…Эскадрильи подлетали все ближе к фронту. Вдалеке показалась синяя лента Кубани с подступающими к ней темными контурами не то облаков, не то клубящихся вершин гор. Ведомые прижались еще теснее, а самолеты Клавы Фомичевой и Вали Матюхиной, идущие слева и справа, казалось, вот-вот заденут консолями крыльев самолет Жени.

— Хорошо идут, а? — кивнула головой в сторону самолетов Валя.

Женя оглянулась и сделала «свирепое» лицо, помахала кулаком им обеим. Потом заулыбалась и тихо сказала:

— Со-обаки…

«Собаки» — любимое слово Жени. Она произносила его не зло, даже весело, как и другое, придуманное ею самой — «клюндя». Точного значения этого слова в ее устах никто не знал, но смысл для всех нас был ясен: эх ты, растяпа, размазня.

— Вот со-обаки… — повторила Женя, и в ее голосе звучали нежность и снисходительность любящей матери к рано повзрослевшим детям.

— Что за кордебалет был в воздухе после взлета? — выговаривала Женя сердито, прохаживаясь вдоль выстроенной эскадрильи. — Ты что болталась в стороне, будто тебе было боязно к строю подойти? — остановилась она рядом с Валей. — Уж не ожидала от тебя!

— Так ведь, комэск, собрались вовремя… — раздался чей-то голос из второго ряда строя.

— Разговорчики!

В строю замолчали. Валя смотрела в сторону, пряча глаза.

У Жени плохое настроение. За день эскадрилье удалось сделать только один вылет, да и тот для нее вышел неудачным: после взлета пришлось сесть с бомбами на аэродром. Командир ничего не сказал ей, только посмотрел осуждающе, когда узнал об этом после возвращения с боевого задания. За ней начнут садиться с бомбами и другие летчики, а это не каждому и не всегда может сойти благополучно. Но Жене так не хотелось бросать пару пятисоток в болото — место, специально предназначенное для сброса бомб при вынужденной посадке. Бомб и так не хватало.

— Жалко, — сказала тогда она Вале, когда стрелка указателя оборотов правого мотора медленно стала откатываться налево. — Вылет у нас с тобой пропал. Придется возвращаться на аэродром.

— Сделай побольше заход, я бомбы сброшу.

— Погоди… Я попробую сесть. С ними столько провозились, пока подвешивали, да и таких бомб мало.

— Давай попробуем, — неуверенно ответила Валя.

Легко сказать: «Попробуем…» Тонна бомб да полные баки горючего… При «жесткой» посадке, малейшем толчке бомба может сорваться с замка, и тогда от них останутся одни воспоминания. Но…

— Выпускай шасси, буду садиться.

Четвертый разворот перед заходом на прямую она сделала подальше, чтобы моторами при необходимости «подтянуть» самолет. Колеса коснулись земли почти неслышно, и машина, плавно покачиваясь, побежала вдоль полосы. Валя с тревожным ожиданием смотрела назад: вдруг мелькнет позади самолета блестящее тело сорвавшейся бомбы.

— Порядок… — сказала Женя и подрулила к опустевшим стоянкам. — Как бог в Одессе…

Но настроение было все же испорчено: эскадрилья ушла на боевой вылет без командира, да и при сборе над аэродромом получилось не все точно: на маршрут группа ушла не таким плотным строем, как бы хотелось Жене.

— Держаться надо от взлета до посадки, — заправляя выгоревшую на солнце прядь под пилотку, продолжала перед строем Женя. — Тебя, Валя, уже раз сбили, дождешься второго. Все, — словно подводя черту, заключила Женя. — Разойтись по самолетам и готовиться к завтрашнему вылету. Боевая задача уже получена.

Майское небо раскаленным куполом висело над аэродромом. Редкие дожди едва смачивали пожухшую траву. Экипажи расходились по машинам. Кое-кто, оглядываясь на комэска, сворачивал к дощатому сарайчику, где всегда продавали молоко. Молоко к вечеру скисало на жаре, но и любителей простокваши было достаточно. После зимних полуголодных дней это было единственным лакомством, в котором мы себе не могли отказать.

— Телята… — усмехаясь, сказала Женя. — Пойдем и мы с тобой заглянем туда?

