти он не может! Что за бардак у вас в медслужбе? Сейчас же уберите старпома с корабля!
– Товарищ майор! Кричать я тоже умею. Состояние здоровья старшего помощника я знаю. С гипертонией первой степени в море он ходить может. К тому же имеется заключение ВВК.
– Моя голубоглазая радость, когда вы еще под стол пешком ходили, на нас уже кителя шили. Не надо писать против ветра. Опасно. Мы на военной службе. Старпом будет списан с корабля, а вы получите свой выговор.
Спокойно взяв микрофон, я спросил:
– Кузиев! Я долго буду ждать доклада о готовности каюты начальнику? Ускорьте процесс и проводите гостя, он устал.
Слабая попытка взять верх. Но... выше задницы не прыгнешь.
Доклад о заболевании, препятствующем старпому выходить в море, был произведен. Машина закрутилась. И уже к вечеру старший помощник, капитан третьего ранга Пшеничный знал, что с крейсером, которому отдано столько здоровья и сил, придется расстаться. Судьба военмора делала резкий поворот, больно ударяя при этом сапогами по ... ниже пояса. На карьере офицера был поставлен жирный и красный медицинский крест. И вряд ли кто-нибудь узнает, что судьба человека бала решена чемоданом, вовремя не отнесенным в каюту.
Вечером, после вечерней поверки, командиры боевых частей устроили “отвальную” своему старшему помощнику. Хирург, заглянувший в каюту, понял, что для решения служебных вопросов он выбрал не самое удачное время: начальник медицинской службы сервировал стол.
B праздничном приказе командующего о присвоении очередных воинских званий, приуроченном к дню Военно-Морского Флота, лейтенанту Иванову было присвоено очередное звание – старший лейтенант медицинской службы. Командиры боевых частей отпраздновали это событие в дружном флотском коллективе.
А через сутки я получил ордер на комнату в двухкомнатной квартире. Метраж – семнадцать квадратов плюс балкон. И хотя дом еще достроен не был, новоиспеченный хозяин торжественно зарегистрировал ордер в домоуправлении и получил расчетную книжку под номером.
Жизнь – великолепная штука.
Понедельник. Суеверные в душе моряки в этот день в море стараются не выходить, находя в свое оправдание тысячу объективных и одну субъективную причину. Однако, с приказами шутки плохи. Командующему в море не выходить, поэтому сроки выхода он назначает, не считаясь с суевериями. Так и вышло на этот раз. В воскресенье офицеры весело прбстились с семьями. Наказали женам “вести себя прилично”, детям – слушаться маму и учиться хорошо. В 7.00 в понедельник заняли места на своих командных пунктах. Слегка хмельные от ласк остающихся на берегу жен и от предчувствия каверз океанских стихий, офицеры, как эхо, повторили команду, поданную командиром:” Корабль к бою и походу приготовить!” С глухим стуком броня дверей, люков и иллюминаторов сократила мир до размеров командных пунктов и боевых постов, отрезав своих сыновей от жизни своей страны. Родина прощально помахала вслед уходящим... Ничем не помахала, т.к. дата выхода корабля в поход держится в секрете, хотя в гарнизонах женщины знают о ней даже раньше самих уходящих.
Оторвавшись от причала, крейсер медленно двинулся к выходу из бухты “Золотой Рог” и ... застопорил ход на внешнем рейде. Причин задержки выхода на корабле никто никогда не знает, так как приказание остановиться поступает обычно без уточнения причин. И экипаж в подобной ситуации находится в положении пассажиров остановившегося в чистом поле поезда. Рождается миллион слухов и версий. От самых “простейших” до сложнополитических – “умер глава государства, ожидается изменение курса”. Притом достоверность всех известна из самых компетентных источников. На поверку же все бывает иначе и проще, как и оказалось на сей раз. Через сутки нетерпеливого ожидания, экипажу было “доведено до сведения”, что по курсу предполагаемого перехода коварный тайфун “Бетси” развил буйную деятельность, что создает целый ряд навигационных опасностей для плавания даже такого гиганта, как крейсер. Мелкие морские трудяги были загнаны в норы. Спокойно отсиживаясь в тепле, они сочувственно пыхтели паром своих маломощных котлов, беспокоясь о судьбе своих собратьев, волею судьбы испытывающих удары “Бетси” в открытом море, уповая на милость Нептуна и мастерство своих командиров. Прочность конструкции в данной ситуации тоже не последнее дело.
