Закончилось все тем, что я задремала под мягкое покачивание вагона и мерный перестук колес. Я закрыла глаза и провалилась в безмятежный сон.

- Эй, послушай! – услышала я вдруг. – Послушай!

Я открыла глаза и увидела ее, темноволосую девушку, сидевшую рядом. Ее лицо было прямо перед моим. Я успела заметить, что девушка была красивой. Ее темно-карие, бездонные глаза обладали каким-то особенным блеском, а губы, подкрашенные бледно-розовой помадой, были очень аппетитными.

- Что?

- Ты позволишь мне пройти? Пожалуйста. Мне нужно в туалет.

- Конечно. Извини.

- Спасибо.

Я снова встала, давая девушке возможность покинуть свое место. Когда она шла по проходу, я не могла не заметить, что ей очень идут обтягивающие джинсовые шорты. Я тут же почувствовала себя виноватой и снова села, отведя взгляд в сторону окна. Я не из тех людей, кто не пропустит ничего, что движется.

Качнув головой, я снова сосредоточилась на конспектах по философии. К счастью, в сентябре мне предстояло сдавать только этот предмет, а из-за июньских событий могло бы быть гораздо хуже. Трудно сосредоточиться на чем-то, особенно на экзаменах, когда голова занята другими вещами. Мои оценки значительно снизились, но я выплыла.

Вскоре, через несколько минут, вернулась моя попутчица. На этот раз ей не пришлось просить меня пропустить ее. Я еще раз встала, и она устроилась на своем месте у окна.

- Проблемы с философией, – спросила она с улыбкой.

- Что? – переспросила я.

- Ты завалила философию, так ведь? – продолжала она. – Тут одно из двух: или ты не сдала экзамен, или ты очень странная девчонка.

- А почему ты так говоришь?

- Потому что никто из наших ровесников в здравом уме не станет читать по доброй воле что-то там о досократиках.

Тут она была абсолютно права. Не будь обязанностей, я никогда не проявила бы интерес к чему-то подобному. Более того, я и знать бы не знала, кто такие эти самые досократики. Даже изучая их в школе, я не слишком хорошо знала их теории.

- Это единственное, что я завалила, – ответила я, слегка покраснев. Соседка тут же заметила это.

- Не парься, я не сдала целых пять.

- За первый класс? [прим: имеется в виду 1-й класс бачилерато, соответствует нашему 9-му]

- Нет, за второй. Так что я осталась без вступительных экзаменов.

- Жалко.

- А чего тут жалеть – я завалилась, потому что ничего не учила, – призналась она, стягивая волосы резинкой. – У меня выдался нелегкий год, слишком много перемен.

Перемены. Это слово было мне знакомо. Если бы я рассказала этой девчонке о своей жизни в этот последний год, вот тогда она узнала бы, что такое перемены.

- Иногда все получается не так, как ты рассчитываешь, – заметила я и, не желая быть слишком резкой, добавила, – но всегда и во всем дается второй шанс.

- Ха-ха! Это всего лишь избитая фраза, а на деле ничего подобного. Так, пустые слова, где-то услышанные или прочитанные.

Больше ничего не говоря, она надела наушники и отвернулась, устремив свой взгляд на пейзажи за окном и махнув на меня рукой, будто меня и не было вовсе, или я была недостаточно важной, чтобы продолжать разговаривать со мной. Это взбесило меня. Не знаю толком, почему, но меня задела ее надменность. До этой минуты девушка была приветлива и любезна, теперь же в ее поведении со мной отчетливо проглядывалось высокомерие, как будто перемены в ее жизни были гораздо сложнее моих, а ее слова являлись догмой. В ней было столько же красоты, сколько и высокомерия.

У меня был соблазн ответить ей, объяснить, что с людьми не стоит так обращаться, но я этого не сделала. Помешала робость. Я вернулась к своим досократикам и попыталась забыть об этой девушке.

Поезд продолжал свой путь к Мадриду на скорости больше трехсот километров в час. Я искала полного уединения и отстраненности от всех, поэтому нацепила наушники, которые выдаются в поездах, и на полную громкость врубила музыку, хотя она была не в моем вкусе. И все это для того, чтобы не думать о сидящей рядом со мной спесивой выскочке, но при этом я не могла удержаться, и изредка искоса поглядывала на нее. Ну почему ей надо было уродиться такой красивой? В один из таких моментов девушка заметила мой пристальный взгляд и хитро улыбнулась. Я быстро отвернулась от нее.

