Я поднялась на платформу, села в поезд и отправилась на фиолетовую ветку.

Для меня это был один из самых привлекательных районов. Если красная линия ассоциировалась с крупными сделками, большими финансовыми операциями, статными мужчинами; на ней иногда даже появлялось сияние -- когда солнечные лучи попадали на окна и зайчиками отражались от них. Фиолетовая ветка была более свободной, более простой. Невысокие, как правило четырёхэтажные здания стояли по обе стороны от дороги, между ними сновали весёлые ребята. Их в любое время много: и совсем малютки, и школьники, и студенты; все словно собирались на одну большую вечеринку. Но на самом деле они просто существовали в эдаком студенческом городке, в собственном мире, где не было сложностей, проблем, где царило веселье и беззаботность.

Фиолетовая ветка любого окунала в детство.

Я посмотрела на студентов, которые переходили из общаги в общагу, чтобы пообщаться с друзьями; прошла мимо дворика перед детским садом с искусственным газоном, на котором дети палками били землю; переглянулась с несколькими взрослыми -- то ли учителями, то ли преподавателями, а может, просто родителями. Сходу определить не удалось.

В конце концов я подошла к Государственному Акамарскому университету. Это было самое крупное, самое статное здание из всех. На фиолетовой ветке было много более современных конструкций, но своей старинной архитектурой ГАУ как раз и привлекал. Казалось, что ты смотришь на реликвию; на что-то настолько древнее, которое веками копило в себе знания; через которое прошли несколько поколений.

Руперт Берлингер ошибся, когда поверил, будто я могу поступить сюда на бюджет. У меня бы точно не получилось. Это место не предназначено для таких, как я. С другой стороны, "Берлингер" тоже, но я там на легальных условиях и не нахожусь.

Нужный человек должен был ждать меня возле главного входа, но пока я видела там лишь студентов. Вытащив планшет, набрала нужный номер и приложила свой "кирпич" к уху.

-- Здравствуйте, ваши документы пока не готовы. Подождите ещё немного, -- ответили мне в трубке.

Я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. У меня было всего двадцать минут до отбытия последнего поезда перед перерывом. Я надеялась быстро взять бумаги и бежать на платформу. Задержка вынудила меня нервно ходить перед ВУЗом туда-сюда, мысленно обращать взор к железнодорожному мосту и умолять о том, чтобы всё происходило хоть чуть-чуть быстрее.

Без десяти одиннадцать на крыльце появился высокий, худой и седовласый мужчина. Костюм на нём смотрелся нелепо, пиджак помялся от соприкосновения со стулом, на ботинках осталась дорожная пыль. Я бросилась к нему, как к Спасителю.

-- Пожалуйста, скажите, что всё готово!

-- Тише вы, девушка, -- недовольно оборвал он и медленным шагом начал спускаться по лестнице.

Я едва не начала волосы рвать от досады и нетерпения.

-- Молю, дайте документ.

-- Не здесь.

Он вальяжно пошлёпал к углу здания, делая вид, что совершает летнюю прогулку. У меня из глаз едва не катились слёзы, секунды уплывали сквозь пальцы.

-- Возьмите, -- не поворачивая головы протянул он мне белые листы с чёрными буквами.

-- Перевела, -- быстро проговорила я, нажав нужную кнопку на планшете. Платёж был совершён. Я схватила дневник практики и понеслась к платформе.

Туфли в рюкзаке пружинили, бились о какие-то предметы и бренчали. Я почувствовала, как начинаю задыхаться и потеть. При этом ноги несли меня вперёд с поразительной скоростью -- не зря столько времени расхаживала по лестнице.

Я приближалась к лестнице, ведущей на платформу, и с ужасом заметила, что поезд уже стоит на станции. Очень хорошо запомнив, чем обернулось моё опоздание на красной ветке, я перепрыгивала сразу через несколько ступенек. На турникеты даже не взглянула, сама не понимая, как умудрилась перемахнуть через них.

Эту станцию отличало то, что тут не было охранников.

На последнем издыхании я побежала к вагону, стуча кедами по пластику. В ушах звенело, голова совершенно не соображала, дышать было нечем. Я прекрасно видела, как двери начали закрываться, но всё равно продолжила бежать. Я бежала, бежала, бежала. Расстояние от турникетов до поезда было маленьким... малюсеньким... но секунды внезапно стали играть решающую роль.

-- Подержите! Подержите!!!

Но это была начальная станция. В тамбуре ещё никого не было.

Я всем корпусом влетела в закрывшиеся двери. Панически приложила руки к пластмассовым стёклам с надписью "Не прислоняться". Сердце пропустило удар, я не могла вдохнуть. Поезд тронулся, заставляя мои ладони пропускать под собой металл, словно простыню. Я быстро одёрнула руки и в ужасе уставилась на проезжающие мимо пассажирские окна.

Это был последний поезд. Если я не сяду на него, значит, не успею в "Берлингер". Я должна сесть! Просто обязана!

Пустующая кабинка машиниста ознаменовала окончание состава. Я тут же спрыгнула с платформы и побежала за поездом. Ноги не чувствовали боли от шпал, по которым ступали; это всё было неважно. Самое главное -- догнать чёртов поезд.

