Они мчались к Алексею Алексеевичу, хотя было поздно. Женька сидел рядом с шофером такси и все торопил его. Шофер, пожилой толстяк, посмеивался: вам на свиданку, а мне — отвечай?
Это было просто удивительно, как все сошлось. Сошлось — как только Женьке пришло в голову ввести непостоянную. Уравнение написалось само. Оно выглядело очень красиво — простое, ясное. Как у классиков. И все так логично, легко связывалось!
— Шеф, пожалуй, не подкопается, — сказал Женька, когда они поднимались в лифте.
В первый раз он назвал Алексея Алексеевича шефом, да еще так небрежно, и Павел усмехнулся. Какой он им шеф — всего-то и виделись раз в год по красным дням. И то сказать, академик, директор института, глава целой школы в физической химии, и они — мальчишки, без году неделя кандидаты наук. Но когда Женьку заносило, такие мелочи не брались в расчет.
Он все торопился, как будто что-то зависело от того, когда они придут. Перед дверью он вдруг сник:
— Может, проверим еще раз?
— Жалкий трус! — бросил Павел. — История не прощает малодушных!
Он-то знал: если Женька заупрямится — дело плохо. Второй раз сюда его и на канате не затащишь, начнет проверять все сначала. Но Женька стоял как вкопанный. Ему было наплевать на историю. Тут они услышали стук каблучков и подняли головы. По лестнице спускалась девушка. Они даже не разглядели ее хорошенько — смотрели против света. Но в ту же минуту Женька нажал кнопку звонка и принял равнодушно-независимый вид. Как будто визит к академику для него пустяк. Как будто он запросто ходит к нему чаи распивать.
Девушка прошла мимо, даже не взглянув на двух молодых людей. Она, разумеется, и не подозревала, какую роль сыграла в науке. Кто знает, если бы не эта девушка, осмелился бы Женька нажать кнопку звонка? И они тоже не запомнили ее, потому что прислушивались к шагам, приближающимся с той стороны. Неторопливым, еле слышным, ровным шагам — будто человек шел издалека.
Алексей Алексеевич сам открыл дверь. Он стоял на пороге в домашней мохнатой куртке и в стареньких войлочных туфлях, и даже выражение лица у него было совсем не такое, как в институте. Какое-то время, показавшееся им очень долгим, Алексей Алексеевич с любопытством рассматривал их и вдруг запросто, совсем по-домашнему, сказал:
— Заходите. Прошу, прошу…
Они молча, как лунатики, пошли за ним.
— Да вы разденьтесь, — любезно предложил Алексей Алексеевич. — Чайку попьем.
— Чайку — так чайку, — довольно небрежно буркнул Женька, будто они и в самом деле шли мимо, да заглянули «на огонек».
Алексей Алексеевич провел их в кабинет, усадил в кресла, извинился, что на минуту оставляет их, и вышел распорядиться.
Он жил один в огромной квартире, заставленной старинной мебелью и книжными шкафами. Хозяйство вела какая-то очень древняя старуха, которую в институте называли «Пиковой дамой». Только теперь, оставшись одни, они поняли, что натворили, ввалившись в дом без разрешения. Но отступать было поздно.
— Итак, молодые люди, вы совершили открытие, — сказал Алексей Алексеевич, садясь против них. Он сказал это совершенно серьезно, поудобнее устраиваясь в кресле и приготовившись слушать.
Женька молча протянул ему тетрадь, и Павел поспешил добавить:
— Исследование эффекта К. Внеплановая работа.
Почему он сказал, что внеплановая (хотя так и было) — ведь это уже не имело значения. От страха? Неуверенности?
Алексей Алексеевич, ни слова не говоря, уткнулся в тетрадь. Равнодушно и мерно, будто ничего не происходило, качался маятник больших стенных часов. Вправо-влево. Вправо-влево. Слабо пахло каким-то необыкновенным трубочным табаком.
Женька с независимым видом рассматривал гравюры на стенах.
Потом его взгляд скользнул по письменному столу, остановился на фигурке маленького бронзового человечка. Не хватало, чтобы он сейчас взял его в руки и начал рассматривать. С него станется.
Алексей Алексеевич (как он только ухитрился углядеть за Женькиным взглядом?) поднял голову.
