— Содовой больше нет, — сказал он.

Уилок ничего не ответил, и Тэккер сел рядом с ним и протянул ему стакан. Он сидел на краешке стула, наклонившись к Уилоку.

— Я скажу вам, чем я занимался целый день, — сказал Тэккер. — Я думал сказать вам завтра, но из-за этого вот, — он указал на газету, — хорошо, что вы пришли сегодня. Из-за этого мне придется поспешить. — Он отхлебнул виски, подержал во рту и пополоскал рот, прежде чем проглотить. — Я столько пил сегодня, что уже потерял вкус, — оказал он. — И никогда еще в жизни я столько не говорил. Начал говорить с семи утра, и во рту у меня еще ни крошки не было, один сэндвич съел за целый день. Сколько сейчас времени? Часа два, три?

Уилок молча показал ему свои часы.

— Не вижу, — сказал Тэккер. — Я без очков.

— Двадцать минут пятого. И кто же вас слушал?

— Сейчас скажу.

— Я только этого и жду.

Тэккер с минуту глядел на него, и Уилок спокойно встретил его взгляд, не опуская глаз, и выдержал его, и в конце концов Тэккер сдался и отвел глаза.

— Знаете, — сказал Тэккер, — что-то становится прохладно. — Он встал, отхлебнул еще виски, поставил стакан и потер свои голые до локтя руки. — Сейчас, — сказал он. — Я только что-нибудь накину. — И ушел в спальню.

Уилок сидел и ждал. Он не переменил позы. В комнате было тепло, даже душно. Танкеру просто нужен был предлог, чтобы взять что-то из спальни. Что такое собирается он сказать, если ему понадобился револьвер? Уилок спокойно задал себе этот вопрос, но ум его заметался, как кролик, между личными впечатлениями о Танкере и рассказами про Тэккера, и изображением гангстеров в книгах и фильмах. Он обнаружил, что больше склонен верить тому, что видел в фильмах, чем своим наблюдениям над Тэккером, но все же принудил себя остаться на месте. Он сидел, весь напрягшись, глубоко уйдя в кресло, слегка покачивая ногой, закинутой за ногу, и чувствовал, как дрожат у него руки. Дрожь передавалась стакану, и он видел, что стакан тоже слегка дрожит.

Тэккер возвратился в пиджаке, надетом поверх нижней сорочки. Револьвер лежал в боковом кармане.

— Здесь слишком рано выключают отопление, — сказал он.

Уилок улыбнулся, чтобы остановить тик. Улыбка заставила его лукаво склонить голову набок, а лукаво склонив голову, он неожиданно для самого себя сказал:

— По правде говоря, я только что хотел попросить вас открыть окно — такая здесь жара.

Тэккер долго, как показалось Уилоку, молчал. Лицо у него было сонное, глаза полузакрыты.

— Вы, как моя жена, — сказал он наконец. — Когда я говорю — жарко, она говорит — холодно.

— Вы сами знаете, что здесь дышать нечем.

— А я говорю, что здесь холодно. Так я говорю и не припомню что-то, чтобы мы с вами были женаты.

Уилок сдался. Тревога в нем взяла верх. Он снял ногу с колена, наклонился вперед, стиснул руки и посмотрел на Тэккера снизу вверх.

— Я не собираюсь сражаться с вами, Бен, — сказал он, — для этого я слишком высокого о вас мнения. И я хочу, чтобы вы знали, как я дорожу нашей совместной работой и восхищаюсь вами по всем статьям, и считаю, что вы научили меня уму-разуму больше, чем кто-либо другой за всю мою жизнь.

Тэккер был смущен.

— Это звучит совсем как некролог, — сказал он. Он взял стакан, одним глотком проглотил виски и сел. — Я окажу вам, что я надумал, — продолжал он. — Слушайте. Я выложу вам все карты на стол; ведь мы с вами всегда так работали, — Тэккер усмехнулся, — во всяком случае, после того, как у нас дела пошли на лад. Так вот, я собираюсь послушаться Бэнта и залечь, и пусть полиция делает все за нас.

— Полиция?

— Да, полиция. Я решил это еще в ту ночь, еще накануне, понимаете, — за день до того, как Фикко совсем ополоумел и выкинул эту штуку с Лео. Пусть полиция сделает свое дело, и тогда я вернусь.

— Ну, не знаю… черт возьми, Бен, а как же… то есть, я хочу сказать… черт… не знаю.

Тэккер поднял руку.

— Минутку, — сказал он. — Не спешите, я еще не кончил.

— Мне кажется, вы оказали достаточно — вы хотите удрать и бросить нас на произвол судьбы.

— Спокойно, спокойно.

— Как это так — спокойно?

