БАЛЛАДА О ГИПСЕ
Всеволоду Абдулову
Нет острых ощущений. Все старьё, гнильё и хлам.
Того гляди, с тоски сыграю в ящик.
Балкон бы, что ли, сверху, иль автобус — пополам
Вот это — дело боле-мене подходяще.
Повезло! Наконец повезло!
Видел бог, что дошёл я до точки.
Самосвал в тридцать тысяч кило
Мне скелет раздробил на кусочки.
И лежу я на спине,
загипсованный.
Каждый член у меня —
расфасованный.
По отдельности, до исправности,
Всё будет в цельности
и в сохранности.
Жаль, был коротким миг, когда наехал грузовик,
Потом я год в беспамятстве валялся,
И в новых интересных ощущениях своих
Я, к сожаленью, слабо разобрался.
Всё отдельно — спасибо врачам,
Всё подвязано к разным канатам,
И, клянусь, иногда по ночам
Ощущаю себя космонавтом.
И лежу я на спине,
загипсованный.
Каждый член у меня —
расфасованный.
По отдельности, до исправности,
Всё будет в цельности
и в сохранности.
Эх, жаль, что не роняли вам на череп утюгов.
Скорблю о вас — как мало вы успели.
Ах, это просто прелесть — сотрясение мозгов,
Да это ж наслажденье — гипс на теле!
Как броня на груди у меня.
На руках моих — крепкие латы.
Так и хочется крикнуть: — Коня! —
И верхом ускакать из палаты.
Но лежу я на спине,
загипсованный.
Каждый член у меня —
расфасованный.
По отдельности, до исправности,
Всё будет в цельности
и в сохранности.
Задавлены все чувства, лишь для боли нет преград.
Ну, что ж, мы часто сами чувство губим.
Зато я — как ребёнок, весь спелёнутый до пят
И окружённый человеколюбьем.
Под влияньем сестрички ночной
Я любовию к людям проникся.
И клянусь, до доски гробовой
Я б остался невольником гипса.
Вот лежу я на спине,
загипсованный.
Каждый член у меня —
расфасованный.
По отдельности, до исправности,
Всё будет в цельности
— и в сохранности.
Вот хорошо б ещё, чтоб мне не видеть прежних снов, —
Они как острый нож для инвалида.
Во сне я вырываюсь из-под гипсовых оков,
Мне снятся драки, рифмы и коррида…
Ох, надёжна ты, гипса броня,
От того, кто намерен кусаться!
Лишь одно угнетает меня,
Что никак не могу почесаться.
Что лежу я на спине,
загипсованный.
Каждый член у меня —
расфасованный.
По отдельности, до исправности,
Всё будет в цельности
и в сохранности.
Так и хожу я в гипсе — а зачем его снимать?
Пусть руки стали чем-то вроде бивней,
Пусть ноги истончали, мне на это наплевать!
Зато кажусь значительней, массивней.
Я под гипсом хожу ходуном,
Наступаю на пятки прохожим.
Мне удобней казаться слоном
И себя ощущать толстокожим.
И по жизни я иду
загипсованный.
Каждый член на виду,
расфасованный.
По отдельности, до исправности,
Всё будет в дельности
и в сохранности.
БАЛЛАДА О КОРОТКОЙ ШЕЕ
Полководец с шеею короткой
Должен быть в любые времена,
Чтобы грудь — почти от подбородка,
От затылка — сразу чтоб спина.
На короткой незаметной шее
Голове удобнее сидеть, —
И душить значительно труднее,
И арканом не за что задеть.
А они вытягивают шеи
И встают на кончики носков:
Чтобы видеть дальше и вернее —
Нужно посмотреть поверх голов.
Всё, теперь ты тёмная лошадка,
Даже если видел свет вдали, —
Поза неустойчива и шатка,
И открыта шея для петли.
И любая подлая ехидна
Сосчитает позвонки на ней, —
Дальше видно, но — недальновидно
Жить с открытой шеей меж людей.
Голову задрав, плюёшь в колодец —
Сам себя готовишь на убой.
Кстати, настоящий полководец —
Землю топчет полною стопой.
В Азии приучены к засаде —
Допустить не должен полубог,
Чтоб его подкравшиеся сзади
С первого удара сбили с ног.
Чуть отпустят нервы, как уздечка,
Больше не держа и не храня, —
Под ноги пойдет тебе подсечка
И на шею ляжет пятерня.
Можно, правда, голову тоскливо
Спрятать в плечи — и не рисковать, —
Только это очень некрасиво —
Втянутою голову держать.
Вот какую притчу о Востоке
Рассказал мне старый аксакал.
Даже сказки здесь и те жестоки, —
Думал я — и шею измерял.
[1972]
Прошла пора вступлений и прелюдий…
Прошла пора вступлений и прелюдий, —
Всё хорошо — не вру, без дураков:
Меня к себе зовут большие люди —
Чтоб я им пел «Охоту на волков»…
Быть может, запись слышал из окон,
А может быть, с детьми ухи не сваришь —
Как знать, — но приобрёл магнитофон
Какой-нибудь ответственный товарищ.
И, предаваясь будничной беседе
В кругу семьи, где свет торшера тускл, —
Тихонько, чтоб не слышали соседи,
Он взял да и нажал на кнопку «пуск».
И там не разобрав последних слов
(Прескверный дубль достали на работе),
Услышал он «Охоту на волков»
И кое-что ещё на обороте.
И всё прослушав до последней ноты,
И разозлись, что слов последних нет,
Он поднял трубку: «Автора «Охоты»
Ко мне пришлите завтра в кабинет!»
Я не хлебнул для храбрости винца
И, подавляя частую икоту,
С порога — от начала до конца —
Я проорал ту самую «Охоту».
Его просили дети, безусловно,
Чтобы была улыбка на лице.
Но он меня прослушал благосклонно
И даже аплодировал в конце,
И об стакан бутылкою звеня,
Которую извлёк из книжной полки,
Он выпалил: «Да это ж — про меня!
Про нас про всех — какие, к чёрту, волки!»
Ну всё, теперь, конечно, что-то будет —
Уже три года в день по пять звонков:
Меня к себе зовут большие люди —
Чтоб я им пел «Охоту на волков»,
КОНИ ПРИВЕРЕДЛИВЫЕ
Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю…
Что-то воздуху мне мало — ветер пью, туман глотаю.
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
Что-то кони мне попались привередливые —
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою,
Я куплет допою —