Странно, наверное, смотреть на меня со стороны. Пацан практически, а все повадки умудренного жизнью человека. Ну так ничего страшного! Если я в 15 лет в этом теле начал сыпать хитами, а в 17 уже был чемпионом СССР по футболу — значит, вундеркинд, мать его за ногу, с меня взятки гладки. Могу хоть на ушах стоять! Эх, если бы не отлучение от сборной…

К черту все эти негативные мысли, двигаемся дальше. Делаю очередную музыкальную паузу, предлагаю зрителям самим выбрать песню. Кто-то кричит: 'Давай 'Вальс-бостон', его поддерживают другие. Что ж, желание зала — закон.

Заканчиваю петь, и вижу, как в коробочку опускается первая записка. Минут через пять — вторая. Когда их накопилось с десяток, выгребаю из коробки и начинаю читать в микрофон.

— Егор, сборная отправилась в последнее турне перед первенством мира в Англии без вас, почему? Значит ли это, что вы не сыграете на турнире?

Блин, и тут засада… Но делать нечего, назвался груздем — полезай в кузов.

— Сам очень переживаю, что не смог поехать со сборной. Неприятную травму получил на тренировке, никто из нас, футболистов, от этого, к сожалению, не застрахован. Но врачи делают все возможное и невозможное, чтобы успеть вернуть меня в строй к первенству мира.

Вроде прокатило, судя по понимающего вздоху зала. Читаем дальше.

— Очень нравится ваше творчество, особенно в составе трио 'НасТроение'. Скажите, будет ли продолжение вашего сотрудничества в составе этого трио? Заранее спасибо, Ольга Медведева, 6 ряд, 8 место… Спасибо, Ольга, за вопрос, — улыбаюсь помахавшей мне счастливой девушке из 6 ряда. — Что же касается совместного творчества с Александром Михайловичем и Михаилом Ивановичем, то я с огромной радостью записал бы с ними еще альбом. Но сами видите, я почти полтора года провел в Англии, так что в нашем сотрудничестве пришлось взять серьезную паузу. Не знаю, как получится на следующий сезон, продлят ли мой контракт с 'Челси', но и Иванов-Крамской, и Каширский с радостью вернулись бы к совместной работе. Хотя у них тоже свои коллективы, гастроли, записи и так далее. Хочется верить, что нам удастся рано или поздно объединиться, тем более что у меня уже имеется практически готовый материал.

Третья записка… Вот блин, хорошо, что успел пробежаться по ней взглядом, иначе выдал бы на всю аудиторию. А в записке буквально написано следующее:

'Любимый, ты все равно будешь моим! Твои жена и сын — всего лишь препятствие на пути к нашему счастью, а препятствие нужно устранять. И я это сделаю! С любовью, твоя С.'

— Ну, это личное, — выдавливаю я из себя улыбку и прячу бумажку в карман.

Механически извлекаю из коробки следующую записку, так же механически ее зачитываю, а у самого мысли скачут галопом. Хочется немедленно найти Фурцеву-младшую (других вариантов по поводу подписи у меня просто не было), и так ее отутюжить, чтобы она вообще забыла про меня и мою семью. И получается, она где-то в этом зале, сидит и смотрит на меня… Так задумался, что в какой-то момент понял — молча стою перед зрителями, которые уже начинают переглядываться. Ч-черт, о чем там записка-то была? Пробегаю ее глазами… Ага, некий Костя не смог попасть на фестиваль в Лужниках и спрашивает, не планируют 'битлы' и моя группа устроить турне по СССР. Отвечаю, что я бы не отказался проехаться по городам и весям необъятной Родины со своими музыкантами в компании 'битлов', но это, к сожалению, зависит не только от меня.

Дочитываю на автомате записки, затем еще порция историй из английской жизни Егора Мальцева. Сам же шарю взглядом по залу, пытаюсь в полусумраке отыскать слишком уж навязчивую поклонницу. Нет, не получается. Надо сворачиваться, настроение упало ниже плинтуса. На прощание исполняю одну из моих любимых вещей — песню 'Александра' на музыку Никитина, и стихи Визбора и Сухарева. Естественно, приходится выдавать за свою. Народ аплодирует стоя, откланиваюсь минуты три, потом машу рукой и скрываюсь за кулисами. Аплодисменты не стихают, приходится возвращаться и ту же 'Александру' исполнять на бис. После этого решительно прощаюсь и прошу Курочкина вызвать такси. А сам из кабинета заведующего звоню домой. Трубку поднимает Лисенок.