Потоки дождя, расшвыриваемые ураганными порывами ветра, хлестали по крейсеру и Владивостоку. Жены моряков возносили молитвы Нептуну и всему коллективу обитателей Парнаса о ниспослании удачи своим кормильцам. “Кормильцы” же, если говорить об экипаже крейсера, с тоской глядели на берег, где в трудную минуту, оставленные в одиночестве, штормовали их семейства. Моральный климат в коллективе штормовал вместе с "Бетси”. Сведения о том, что “в городе остановилось движение, два трамвая, смытых с Ленинской улицы, унесло в Амурский залив, есть разрушения”, неизвестно откуда взявшиеся, и, естественно, ничего общего не имеющие с действительностью, портили сон и аппетит. Вынужденное безделье, если так можно назвать систему мероприятий, проводимых на корабле при объявлении штормовой готовности, натягивало нервы, как якорь-цепи, удерживающие крейсер в заданной точке акватории. Финансисты, защищенные прочными стенами официальных зданий и нежно ласкающие взорами бронированные дверцы несгораемых сейфов, тайфуны в расчет не принимают, выводя в ведомостях на получение моряками “денежного довольствия” свои “сальдо” и “бульдо". Загнать бы их упитанные телеса под палки “Бетси”! Хотя бы один-единственный раз! Или сунуть туда же министерских чинуш, утверждающих расценки на оплату труда моряков! Ну да ладно! Черт с ними! Пусть греют свой геморрой в тепле уютных канцелярий. Жаль, что материться нельзя на страницах печатных изданий. Компенсируем это ограничение достаточным количеством теплых слов, раздающихся в адрес финбюрократов в клетушках корабельных кают. Читатель их не услышит.
Понедельник, воздвигнувший “Бетси” на пути крейсера, сменился пятницей, выдавшей “добро” на выход из Золотого Рога. Четверо суток накалявшаяся буйная кровь в артериях и венах корабля, всей силой своей надавила на лопасти винтов и вспенила, наконец, соленую воду взбаламученных штормом морских глубин. Приободренный затишьем в природе и движением корабля старший помощник Дмитриев, временно приступивший к исполнению должностных обязанностей, собрал офицеров на совещание. При отсутствии знаний устройства корабля и крейсерской организации (т.к. раньше он служил только на эсминцах), новый руководитель-единоначальник избрал свой тернистый путь завоевания авторитета в коллективе офицеров. Мастерски владея казенно-бюрократически-командным языком, старпом начал с воспоминаний – о деяниях великих флотоводцев прошлого, победах русского оружия на суше и на море. Основной упор сделал на человеколюбии знаменитых военачальников, проявляемом последними в отношениях к своим подчиненным. Проведя, таким образом, историческую параллель между А.В.Суворовым и собой лично, всей тяжестью авторитета Генералиссимуса старпом обрушился на помощника командира по снабжению, капитана третьего ранга Крепкого и начальника службы “М” старшего лейтенанта Иванова, не желающих должным образом наладить питание офицеров в кают-компании. Всей силой того же авторитета старпом подчеркнул, что на двух вышеназванных бездельников, наконец-то, найдется управа в лице страстного поклонника и последователя военных гениев – старшего помощника командира, беззаветно преданного интересам офицерских желудков. В лице СПК военморы отныне обретали отца-заступника.