Пусть уличён я в слабом разуменье, —

Но нефть — свободна, не могу не петь

Про эту революцию в Тюмени.

[1976]

Живу я в лучшем из миров …

Живу я в лучшем из миров —

Не нужно хижины мне.

Земля — постель, а небо — кров,

Мне стены — лес, могила — ров,

Мурашки по спине.

А мне хорошо!..

Лучи палят — не надо дров,

Любой ко мне заходи!

Вот только жаль, не чинят кров,

А в этом лучшем из миров

Бывают и дожди.

Но мне хорошо…

И всё прекрасно — всё по мне,

Хвала богам от меня!

Ещё есть дырка на ремне.

Я мог бы ездить на коне,

Но только нет коня.

Но мне хорошо…

В тайгу!…

В тайгу!

На санях, на развалюхах,

В соболях или в треухах,

И богатый, и солидный, и убогий.

Бегут!

В неизведанные чащи,

Кто-то реже, кто-то чаще,

В волчьи логова, в медвежие берлоги.

Стоят,

Как усталые боксёры,

Вековые гренадёры,

В два обхвата, в три обхвата и поболе.

И я

Воздух ем, жую, глотаю, —

Да, я только здесь бываю

За решёткой из деревьев, но на воле.

[1976]

ОДНА НАУЧНАЯ ЗАГАДКА, ИЛИ ПОЧЕМУ АБОРИГЕНЫ СЪЕЛИ КУКА

Не хватайтесь за чужие талии,

Вырвавшись из рук своих подруг.

Вспомните, как к берегам Австралии

Подплывал покойный ныне Кук.

Там, в кружок усевшись под азалии,

Поедом, с восхода до зари,

Ели в этой солнечной Австралии

Друга дружку злые дикари.

Но почему аборигены съели Кука?

За что? — неясно, молчит наука.

Мне представляется совсем простая штука.

Хотели кушать — и съели Кука.

Есть вариант, что ихний вождь — большая бука, —

Кричал, что очень вкусный кок на судне Кука,

Ошибка вышла — вот о чём молчит наука —

Хотели кока, а съели Кука.

И вовсе не было подвоха или трюка,

Вошли без стука, почти без звука,

Пустили в действие дубинку из бамбука —

Тюк прямо в темя!.. И нету Кука.

Но есть, однако же, ещё предположенье,

Что Кука съели из большого уваженья,

Чт® всех науськивал колдун — хитрец и злюка: —

Ату, ребята! Хватайте Кука!

Кто уплетёт его без соли и без лука,

Тот сильным, добрым, смелым будет, вроде Кука!

Кому-то под руку попался каменюка —

Метнул, гадюка… И нету Кука.

А дикари теперь заламывают руки,

Ломают копья, ломают луки,

Сожгли и бросили дубинки из бамбука, —

Переживают, что съели Кука.

[1976]

НА ТАМОЖНЕ

Над Шереметьево

В ноябре, третьего,

Метеоусловия не те.

Я стою встревоженный,

Бледный, но ухоженный,

На досмотр таможенный в хвосте.

Стоял сначала, чтоб не нарываться —

Я сам спиртного лишку загрузил.

А впереди шмонали уругвайца,

Который контрабанду провозил.

Крест на груди, в густой шерсти.

Толпа как хором ахнет:

— За ноги надо потрясти —

Глядишь, чего и звякнет!..

И точно: ниже живота —

Смешно, да не до смеха —

Висели два литых креста

Пятнадцатого века.

Ох, как он сетовал:

Где закон? Нету, мол!

Я могу, мол, опоздать на рейс!..

Но Христа распятого

В половине пятого

Не пустили в Буэнос-Айрес.

Мы всё-таки мудреем год от года.

Распятья нам самим теперь нужны:

Они — богатство нашего народа,

Хотя и пережиток старины.

А раньше мы во все края,

И надо, и не надо,

Дарили лики, жития —

В окладе, без оклада.

Из пыльных ящиков, косясь

Безропотно, устало,

Искусство древнее от нас,

Бывало, и сплывало.

Доктор зуб высверлил,

Хоть слезу мистер лил,

Но таможник вынул из дупла,

Чуть поддев лопатою,

Мраморную статую —

Целенькую, только без весла.

Общупали заморского барыгу,

Который подозрительно притих,

И сразу же нашли в кармане фигу,

А в фиге вместо косточки — триптих

— Зачем вам складень, пассажир?

Купили бы за трёшку

В «Берёзке» русский сувенир —

Гармонь или матрёшку…

— Мир-дружба! Прекратить огонь!..

Попёр он как на кассу.

Козе — баян, попу — гармонь,

Икона — папуасу!

Тяжело с истыми

Контрабандистами!

Этот, что статуи был лишён,

Малый с подковыркою —

Цыкнул зубом с дыркою,

Сплюнул и уехал в Вашингтон.

Как хорошо, что бдительнее стала

Таможня — ищет ценный капитал:

Чтоб золотинки с нимба не упало,

Чтобы гвоздок с распятья не пропал.

Таскают — кто иконостас,

Кто крестик, кто иконку.

Так веру в Господа от нас

Увозят потихоньку.

И на поездки далеко, —

Навек, бесповоротно, —

Угодники идут легко,

Пророки — неохотно!

Реки лью потные…

Весь я тут — вон он я! —

Слабый для таможни интерес.

Правда, возле щиколот

Синий крестик выколот, —

Я скажу, что это — Красный Крест.

Один мулла триптих запрятал в книги.

Да, контрабанда — это ремесло!

Я пальцы сжал в кармане в виде фиги

На всякий случай, чтобы пронесло.

Арабы нынче — ну и ну! —

Европу поприжали!

Мы в Шестидневную войну

Их очень поддержали.

Они к нам ездят неспроста —

Задумайтесь об этом, —

И возят нашего Христа

На встречу с Магометом.

Я пока здесь ещё.

Здесь моё детище,

Всё моё — и дело и родня.

Лики, как товарищи,

Смотрят понимающе

С почерневших досок на меня.

Сейчас, как в вытрезвителе ханыгу,

Разденут — стыд и срам — при всех святых.

Найдут в мозгу туман, в кармане — фигу,

Крест на ноге — и кликнут понятых!

Я крест сцарапывал, кляня

Судьбу, себя — всё вкупе, —

Но тут вступился за меня

Ответственный по группе.

Сказал он тихо, делово —

Такого не обшаришь! —

Мол, вы не трогайте его,

Мол, кроме водки, — ничего.

Проверенный товарищ!

[1976]

НЕВИДАННЫЙ ДОСЕЛЕ

Лихие карбонарии,

Закушав водку килечкой,

Спешат в свои подполия

Налаживать борьбу,

А я лежу в гербарии,

К доске пришпилен шпилечкой,

И пальцами до боли я

По дереву скребу.

Корячусь я на гвоздике,

Но не меняю позы.