— Пойдем, — ответила Валя. — Вылетали, не поев как следует. А вылет был жарким.

Жарким был не только этот вылет. Весь май полк бомбил укрепленные пункты «Голубой линии» — станицы Киевскую, Крымскую, Неберджаевскую. Летали сравнительно спокойно, надежно охраняемые истребителями сопровождения. За месяц боев у нас не было потерь, кроме подбитого самолета Вали, но редкий вылет проходил без воздушного боя с истребителями противника. «Мессеры» висели на разных высотах в районе целей и вдоль линии фронта с зари до темноты.

5

Уже с рассвета было ясно, что день будет жарким, как и все предыдущие дни. Над неостывшими за короткую ночь моторами колыхался горячий воздух. Обе эскадрильи ушли в боевой вылет. Цель оставалась старой: несколько дней мы бомбили долговременные укрепления у станицы Крымской.

Полковая колонна из двух эскадрилий шла по знакомому маршруту, изредка уклоняясь так, чтобы солнце оставалось позади строя. Оно помогало нам: в слепящих его лучах можно было подойти к цели незаметно. Женя шла справа от командира полка и должна была, как заместитель, в любую минуту заменить его, если по каким-то причинам он выйдет из строя. И хотя до этого момента ее роль ограничивалась ролью обычного ведомого, она внимательно следила за всеми маневрами командира полка. Училась и запоминала.

Вот он чуть сбавил скорость — впереди по курсу заметались огненные трассы «эрликонов», повисли на бледно-голубом небе ватные облачка разрывов орудий среднего калибра. Самолет командира скользнул вправо, и строй послушно и легко повторил его маневр.

«Вот как надо. Ни позже, ни раньше. И спокойно. А бомбит он здорово…» — вдруг вспомнила Женя.

Несколько дней назад, когда в боевой работе был перерыв — ждали бомбы и горючее, — командование приказало провести учебный вылет: командиры всех полков соединения должны были сами произвести бомбометание на полигоне. Майор полетел в качестве штурмана с Женей.

— Что, Евгения Дмитриевна, — говорил командир перед вылетом, — справимся? Не посрамим земли русской?

— Не посрамим, товарищ командир, дух вон — но на боевом курсе выдержу режим полета до метра.

И действительно, за это учебное бомбометание командир получил от командования соединения золотые часы — награду. Все три бомбы попали точно в круг полигона.

… — Боевой курс! — прервал ход мыслей Жени возглас Вали Кравченко. Но уже за несколько секунд до того, как она услышала слова команды, по тому, как словно замер самолет командира, Женя поняла: встали на курс к цели. Теперь главное: скорость, высота, компас. Не смотреть, как рвутся снаряды, не видеть кружащихся неподалеку истребителей. Руки на штурвале и секторах газа почти интуитивно удерживали машину метрах в десяти от ведущего самолета. Иногда, мельком, она замечала выскочившие из-под строя пары «мессеров». Женя узнавала их по прямым, словно обрубленным крыльям, но взгляд ее снова цеплялся за крыло самолета командира, с заплаткой на старой пробоине у самого конца.

Раз! Раскрылись под фюзеляжем бомболюки, и почти сразу, как показалось Жене, медленно, словно нехотя, вывалились из люков бомбы.

— Бомбы! — отрывисто скомандовала Женя.

— Вижу! Пошел! — откликнулась Валя. В наушниках шлемофона голос ее прозвучал тоненько, почти по-детски.

После возвращения и посадки, когда на самолеты спешно подвешивались бомбы для второго вылета, а летный состав уточнял расположение новых целей, командир полка отвел Женю в сторону.

— Ну, Евгения Дмитриевна, теперь поведешь группу ты. Пойдет только одна «девятка». После первого вылета восемь самолетов с повреждениями, кроме одного запасного, больше машин нет.

Женя ждала этого момента: вести самой свою эскадрилью. Но так неожиданно!.. До сих пор командир летал ведущим группы сам. А вот теперь она будет на его месте. Справится ли она? Как сложится обстановка в воздухе над линией фронта и над целью?

— Тебе все понятно?

— Да, товарищ командир.

— Главное — строй. Помни об этом. Имей в виду и то, что погода может измениться, в облака не лезь, растеряешь группу.