Распрямляя хребты и срывая бинты,

Бесновались матросы на вантах.

Двери наших мозгов посрывало с петель

В миражи берегов, в покрывала земель

Этих обетованных, желанных —

И колумбовых, и магелланных.

Только мне берегов не видать и земель —

С хода в девять узлов сел по горло на мель, —

А у всех молодцов — благородная цель…

И в конце-то концов — я ведь сам сел на мель.

И ушли корабли — мои братья, мой флот, —

Кто чувствительней — брызги сглотнули.

Без меня продолжался великий поход,

На меня ж парусами махнули.

И погоду, и случай безбожно кляня,

Мои пасынки кучей бросали меня.

Вот со шлюпок два залпа — и ладно! —

От Колумба и от Магеллана.

Я пью пену — волна не доходит до рта,

И от палуб до дна обнажились борта,

А бока мои грязны — таи не таи —

Так любуйтесь на язвы и раны мои!

Вот дыра у ребра — это след от ядра,

Вот рубцы от тарана, и даже

Видно шрамы от крючьев — какой-то пират

Мне хребет перебил в абордаже.

Киль — как старый, неровный гитаровый гриф:

Это брюхо вспорол мне коралловый риф.

Задыхаюсь, гнию — так бывает:

И просоленное загнивает.

Ветры кровь мою пьют и сквозь щели снуют

Прямо с бака на ют, — меня ветры добьют.

Я под ними стою от утра до утра, —

Гвозди в душу мою забивают ветра.

И гулякой шальным всё швыряют вверх дном

Эти ветры — незваные гости.

Захлебнуться бы им в моих трюмах вином

Или — с мели сорвать меня в злости!

Я уверовал в это, как загнанный зверь,

Но не злобные ветры нужны мне теперь.

Мои мачты — как дряблые руки,

Паруса — словно груди старухи.

Будет чудо восьмое! И добрый прибой

Моё тело омоет живою водой.

Моря божья роса с меня снимет табу,

Вздует мне паруса, будто жилы на лбу.

Догоню я своих, догоню и прощу

Позабывшую помнить армаду.

И команду свою я обратно пущу,

Я ведь зла не держу на команду.

Только, кажется, нет больше места в строю.

Плохо шутишь, корвет! Потеснись, — раскрою!

Как же так — я ваш брат, я ушёл от беды!

Полевее, фрегат, всем нам хватит воды!

До чего ж вы дошли? Значит, что — мне уйти?

Если был на мели — дальше нету пути?!

Разомкните ряды, все же мы — корабли,

Всем нам хватит воды, всем нам хватит земли —

Этой обетованной, желанной,

И колумбовой, и магелланной…

[1970–1972]

БЕЛОЕ БЕЗМОЛВИЕ

Все года, и века, и эпохи подряд

Всё стремится к теплу от морозов и вьюг.

Почему ж эти птицы на север летят,

Если птицам положено только на юг?!

Слава им не нужна и величие.

Вот под крыльями кончится лёд —

И найдут они счастие птичее,

Как награду за дерзкий полёт.

Что же нам не жилось, что же нам не спалось?

Что нас выгнало в путь по высокой волне?

Нам сиянье пока наблюдать не пришлось, —

Это редко бывает — сиянья в цене!

Тишина. Только чайки — как молнии…

Пустотой мы их кормим из рук.

Но наградою нам за безмолвие

Обязательно будет звук.

Как давно снятся нам только белые сны —

Все иные оттенки снега занесли, —

Мы ослепли давно от такой белизны,

Но прозреем от чёрной полоски земли.

Наше горло отпустит молчание,

Наша слабость растает как тень, —

И наградой за ночи отчаянья

Будет вечный полярный день.

Север, воля, надежда, страна без границ,

Снег без грязи — как долгая жизнь без вранья.

Вороньё нам не выклюет глаз из глазниц —

Потому что не водится здесь воронья.

Кто не верил в дурные пророчества,

В снег не лег ни на миг отдохнуть —

Тем наградою за одиночество

Должен встретиться кто-нибудь!

[1972]

Как по Волге-матушке, по реке-кормилице …

Как по Волге-матушке, по реке-кормилице —

Всё суда с товарами, струги да ладьи…

И не надорвалася, и не притомилася —

Ноша не тяжёлая, корабли свои.

Вниз по Волге плавая,

Прохожу пороги я И гляжу на правые Берега пологие.

Там камыш шевелится,

Поперёк ломается,

Справа берег стелется,

Слева — поднимается…

Волга песни слышала хлеще, чем «Дубинушка»,

В ней вода исхлёстана пулями врагов.

И плыла по матушке наша кровь-кровинушка,

Стыла бурой пеною возле берегов.

Долго в воды пресные

Лились слёзы строгие, —

Берега отвесные,

Берега пологие

Плакали, измызганы

Острыми подковами,

Но теперь зализаны

Злые раны волнами.

Что-то с вами сделалось, города старинные,

Там, где стены древние, на холмах кремли, —

Словно пробудилися молодцы былинные

И, числом несметные, встали из земли.

Лапами грабастая,

Корабли стараются —

Тянут баржи с Каспия,

Тянут, надрываются,

Тянут — не оглянутся,

И на вёрсты многие

За крутыми тянутся

Берега пологие.

[1972]

БЕДА

Я несла свою Беду

По весеннему по льду.

Обломился лёд — душа оборвалася,

Камнем под воду пошла,

А Беда — хоть тяжела, —

А за острые края задержалася.

И Беда с того вот дня

Ищет по свету меня,

Слухи ходят — вместе с ней — с Кривотолками.

А что я не умерла,

Знала голая ветла

Да ещё перепела с перепёлками.

Кто ж из них сказал ему,

Господину моему, —

Только выдали меня, проболталися.

И, от страсти сам не свой,

Он отправился за мной,

А за ним — Беда с Молвой увязалися.

Он настиг меня, догнал,

Обнял, на руки поднял.

Рядом с ним в седле Беда ухмылялася.

Но остаться он не мог —

Был всего один денёк,

А Беда — на вечный срок задержалася

Проложите, проложите…

Проложите, проложите

Хоть тоннель по дну реки,

И без страха приходите

На вино и шашлыки.

И гитару приносите,

Подтянув на ней колки, —

Но не забудьте — затупите

Ваши острые клыки.

А когда сообразите —

Все пути приводят в Рим, —

Вот тогда и приходите,

Вот тогда поговорим.

Нож забросьте, камень выньте

Из-за пазухи своей,

И перебросьте, перекиньте

Вы хоть жердь через ручей!

За посев ли, за покос ли

Надо взяться, поспешать, —

А прохлопав, сами после

Локти будете кусать.

Сами будете не рады,

Утром вставши, — вот те раз!