Я скучаю по тебе!

Возвращайся скорее домой. Без тебя все не так.

Любви тебе тонну!

Все время молюсь за тебя!

Я никогда не забуду хорошие времена!

Стихи, фотографий, сообщения о молебнах, обновления из местных источников новостей — их становится слишком много. Просмотрев все, я дрожащей рукой возвращаю телефон Стефани.

Не заботясь о том, что я могу показаться ненормальной двум моим лучшим друзьям, являющимся такими же виртуальными незнакомцами, закрываю глаза, глубоко вдыхая, надеясь, что тревога спадет. Я пробегаю руками по лицу, в то время мое сердце продолжает заходиться с каждым вдохом и медленным выдохом. Моя слюна густеет, что делает ее неприемлемой для глотания, тогда как желчь поднимается к горлу и обжигает его. Я заставляю себя проглотить ее и возобновляю технику дыхания, как учила меня Энн.

Я знаю признаки и борюсь с приближающимся приступом паники, только наполовину веря, что выиграю эту внутреннюю битву. Мои руки становятся липкими от пота, поэтому держу их подальше от Деды, когда он пытается взять их в свои. Мне нужно сделать это. Мне нужно успокоиться самостоятельно.

С закрытыми глазами я начинаю с правой ноги, напрягаю ее и вдыхаю, считаю до пяти, прежде чем отпустить напряжение и выдохнуть. Я опять возвращаюсь к правой ноге, напрягаю ее и вдыхаю.

Один.

Два.

Три.

Четыре.

Пять.

Расслабляю ногу и выдыхаю.

Затем все это я повторяю с левой ногой.

Я концентрируюсь на каждой мышце, на напряжении, наделяющем мое тело.

Делаю так со всем телом: руки, живот, грудь, плечи, шея, а затем лицо.

Я не торопясь открываю глаза и сразу же жалею об этом. Температура в комнате упала, и я дрожу, а мои друзья наблюдают за мной. Медсестра стоит сразу за ними, держа в руках шприц, готовый проколоть поверхность моей кожи. Пот струйкой стекает по груди, я не могу объяснить, что делаю, поэтому закрываю глаза.

Мои глаза вновь закрыты для мира, дрожь продолжает настегать мое тело, пока я не теряю контроль. Холодная и горячая, не зная, что делать дальше, я ухожу в себя и слышу далекий голос, взывающий ко мне, напевая. Но голос не приносит мне никакого утешения. Ужас и страх — вот что он напоминает мне. Темнота, цепи, голод, грязь, боль — это все, что обещает мне этот голос. Потому что я это заслуживаю. Он мучил бы меня каждый день до конца моего существования из-за того, что я сделала с ним. Его голос разносится повсюду вокруг, пока он не проходит через меня, став такой же частью меня, как кровь в моих венах.

Его голос причиняет мне боль, которую невозможно терпеть. Руками закрываю уши и кричу, когда резкая боль в моем плече заставляет меня остановиться. Теплые потоки свободно текут по моим венам, согревая меня изнутри. Боль медленно отступает, и я погружаюсь в кромешную темноту, небольшая часть меня приветствует это. По крайней мере, во сне я могу избежать суровой реальности.

Хотя я не сплю, глаза закрыты. Слушаю, как Энн говорит с Дедой. Я убеждаюсь, что дыхание остается ровным, поэтому они думают, что я все еще сплю, и прислушиваюсь к Эмбер и Стефани — надеюсь, что они ушли после того, как я опозорилась.

— Я думаю, что пора начать давать ей успокоительные, — предлагает Энн.

Она настойчива в своем предложении, но, как и все остальные, оставляет решение за Дедой. Он, может быть, и добрый человек, но требует к себе уважения, которого было бы глупо не проявить.

— По крайней мере, до тех пор, пока она не сможет справляться сама.

— Она бы продолжала видеться с вами, даже когда принимает лекарство, — это не вопрос, но Деда дает ей возможность ответить.

— Да, конечно. Ее сеансы терапии со мной абсолютно необходимы для ее общего состояния. Физиотерапия даст ей силы, а трудотерапия повысит ее уверенность в себе. Все это — в сочетании с ее рисованием с Дерриком — хорошо для ее эмоционального благополучия.