— Вы как? У вас все нормально?

— Вроде бы да… А почему у тебя такой голос взволнованный?

— Разве? Просто соскучился по вам, сейчас еду домой, разогревай ужин.

С утра буду звонить Семичастному, благо что тот поделился со мной номером приемной. По идее этим делом должна заниматься милиция, но Владимир Ефимович в курсе ситуации, может, посоветует, к кому обратиться ввиду отсутствия в Москве Тикунова. А сейчас домой, к жене и сыну, которым я ни за что не позволю причинить вред какой-то сумасшедшей женщине.

Жену и близких я пугать не стал, решив для них историю о записке сохранить пока в тайне. Понадеялся, что знающие люди, которых мне может посоветовать председатель КГБ, посоветуют, как вести себя в данной ситуации. Только на всякий случай придумал историю с маньяком, который объявился в нашем районе и нападает на молодых мамаш с детьми, правда, те в основном отделываются испугом. История вызвала у Ленки легкий диссонанс, и в итоге я сам утром напросился выгуливать Лешку. Почти час, что мы бродили по окрестностям, я пристально вглядывался в прохожих, прикидывая, кто из них может быть замаскированной Светланой Козловой-Фурцевой. Может и глупости, но по здравому размышлению на моем месте каждый бы ходил и оглядывался.

У Семичастного нашлось время для личной встречи только под вечер, после возвращения с совещания в ЦК.

— Теперь буду торчать в кабинете чуть ли не до полуночи, дел как обычно, невпроворот, — встретив меня, пробурчал Владимир Ефимович. — Ну рассказывай, что опять у тебя приключилось?

Я протянул ему записку.

— Вот, вчера во время творческого вечера в Политехническом музее из зала передали вместе с вопросами от зрителей. Думаю, нужно предпринимать какие-то решительные шаги, не могу же я постоянно ходить и озираться. Да ладно я, вдруг она реально замыслила сделать что-то жене и сыну?

— Думаешь, это Светлана? — спросил Семичастный, задумчиво сворачивая и разворачивая бумажку.

— Есть другие варианты? Я бы не стал вас тревожить, напросился бы на прием к Тикунову или его заму Захарову, но они в какой-то затянувшейся командировке, а больше я там никого не знаю. Вот и пришел к вам, думал, может, вы что-то посоветуете.

— Ну и правильно сделал, что пришел, хотя и в самом деле не по нашей линии такие дела. Знаешь что, возьму-ка я эту историю под свой контроль. Все-таки дочь министра культуры — фигура достаточно известная, а то доверят дело какому-нибудь неопытному следаку — еще упустит что-нибудь, и наворотит делов твоя Света… В смысле, не твоя, конечно же, это я к слову. В общем, проведем почерковедческую экспертизу, постараемся выяснить, где вчера была Козлова, если понадобится — устроим допрос с пристрастием.

— Думаете, Екатерина Алексеевна вам это позволит? Я имею в виду допрос…

— А ты думаешь, ей самой это надо, чтобы дочка ее под монастырь подвела своими необдуманными поступками? Для нее же лучше, если все будет проходить без лишней огласки. А мы умеем не создавать лишнюю шумиху, чем, кстати, наши коллеги из МВД не всегда могут похвастаться. Поэтому и займемся этим делом сами, под моим личным контролем. А твоей семье… Думаю, круглосуточная охрана ни к чему, да и супругу твою пугать лишний раз не нужно, раз уж она пока не в курсе. Просто старайся пореже покидать дом. У тебя же нет каких-то срочных дел?

— Ммм… Да вроде бы таких уж вот срочных нет.

— Ну и замечательно! Побудь с семьей, порадуй жену и ребенка, а мы пока займемся Светланой. А ты о ней постарайся забыть, это уже наша проблема.

Ага, наша проблема… Как выяснилось на следующий день, и моя по-прежнему. Потому что как раз когда мы заканчивали с Лисенком обедать, и я дул в стакан с чаем, чтобы немного остудить пахучий кипяток, в дверь позвонили.

— Я открою, — опередил дернувшуюся было супругу.