28 июня, вторник.

Клиника Найтингейл, Солсбери.

12 часов 05 минут ночи.

«Уолсли» почти бесшумно проскользнула мимо больничных ворот. Свет фар описал белую дугу по опустевшей лужайке перед главным корпусом. Была полночь, и Алан старался ехать как можно медленней, чтобы не тревожить пациентов шумом колес, хрустящих по гравию. Он не испытывал никакого облегчения от того, что вернулся домой. Никто не бежал ему навстречу, и в душе оставалось лишь гнетущее чувство: это все, что у тебя есть. Временная эйфория от выпитой бутылки дорогого легкого вина и ужина, состоявшего из блюда лангустов под чесночным соусом, уже давно развеялась во время поездки, оставив доктору только ощущение пустоты и одиночества. Что за чертовщина происходит в его жизни? Где же то удовлетворение, которое должно приходить от помощи этому выводку толстосумов с больным эго и полным отсутствием самоконтроля? Почему Джинкс не удосужилась предупредить его о том, что Мег и Лео погибли? И почему эта распроклятая женщина никак не выходит у него из головы?

Он сердито постучал пальцами по рулю, и в ту же секунду резко вывернул его в сторону, потому что свет фар внезапно вырвал из темноты чье-то мертвенно-бледное лицо. Человек находился буквально в нескольких дюймах от машины. Фигура тут же слилась с темнотой и исчезла где-то среди деревьев, посаженных по обеим сторонам дорожки для проезда. Черт! Вот дерьмо! Сердце доктора бешено заколотилось, он резко нажал на тормоз, и машина послушно остановилась. Ведь он предупреждал сестру Гордон о проверках через каждые полчаса. И вот вам! Теперь она разгуливает здесь, шарахаясь от проезжающих машин.

— Джинкс! — позвал Протероу, открывая дверцу и выбираясь наружу. — С вами все в порядке? — Он встал у машины, положив руку на крышу.

Вокруг стояла полная тишина.

— Послушайте, я же видел вас. — О Господи, помоги ему, сделай так, чтобы он ее не задел. В неярком красном свете габаритных огней он осмотрел траву за машиной, в страхе увидеть скорчившуюся фигуру, но там никого не оказалось. — Я знаю, что вы меня слышите, — продолжал доктор, вглядываясь в темноту впереди. Затем он осторожно обошел машину и встал у дверцы со стороны пассажирского сиденья. Рано или поздно ей придется выйти из укрытия. — Мне кажется, что вы меня обманываете, Джинкс. Ваша амнезия ненастоящая, и я ни на секунду не верил, что вы пытались покончить с собой. Все было подстроено, это же очевидно. Вы просто хотели вернуть отца на свою сторону. Черт возьми, у вас это здорово получилось, даже если вам пришлось для этого перенести больше, чем вы предполагали. Может быть, теперь вы мне все расскажете? — Он выждал несколько секунд. — Должен предупредить вас, сейчас я чертовски зол, и настроение мое ничуть не улучшается, если я вынужден теперь торчать здесь, потому что моя пациентка задумала сыграть со мной в какую-то дурацкую игру. Только не думайте, что я смирился и собираюсь оставить вас здесь. Стоит вам шелохнуться, как я вас тут же поймаю. Ну, вы выйдете ко мне, или мы тут так и будем стоять до рассвета? Выбор за вами.

Внезапно совсем рядом с собой он заметил какое-то движение. Все произошло так быстро и неожиданно, что доктор оторопел. Он рванулся было в сторону, но тут же оглушающая боль обожгла его плечо. В этот момент тяжелая кувалда обрушилась на него. Он едва успел увернуться от второго такого же страшного удара и, обежав капот машины, моментально юркнул внутрь автомобиля. Инстинкт самосохранения заставил его в ту же секунду захлопнуть дверцу. Но как только он включил заднюю передачу, кувалда обрушилась на ветровое стекло, разбив его вдребезги.

Эми Стонтон посмотрела на часы.

— И к чему доктор Протероу придумал все эти получасовые проверки? — ворчала сестра. — Девушка прекрасно спит уже с десяти вечера.

— Наше дело — не спрашивать, а выполнять, — резонно заметила Вероника Гордон. — И побыстрее заканчивай пить свой чай. Пять минут ничего не решают.

Доктор не мог определить, обливается его лицо потом или кровью. Он испытывал внезапный взрыв эмоций и плохо соображал, подав машину задним ходом в траву. Перед ним возникла какая-то нереальная фигура. Это был силуэт мужчины, который тут же растворился в темноте как раз в тот момент, когда «уолсли» врезался в ствол старого дуба. Что за чертовщина тут происходит?

Дверная ручка в палату номер двенадцать дернулась, и в комнату заглянула чернокожая сестра. Она принялась вглядываться в темноту. Ей показалось, что она услышала какой-то подозрительный звук. Испугавшись, Эми хотела сразу же включить верхний свет.

— С вами все в порядке, дорогая моя? — Не дождавшись ответа, она повернула выключатель, и в залившем палату свете увидела Джинкс, лежавшую на смятых простынях. Одно из окон оказалось открытым, и занавески затрепетали на сквозняке. Быстро подбежав к окну, она плотно закрыла его, затем вернулась к кровати и заботливо пощупала лоб Джинкс.

Как будто получив электрический разряд, мисс Кингсли резко села на кровати, судорожно открывая и закрывая рот, словно ей не хватало воздуха. Она не может дышать… Господи всемогущий, она не может дышать… В отчаянии Джинкс схватила себя за горло, пытаясь убрать невидимую заслонку, не пропускающую к ней воздух. Это земля, кислая грязь… и она убивает Джинкс… Не-е-ет! Женщина соскочила с кровати и, кинувшись в ванную, вывернула до отказа кран холодной воды и сунула голову под ледяную струю. Еще некоторое время она жадно хватала ртом воздух, а вода — такая холодная и такая родная — уносила прочь привкус смерти.

— Девочка моя, Господи! — хрипло вскрикнула сестра. — Что с вами? Вам плохо? Что вы принимали? Почему вы одеты? Вы же крепко спали, когда я сюда приходила в прошлый раз.

Джинкс осела на пол и взглянула на Эми покрасневшими глазами.

— Мне приснился сон, Эми, — прошептала она. — Это был только дурной сон.

— Ох, и напугали же вы меня! Так нельзя! Ну, подождите, я все про вас расскажу доктору Протероу. Я-то думала, что вы давно спите. — Она ударила себя в грудь. — Я думала, что у меня сейчас сердце остановится. И зачем вы открыли окно? После девяти вечера у нас разрешено оставлять только форточки. Таковы правила. Что вы задумали?