Я видела, как это делается. Я справлюсь. Только бы добежать. Добежать и ухватиться. Давай, Эрин!

Силы были на исходе, ладони, как и шея, и спина, пропитались потом. Дыхалки не хватало. Я гналась за поездом, понимая, что он сильно набрал скорость. Ещё мгновение, и точно ничего не выйдет.

Решившись, сделала контрольный прыжок, схватилась за балку, торчащую из корпуса кабины; вопя от страха, размахивала ногами, пытаясь найти опору, но опоры не было.

Секунда -- и мои руки соскользнули.

Глава 8

Говорят, первый вздох после падения -- самый важный. Именно он покажет, насколько серьёзны повреждения. Я не могла дышать целую вечность. Лёгкие сжались, выпустив весь воздух, но не желая его впускать.

Секунду во мне происходила борьба организма с мозгом; организм пытался добрать кислорода; мозг желал отключиться навсегда.

Мой вздох был сильным, глубоким, громким, ведь сразу за ним последовали стоны. Не один, хилый и болезненный, а несколько: они панически вырывались друг за другом. Я дышала и стонала одновременно.

Моё тело распласталось на железнодорожных путях. Я не могла пошевелиться, не потому, что не чувствовала рук и ног, я боялась сделать хоть одно лишнее движение. Боялась понять, что не могу его сделать.

Шли секунды, солнце начало ощутимо припекать. Я хрипела и пыталась позвать кого-нибудь на помощь, лежа в той же позе, как упала. Но никого не было. Ко мне никто не пришёл. Полагаю, потому что платформа была пуста. Никто не видел моего падения.

У меня осталась только я.

Понимая, что в конечном итоге просто спекусь тут, сперва решила пошевелить рукой. Ощутив, как смогла согнуть пальцы, облегчённо простонала. Только бы получилось ей двигать. Поднеся руку к лицу, увидела кровавые ссадины от запястья до локтя. Вторая рука была повреждена не так сильно: несколько красных полос, которые даже не кровоточили.

Я попыталась приподнять голову, но та отдалась жуткой болью. Постепенно боль проснулась в районе рёбер. К тому же что-то с моим плечом было явно не так.

-- Ладно. Ладно. Ладно, -- тяжело дыша, шептала я, успокаивая саму себя.

Большие пальцы ног шевелились. Как только я их почувствовала, из глаз покатились слёзы. Я рыдала в голос, чувствуя, как солёные капли текут от щёк к шее. Солнце близилось к зениту, его опасные для кожи лучи мягко подбирались ко мне, желая выжечь последнее, что от меня осталось.

-- Чёрт, чёрт...

Я с трудом подавила всхлипы, одной рукой стёрла пелену с глаз, чтобы лучше видеть, и, шмыгая носом, попыталась перевернуться. Правое плечо отдалось невообразимой болью.

-- А-а-а!!!

Слёзы брызнули с новой силой. Пришлось начинать всё с начала.

Мне понадобилось минут пять -- не меньше -- чтобы сесть и оглядеть себя, а заодно и округу. Колени были сбиты в кровь, на руках ссадины, платье порвано -- не в клочья, но мама точно заметит, голова ощутимо кружилась, с плечом что-то не так, дышать довольно трудно. С низким, болезненным стоном я всё же смогла подняться на ноги.

Находиться здесь было слишком опасно. Солнце.

Я так надеялась, что встав, смогу различить хоть кого-нибудь, кто поможет.

Но никого не было.

Спустя ещё несколько мгновений выяснилось, что я не могу забраться на платформу. Плечо повреждено, рукой без ора пошевелить не получалось, а значит, подняться не было никакого шанса.

Всхлипывая, а иногда плача, как маленький ребёнок, размазывая сопли и слёзы по лицу, я вернулась к своим вещам. На здоровое плечо закинула лямку рюкзака, раскрыла зонтик, и медленным, нетвёрдым шагом пошла по путям.

Мне нужно было попасть в "Берлингер" к двенадцати.

***

Элис была так же прекрасна, как и всегда. Её каштановые волосы мягко ложились на плечи, макияж выгодно сочетался с зелёным платьем. В "Берлингере" жизнь шла своим чередом, и это даже успокаивало, давало надежду, что не всё ещё потеряно.

Едва шевеля ногами я подошла к столу секретаря и устало опёрлась на него рукой, часто моргая, чтобы прогнать головокружение.

-- Эрин, что произошло?! -- в ужасе глядя на меня, воскликнула женщина.

-- Мне нужна твоя помощь, Элис, -- тихо сказала я, глядя в пол. -- Помоги мне, пожалуйста.

-- Я вызову "скорую"!

-- Нет, не надо. Я в порядке. Где Эван? -- твёрдо задала вопрос. -- Он ещё не уехал? Мне надо к нему.

-- Он уже час назад как уехал, Эрин, -- сглотнула Элис. -- Давай... давай ты сядешь?

-- Не переживай, я просто споткнулась и упала с лестницы. Видишь, у меня только коленки содраны и руки? А ещё платье порвалось, -- я выдавила из себя грустную улыбку.

Элис недоверчиво покосилась на меня. Она не знала, как болит моё плечо, как сильно кружится голова, не знала, как трудно мне дышать. С виду всё было не так плохо.