— Интересуетесь? Что ж, Жак стоит того, — и снова впился в тетрадку.
Фигурка из старой, потемневшей бронзы резко выделялась на огромном пустом столе. Жак стоял с поднятой палкой, чуть наклонившись, вперед, готовый к нападению и защите. Гордый и непримиримый. Видно, он очень понравился Женьке, этот человек, а может, просто помогал сохранять выдержку, Женька не мог глаз от него отвести.
А старик все читал, неторопливо перелистывая страницы.
Вправо-влево. Вправо-влево — отсчитывал секунды маятник. По одной капле. Интересно, за сколько времени можно набрать стакан воды, наполняя его по одной капле в секунду? И какого порядка будет число, определяющее количество капель в стакане?
И вдруг Алексей Алексеевич швырнул тетрадь.
— Каковы, а? — вскричал он.
Они ждали чего угодно, только не этого. Взял да и швырнул!
— Вечерние забавы приготовишек, — выдавил из себя Павел.
— К тому же бездарных, — поддержал Женька.
— Обыкновенные троглодиты, — продолжал Павел.
— Только и всего, — завершил Женька.
— Неплохой дуэт, — сказал Алексей Алексеевич и нагнулся за тетрадью. Он с трудом дотянулся до нее, но ни Павел, ни Женька даже не пошевелились, чтобы помочь ему. Им не хотелось даже притрагиваться к ней, к этой жалкой ученической тетрадке, опозорившей их.
— Неплохой дуэт, — повторил он, доставая тетрадь.
— Мы и то… — тут же откликнулся Павел. — Не податься ли нам на эстраду, а? Как ты, Эжен, — не против?
— Я — всегда, пожалуйста, — ответил Женька. — Могу фокусы показывать. Могу и так…
— Фокусы, фокусы, — пробурчал Алексей Алексеевич, перелистывая тетрадь. — Это похоже на открытие — вот что! Если только верны исходные данные. Впрочем, данных у вас маловато, и выводы носят частный характер. Но все равно — логика, построение… Кто знает, может быть, это лучшее, что вы сделаете в своей жизни…
Он сказал это тихо, словно самому себе, а когда поднял глаза на Павла и Женьку, неожиданно громко скомандовал:
— Одевайтесь! Живо!
— В милицию поведете? — спросил Павел.
— В Пампасы! На абордаж! В ресторан!
— А Марина? — сказал обнаглевший Павел.
— Какая Марина?
— Вечно женственное начало.
— Пусть будет так, — милостиво согласился Алексей Алексеевич.
— Мы заедем за ней. Нам по дороге, — сказал Женька.
Почему Павел вспомнил о Марине? Хотел, чтобы она была свидетельницей их торжества, его торжества? Или он это сделал для Женьки, потому что Женька никогда бы не решился предложить это сам?
Может, с того вечера все и началось?
Дождь не переставал. Заметно потемнело, хотя до вечера было далеко. Павел встал, открыл окно. Вместе с шумом дождя и влажным воздухом в комнату ворвался острый, терпкий запах отцветающих лип. Надо было открыть окно раньше — все равно вода не попадала на письменный стол.
Дождь был прямым, без ветра, и вода со звоном, сильной, ровной струей стекала из желобов на асфальт. По двору, накрывшись одним плащом, пробежали две лаборантки. В углу, у противоположной стены, запенился ручей. Там, наверно, лежал камень.
Павлу захотелось вдруг, как в детстве, в одних трусиках поплясать под дождем. Плясать — и кричать от восторга. Он протянул руку в окно — дождь был теплый и мягкий.
Может, и правда с того вечера все началось? Они долго не могли никуда попасть — не было свободных мест. Шеф вел себя, как мальчишка, вызывал метрдотелей, демонстрировал свое могущество.
Павел острил, и Марина смеялась. Он был в ударе — у него здорово получалось. Марина смеялась, а Женька мрачнел.
Войдя в зал, уставленный столиками, за которыми сидели, шумно разговаривали, чокались, смеялись разгоряченные от духоты, еды и пития люди, Алексей Алексеевич усмехнулся:
— То, что нам нужно. Антиакадемическая атмосфера.
Кивком головы он подозвал метрдотеля:
— Пожалуйста, усадите нас.
— Свободных мест нет, — сухо сказал метрдотель. — Много гостей. Суббота.