А уж сколько я для страны сделал… Нет, без шуток, достаточно вспомнить мои футбольные подвиги. Олимпиаду со мной выиграли? Выиграли! Болельщики 'Динамо' были счастливы благодаря внеплановой победе в чемпионате? Были! И в этом сезоне я могу помочь динамовцам выиграть золотые медали, чем черт не шутит. О том, что в СССР есть неплохие футболисты, мир узнал после моей блестящей игры в финале Кубка европейских чемпионов. Пусть не мир, но Европа уж как минимум. Не говоря уже о заработанной мною для страны валюте.

В музыке да, согласен, попользовался чужими трудами, но опять же в международном плане за границей прихренели, что в Союзе могут писать такие клевые песни на английском. И тут валютки подзаработала страна на продаже некоторых моих альбомов. Фестивали в Лондоне и Москве — опять же на моей совести, хотя наши мою идею извратили. Надеюсь, что в этот раз все пройдет нормально, что соберутся настоящие ветераны, а не тыловые крысы, и что им понравится действо. Все-таки молоток этот Толстиков, зацепился за первоначальную идею, не дал ей сгинуть в недрах бюрократической машины. Надо будет ему респект высказать при личной встрече, на концерте ведь он наверняка появится.

— Дяденька, закурить не найдется?

Я выкарабкался из своих размышлений, сфокусировав взгляд на подростке лет 13, одетом в широкие штаны и рубашку с закатанными рукавами. Ботинки, правда, видавшие виды, с облупленными носами. А забрел я, между прочим, в какой-то тенистый проулок, сам не понимая, как здесь оказался.

— Рано тебе еще курить, а лучше вообще не начинай, — с высоты своих лет втолковываю подростку, а сам боковым зрением отмечаю движение в мою сторону пары крепких фигур. Вернее, одна сухощавая и повыше, а вторая коренастая и поплотнее.

Ага, на гоп-стоп решили взять! Парни выглядят примерно моими ровесниками, тот, который повыше, поигрывает заточкой и скалится фиксой из нержавейки. Второй и вовсе демонстрирует чересполосицу зубов, да и нос у него набок свернут, видно, боевой крендель. Разглядел на пальцах правой руки у него татуировку 'ВОВА'. Не удивлюсь, если он по малолетке уже сходил в места, не столь отдаленные.

— Товарищ, раз уж вы не курите, может, денежкой поделитесь? — хмыкнул обладатель фиксы, издевательски пародируя вежливый подход. — Нам на пивасик и рыбку петрофанчика хватило бы.

— Ну а че, прикид у фраера толковый, не обеднеет с пятерика, — поддержал подельника Вова, как я сразу его окрестил про себя.

Похоже, не признали, кто перед ними, иначе вряд ли рискнули бы вот так, внаглую, средь бела дня, потрошить звезду спорта и музыки. Блин, вот же везет мне в этой жизни на бандюганов-гопников. В первую встречу нос сломали, с тех пор, если присмотреться, переносица потеряла былую гладкость, во вторую я уже сам отметелил тростью шпану. На этот раз трости или каких-то других средств самообороны при себе не имелось, но и повторения первого варианта не хотелось. Теперь уже могут не только нос сломать, но и перо в бок засунуть, а в преддверии долгожданного фестиваля мне этого ну очень не хотелось. И обступили грамотно, перекрыв пути отхода что в одну, что в другую сторону. Пока с одним разбираешься — второй сзади достанет, не факт, что у татуированного нет в кармане такой же заточки или кастета. Маломерка я в расчет не брал, тот явно стоял на стреме, периодически поглядывая в нашу сторону.

Ну что, расколоться, ху из ху? Или они только поржут над каким-то певуном и футболером? И буду я выглядеть в их глазах — да и в своих тоже — полным идиотом. С другой стороны, просят всего пятерку, не так уж и много, на самом-то деле.

— Ладно, на пиво с рыбкой дам, так уж и быть.

Со вздохом полез во внутренний карман пиджака, достал бумажник, открыл, извлекая из него синеватую купюру с изображением Спасской башни московского Кремля…

— Ого, а у товарища-то сберкасса целая в кошельке, — возбудился фиксатый, подойдя практически вплотную и сканируя взглядом содержимое моего портмоне.

— Да и сам лопатник знатный, импортный, видать, — вторил ему Вова.

— Че, может, побольше выделишь честным бродягам? А, гражданин?