— А вот так. Не спешите, не лезьте на стену. Подождите ерепениться и дайте мне договорить. То, что Фикко выкинул сегодня, вчера то есть, то, что он сделал с Лео, это только доказывает, насколько я прав. Рассудите сами. Для всех лотерейщиков меня здесь нет уже с понедельника. Я уехал. Вы не знаете куда. Уехал отдохнуть вместе с семьей, скоро вернусь. Так вот. Будь я здесь, что бы стали делать лотерейщики? Они все прибежали бы сюда со всех ног, требуя, чтобы я их защитил, и я вынужден был бы что-нибудь для них сделать — иначе где же моя добрая воля? А если меня здесь нет, если я уехал куда-то, — вы сами не знаете куда, — мне не нужно ничего делать, и вам не нужно ничего делать, только говорить всем: «Подождите, вернется Бен и все уладит». А тем временем полиция сцапает Фикко, и все будет в порядке.

— В порядке? — сказал Уилок. — Мы же потеряем лотереи. — Он сидел нахмурившись, глубоко уйдя в кресло. Лицо его было сумрачно.

— Нет, — сказал Тэккер. — С какой стати? Вы с Джо можете продолжать вести дело — вы и Джонстон. Я ввел в дело Джонстона, пока нет Джо. Вы будете вести дело и окажете всем, что когда Бен вернется, он все устроит. А тем временем полиция доберется до Фикко. Нам тут ничего не нужно делать. Теперь, после того как было убийство, ему несдобровать. После того как убили этого, как его, — приятеля Лео, который все это нам подстроил, Бэнт велит сцапать Фикко, едва только тот высунет нос.

— Его звали Фредерик И.Бауер.

— Правильно. Теперь Фикко несдобровать. Вы видите, все дело в том, чтобы выиграть время. Я не желаю, чтобы меня впутывали в эту историю. Вот что главное. Стоит мне связаться с Фикко, Холл будет тут как тут. Он слопает и меня, и Бэнта, да и вас в придачу. Я этого не хочу.

— Вы так здорово все придумали, что остается только выбросить бизнес на помойку.

— Не болтайте вздора! — крикнул Тэккер. — А вас еще считают толковым человеком. Ну так докажите это. Что, по-вашему, я должен делать? Броситься ловить Фикко? Газеты только того и ждут. Вы видели заголовки? Именно этого они и ждут. Вы, может быть, хотите, чтобы я посадил бандитов во все банки, после того как отдал состояние, чтобы развязаться с ними? Вы хотите, чтобы нас всех пропечатали в газетах, да еще с такими рожами, словно мы попались за взломом сейфа? Вы этого хотите? А я не хочу. Будь я трижды проклят, не хочу. Я уже имел это удовольствие. Они еще напечатают про вас что-нибудь хорошее, чтобы все говорили: «Господи Иисусе, подумать только, даже такое чудовище может иной раз поступить, как человек». — Тэккер в волнении вскочил со стула. — Нет, — сказал он. — Нет, сэр, благодарю покорно. Подумайте хорошенько. Не говорите ничего. Посидите и подумайте о том, что сделают с вами газеты, даже если Холл до вас не доберется.

— Я думаю об этом уже третий год.

— Молчите. Подумайте, хорошенько подумайте. — Тэккер подошел к столу и снова налил себе виски. Он обернулся и увидел, что стакан Уилока все еще полон.

— Так вот для чего вам понадобился револьвер, — сказал Уилок.

— Какой револьвер?

— Револьвер, который у вас в кармане.

Тэккер вынул револьвер. Поглядел на него, держа его на ладони.

— Да, — сказал он. — Вы стали слишком раздражительны в последнее время — во всяком случае, в отношении меня.

— Со мной вы могли бы обойтись без этого.

— Пожалуй. Я просто подумал: если вы будете знать, что он при мне, так не станете поднимать шума и гама, а будете сидеть спокойно и слушать, словом, не сорветесь с цепи.

— Я бы и так не стал делать вам неприятности, вы знаете.

— Знаю. Но я знал также, что вы сообразите, что эта штука при мне, а я хотел, чтобы вы спокойно сидели и слушали. Вот и все. — Танкер сунул револьвер в карман и сел рядом с Уилоком. Стакан виски он поставил на колено.

— Видите, — сказал он. — Я был прав. Я знал, что это должно случиться, — не обязательно с Лео, но что-то в таком роде должно было случиться, и я не хотел быть здесь, не хотел, чтобы меня впутывали в это дело и вынуждали к действиям. Вот почему я собрал сегодня сюда столько людей. Весь день, с семи часов утра, со вчерашнего утра, они приезжали ко мне. Старые знакомые, такие, о которых вы и не слышали ничего, — по пивному делу, и владельцы ресторанов, и хлебопекарен, и таксомоторов, старые-старые знакомые… и из всех нужно было выкачать деньги. Они не так-то легко сдавались, смею вас уверить. В горле у меня и сейчас еще, как в печной трубе, першит так, словно оно забито сажей.