Я закрываю глаза плотнее, желая не подслушивать. Не могу поверить, что лгала себе, считая, что Деррик мог бы стать другом, в то время как я была его благотворительной миссией. Бедняжкой, потерявшейся в собственном рассудке, нуждающейся в помощи и благотворительности, которые только могла получить. Жаль, что для этой партии столик только на одного.

Нет, не жаль. Этого вы от меня не дождетесь. Выйти из больницы и завершить реабилитацию — это мои единственные цели. Я должна привести свою жизнь в порядок, так, чтобы у меня была жизнь, за которую не нужно волноваться. Я должна стать сильнее. Сильнее как умственно, так и физически, так что могу рассчитывать только на себя, без каких-либо таблеток и без благотворительного типа дружеских отношений.

— Ты можешь открыть глаза, Холли.

Слышу голос Деды, но мне слишком стыдно смотреть ему в глаза. Я ненавижу то, во что превратились мои дни. Ненавижу то, как сильно наслаждалась компанией Деррика. Ненавижу время, что мы проводили вместе, чтобы узнать, что это было сделано из-за доброты душевной, а не из-за нашей дружбы.

— Холли, — говорит он снова.

Я открываю глаза.

— Если ты не хочешь принимать таблетки, то тебе не придется, но, по крайней мере, подумай об этом. Твой доктор думает, что это поможет тебе.

Я мотаю головой и кусаю нижнюю губу, чтобы сдержать слезы.

— Это не так, — говорю я, как только, наконец, обретаю дар речи. — Ничего, Деда. Просто я такая глупая.

— Ах, так это что-то девчачье, — с огоньком в глазах он подмигивает мне. — Судя по выражению твоего лица, что-то произошло, и это задело твои чувства.

Улыбка появляется на моем лице, но из принципа я кашляю, пытаясь скрыть смех. Какой принцип — я не знаю, но он есть.

— Мне надо удостовериться, что все не так скверно, — Деда дергает меня за плечо.

Я уступаю смеху, клокочущему внутри меня.

— Мне казалось, что Деррик и я были своего рода друзьями, — дуюсь я. — Думала, что он приходил ко мне, потому что он этого хотел, а не потому, что я нуждаюсь в подачках.

— Кто сказал, что ты нуждаешься в подачках? — хочет знать Деда. — Нет, внученька, это не так.

Я скептически смотрю на него и закатываю глаза.

— Это не то, что сказала Энн.

— Я не слышал, как она говорила что-то о Деррике и о том, что он приезжает сюда по какой-то причине. Я предполагаю, что он приходит в свое свободное время, потому что этого хочет. Он любит рисовать с тобой и, вероятно, любит, когда вы проводите время вместе. Ты на него запала? — брови Деды вздернулись.

Я краснею.

— Нет, я на него не запала. Он милый и все.

— И симпатичный, — прерывает Деда.

Я снова смеюсь.

— Да, конечно, но я не хочу с ним встречаться. Мне просто понравилось иметь друга, который приходил, потому что этого хотел. Энн сказала, он помогает мне рисовать только в качестве терапии, так... — я затихаю, мой голос превращается в мольбу, когда делаю паузу, не зная, что еще сказать. Я отвожу глаза, неуверенность объединяется с моей глупостью и инфантильностью.

— Он приходит, потому что вы друзья. Ничего более.

Я киваю головой и вздыхаю. Даже если у Деррика имеются скрытые намерения, то, по крайней мере, у меня есть еще кто-то, кроме Деды, кто принимает мое сумасшедшее великолепие. Или, по крайней мере, я думаю, что принимает, так как он не рванул на выход во время одного из моих приступов.

Глава 5

Прошел почти месяц с того момента, как меня нашли в лесу. Проведя две недели в больнице и полторы в реабилитационном центре, я, наконец, свободна. Возможно, это просто мое воображение, но могу поклясться, что воздух вокруг меня вибрирует, будто знает, насколько важен для меня сегодняшний день. Я добровольно покидаю больницу в своей собственной одежде. Не буду лгать. Было время, когда я была почти уверена, что закончу тем, что окажусь в комнате с мягкими стенами и в смирительной рубашке.