— Уже на 'ты' перешли? — деланно удивляюсь я, понимая, что так и придется, вероятно, менять жизнь на кошелек.

А менять очень не хотелось, так как в объемистом бумажнике у меня находилась плотная такая пачечка купюр, в общей сумме рублей пятьсот, преимущественно 50-рублевыми и даже, помню, была пара сотенных. Конечно, мог бы и со сберкнижки снять, если сильно приспичит. Правда, пришлось бы повозиться с формой-запросом, поскольку территориально это другое отделение Сбербанка СССР, потом ждать в течение трех дней… Потому и предпочел взять достаточно наличных в дорогу.

Понятно, что в последнее время я, мягко говоря, не бедствовал, и даже мог бы пожертвовать не одну тысячу на какой-нибудь детский дом или другую благотворительную затею (надо на досуге обмозговать, кстати, этот вопрос), но вот так отдавать деньги этим отморозкам, этим язвам на теле советского общества… Что-то уже думать начал, как будто с трибуны вещаю. Как бы там ни было, мое естество как-то уже взбунтовалось против подобного развития событий, я уже стал прикидывать, куда и кому лучше нанести первый удар, чтобы одного сразу вывести из строя.

А тем временем шаловливая ручонка фиксатого уже тянулась к моему портмоне, и второй приблизился вплотную, готовый в любой момент применить физическую силу. Я решительно захлопнул бумажник, собираясь упрятать его обратно в карман, но цепкие пальцы обладателя заточки тут же вцепились в тисненую кожу моего мобильного банка, приобретенного и в самом деле за кордоном. Даже не в Лондоне, а в Лиссабоне, когда я с 'Челси' летал туда на ответный матч плей-офф Кубка европейских чемпионов.

Вова казался мне более опасным, но холодное оружие было в опущенной пока левой руке фиксатого, и траектория полета заточенного лезвия к моему животу оценивалась буквально в доли секунды. Поэтому я решил постараться вырубить именно его, для начала разыграв небольшой спектакль. Ведь именно в этот момент нападавший ожидает от меня каких-то действий физического плана, и нужно его немного отвлечь.

— Ребят, да вы чего, — занудил я, выставляя себя сопливой квашней.

Фиксатый довольно ощерился, по-прежнему цепляя мой бумажник, который я на мгновение было отпустил, и в миг секундной расслабленности соперника в его кадык полетел мой кулак.

Бил я не так чтобы сильно, все ж таки мотать срок за превышение пределов допустимой самообороны мне не хотелось. Но этого удара хватило, чтобы оппонент, хрипя и хватаясь за горло, скрючился в три погибели. Решив не испытывать судьбу, я рванул в освободившуюся брешь, причем не откуда пришел, а в глубину колодезных питерских дворов. Если у этого хмыря Вовы нет какого-нибудь самопала или настоящего боевого оружия, чтобы выпустить в меня пару пуль, думал я, на ходу пряча бумажник в карман и прислушиваясь к тяжелому топоту позади меня, то хрена с два он меня догонит. Главное — не заплутать в этом каменном лабиринте сообщающихся подворотнями дворов. Причем практически пустых, если не считать увиденной в одном из дворов одинокой бабушки, сидевшей на лавочке у, как говорят ленинградцы, парадной и опустившей подбородок на изогнутую ручку своей клюшки.

На мое счастье, не заплутал, выскочил аккурат к станции метро 'Площадь Восстания'. Отдуваясь и пытаясь унять бешено колотящееся сердце, обернулся. Вроде никто не преследует. Да и стремно было бы размахивать в толпе приличных граждан кастетом или заточкой, тем более вон и милиционер в галифе и при портупее недалеко топчется, подозрительно так на меня поглядывает. Оно и понятно, нормальные люди просто так не носятся по Питеру как угорелые.

Можно было бы, конечно, подойти и пожаловаться на местных гопников, но тут потянулась бы такая бюрократическая волокита, что вышло бы себе дороже. Да и опять же, не факт, что я этому фиксатому ничего там не сломал, хоть и не слышал никакого хруста. А подельники вряд ли побегут стучать в милицию на залетного фраера, устроившего членовредительство. Скорее заволокут парня в какой-нибудь подвал и бросят там. Выживет или не выживет — это уже не их проблема, если они, конечно, не родственники. Тогда да, могут и постараться меня выследить. Хорошо, что я себя не назвал…