- Послушай, – очень громко сказала она, чтобы я смогла услышать ее, несмотря на наушники. – Эй! Ты слышишь?!

Я игнорировала ее, пока она кончиками пальцев не толкнула меня в плечо, чтобы привлечь мое внимание. Тогда я со вздохом внимательно оглядела ее и положила наушники себе на колени.

- Чего тебе?

- Ты знаешь, что у тебя очень красивые глаза?

Эти слова выбили меня из колеи так же, как и ее прежняя грубость. Отчего-то я разнервничалась и не смогла ответить сразу.

- Спа... сибо, – заикаясь от растерянности, пробормотала я через пару секунд. – Только это не мой цвет. Это зеленые линзы.

- Мне без разницы, какого цвета твои глаза. Они красивые, и все тут.

- Ну если ты так считаешь...

Девушка снова улыбнулась и поджала ноги под себя, примостившись на сиденье.

- Я тоже ношу линзы, я очень близорука, – призналась она. – Так что у нас с тобой есть еще одно общее.

Еще одно общее? О чем это она? В данную минуту я не понимала, что она имела в виду, но соседка не замедлила разрешить мои сомнения.

- Я ненавижу досократиков. И их, и вообще всех философов за всю историю человечества, – продолжала она. – Я не понимаю, зачем нам нужно учить бредовые теории каких-то мужиков, которые умерли сотни лет назад. Они знай себе курили черт-те какую дурь, да непрестанно мололи при этом всякую чушь, а мы – учи!

Нельзя сказать, что я была не согласна с ее личным пониманием философии. Этот предмет мне

никогда не нравился, и всегда давался с большим трудом, но мое мнение было не таким радикальным, как у этой девчонки, которая за недолгие минуты нашего знакомства уже дала мне ясно понять одну вещь: она была прямолинейной и даже резкой. Она не ходила кругами вокруг да около, а говорила прямо в лоб то, что думала.

- В большей степени ты права.

- В большей? Да я на все сто права.

- Ну если ты так считаешь...

- Опять ты со своим “ну если ты так считаешь”! – негодующе воскликнула она. – Тебе не хватает горячности, энергии.

- Я достаточно энергична.

- Куда там, конечно! Да ты флегма в линзах!

- А ты!.. Ты...

Я сдержалась, чтобы не обидеть ее, но это было уже слишком, и я окончательно вышла из себя. Она же, похоже, наоборот, была рада моей вспышке гнева.

- Замечательно! Так гораздо лучше! Отведи душу!

- Да не хочу я отводить душу!

- Но тебе нужно это сделать! Давай! Тебе же хочется кричать о своих чувствах!

Она пыталась подзадорить меня, но ей не удалось добиться своего. Я была не готова к этому, особенно поняв, что на нас смотрят сидящие вокруг люди.

- Я в порядке, – спокойно ответила я, понизив голос. – Я не стану кричать.

- О'кей, не кричи, флегма в линзах.

- Не называй меня так.

- Тогда докажи мне, что ты не заслуживаешь, чтобы я звала тебя так.

- Я не должна ничего доказывать, я тебя даже не знаю.

- И правда, мы даже не представились друг другу, – согласилась она, закатив глаза и глядя в потолок вагона. – Меня зовут Лаура. Рада с тобой познакомиться.

Лаура. Теперь, даже не спрашивая, я знала имя этой странной девчонки со столь необычным характером.

- А я Мария... Мери, – ответила я, скорее машинально, нежели из вежливости.

- Тебе очень идет это имя. Оно подходит к твоему лицу.

- Что ты имеешь в виду?

- Понимаешь... Деву... В смысле, Деву Марию, – добавила она с улыбкой, которая теперь начинала казаться мне фамильярной.

Я не могла поверить, что она так со мной разговаривала. Она снова пыталась провоцировать меня. Я этого терпеть не могла, но не попалась на удочку! Я не хотела не только кричать, но и повышать голос. В общем, я сжала зубы, мысленно подыскивая какой-нибудь подходящий остроумный ответ, но как только я собралась открыть рот, поезд вдруг резко затормозил и остановился. Толчок был таким сильным, что нас обеих швырнуло вперед, и мы были вынуждены ухватиться руками за сиденье напротив, чтобы не оказаться на полу. Остальные пассажиры тоже перепугались.