увидим,

какой

оборот…

Я только подумал,

чужие

куря

папироски:

Тут — кто как умеет,

мне важно —

увидеть

восход.

Особая рота —

особый

почёт для

сапёра.

Не прыгайте с финкой

на спину

мою из

ветвей,

Напрасно стараться, —

я и

с перерезанным

горлом

Сегодня увижу

восход

до развязки

своей,

Прошли по тылам мы,

держась,

чтоб не резать

их сонных,

И тут я заметил,

когда

прокусили

проход:

Ещё несмышлёный,

зелёный,

но чуткий

подсолнух

Уже повернулся

верхушкой

своей на

восход.

За нашей спиною

в шесть тридцать

остались,

я знаю,

Ηе только паденья,

закаты,

но взлёт

и восход.

Два провода голых,

зубами

скрипя,

зачищаю.

Восхода не видел,

но понял:

вот-вот —

и взойдёт!

Уходит обратно

на нас

поредевшая

рота.

Что было — не важно,

а важен

лишь взорванный

форт.

Мне хочется верить,

что грубая

наша

работа

Вам дарит возможность

беспошлинно

видеть

восход.

[1972]

Я полмира почти через злые бои …

Я полмира почти через злые бои

Прошагал и прополз с батальоном,

А обратно меня за заслуги мои

Санитарным везли эшелоном.

Подвезли на родимый порог —

На полуторке к самому дому.

Я стоял — и немел, а над крышей дымок

Подымался совсем по-другому.

Окна словно боялись в глаза мне взглянуть,

И хозяйка не рада солдату —

Не припала в слезах на могучую грудь,

А руками всплеснула — и в хату.

И залаяли псы на цепях.

Я шагнул в полутёмные сени,

За чужое за что-то запнулся в сенях,

Дверь рванул — подкосились колени.

Там сидел за столом, да на месте моём,

Неприветливый новый хозяин.

И фуфайка на нём, и хозяйка при нём, —

Потому я и псами облаян.

Это значит, пока под огнём

Я спешил, ни минуты не весел,

Он все вещи в дому переставил моём

И по-своему всё перевесил.

Мы ходили под богом — под богом войны,

Артиллерия нас прикрывала.

Но смертельная рана нашла со спины

И изменою в сердце застряла.

Я себя в пояснице согнул,

Силу-волю позвал на подмогу:

«Извините, товарищи, что завернул

По ошибке к чужому порогу…»

Дескать, мир, да любовь вам, да хлеба на стол,

Чтоб согласье по дому ходило…

Ну а он даже ухом в ответ не повёл:

Вроде так и положено было.

Зашатался некрашеный пол,

Я не хлопнул дверьми, как когда-то, —

Только окна раскрылись, когда я ушёл,

И взглянули мне вслед виновато…

[1972]

ЗАТЯЖНОЙ ПРЫЖОК

Хорошо, что за рёвом не слышалось звука,

Что с позором своим был один на один…

Я замешкался возле открытого люка

И забыл пристегнуть карабин.

Мне инструктор помог — и коленом пинок

Перейти этой слабости грань.

За обычное наше «Смелее, сынок!»

Принял я его сонную брань.

И оборвали крик мой,

И обожгли мне щёки

Холодной острой бритвой

Восходящие потоки.

И звук обратно в печень мне

Вогнали вновь на вдохе

Весёлые, беспечные

Воздушные потоки.

Я попал к ним в умелые, цепкие руки:

Мнут, швыряют меня — что хотят, то творят!

И с готовностью я сумасшедшие трюки

Выполняю шутя — все подряд.

Есть ли в этом паденье какой-то резон,

Я узнаю потом, а пока —

То валился в лицо мне земной горизонт,

То шарахались вниз облака.

И обрывали крик мой,

И выбривали щёки

Холодной острой бритвой

Восходящие потоки.

И кровь вгоняли в печень мне,

Упруги и жестоки,

Невидимые встречные

Воздушные потоки.

Но рванул я кольцо на одном вдохновенье,

Как рубаху от ворота или чеку.

Это было в случайном свободном паденье —

Восемнадцать недолгих секунд.

А теперь — некрасив я, горбат с двух сторон,

В каждом горбе — спасительный шёлк.

Я на цель устремлён и влюблён, и влюблён

В затяжной, неслучайный прыжок.

И обрывают крик мой,

И выбривают щёки —

Холодной острой бритвой

Скользят по мне потоки.

И проникают в печень мне

На выдохе и вдохе

Бездушные и вечные

Воздушные потоки.

Я лечу — треугольники, ромбы, квадраты

Проявляются в реки, озёра, луга.

Только воздух густеет, твердеет, проклятый,

Он мне враг — парашютный слуга!

А машина уже на посадку идёт,

В землю сплюнув в отчаянье мной.

Буду я на земле раньше, чем самолёт,

Потому что прыжок — затяжной.

И обрывают крик мой,

И выбривают щёки —

Тупой холодной бритвой

Снуют по мне потоки.

На мне мешки заплечные,

Встречаю — руки в боки —

Шальные, быстротечные

Воздушные потоки.

Беспримерный прыжок из глубин стратосферы —

По сигналу «Пошёл!» я шагнул в никуда, —

За невидимой тенью безликой химеры,

За свободным паденьем — айда!

Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму,

Хоть условья паденья не те.

Но и падать свободно нельзя — потому,

Что мы падаем не в пустоте.

И обрывают крик мой,

И выбривают щёки,

У горла старой бритвой

Уже снуют потоки.

Но жгут костры, как свечи, мне —

Я приземлюсь и в шоке,

Прямые, безупречные Воздушные потоки.

Ветер в уши сочится и шепчет скабрёзно:

«Не тяни за кольцо — скоро легкость придёт…»

До земли триста метров — сейчас будет поздно!

Ветер врёт, обязательно врёт!

Стропы рвут меня вверх, выстрел купола, — стоп!

И — как не было этих минут.

Нет свободных падений с высот, но зато —

Есть свобода раскрыть парашют.

Мне охлаждают щёки

И открывают веки —

Исполнены потоки

Забот о человеке!

Глазею ввысь печально я —

Там звёзды одиноки —

И пью горизонтальные

Воздушные потоки.

[1971–1972]

БАЛЛАДА О БРОШЕННОМ КОРАБЛЕ

Капитана в тот же день называли на ты,

Шкипер с юнгой сравнялись в талантах;