Он построил эту крепость силой своих рук и своей души! Каждая пядь этой земли, каждый кустик медленно, но необратимо отнимали что-то у его молодости. Он знал — виноградники постоянно нуждались в нем, как младенец не может жить без матери, как любимая увядает без ласки. Он и сам не мог без виноградника, он приходил сюда в минуту радости и в минуту печали, волнений. Здесь он находил успокоение, обретал уверенность в своих силах…

Виноградник был для него живым существом, в которое он вдохнул жизнь и которое переняло все его качества: и хорошие, и плохие. Благодаря этому он лучше понимал тех, кто делил с ним его тревоги и радости…

Валя иногда упрекала его: «Ты забываешь про дом, про меня… ты словно квартирант…» Он нежно обнимал ее, целовал в глаза: «Валя-Валентина, в каждой виноградинке блестят твои глаза, в каждом виноградном цветочке я ощущаю запах твоих волос… Как же я могу забыть тебя?»

Что сейчас делает Валя? Пошла ли домой, как он просил ее, или все еще сидит у изголовья Килины?..

Михаил не спеша проходил по рядам, и мысли — те, что принес с собой из дому, и те, что всегда ждали его здесь, тянулись нескончаемой цепочкой. Он углублялся в виноградник, легко ступая по укрытой снегом земле, и чувствовал (другому, пожалуй, это было бы недоступно), как бродит под ногами земля, напоенная влагой. Скоро соки земли побегут по лозе, по всем клеточкам, виноградники откроют глаза навстречу солнцу — миллионы глаз, глядящих в мир, в небо. Эти глаза станут зовом, соберут к себе людей, как бы скрепляя их своим родством… «Наверное, в природе нигде, как на этих просторах, — часто думал Михаил, — не существует таких прочных связей, туго перетянутых лозой глубоко ушедшими к самому сердцу земли корнями…»

По крайней мере, он в этом был уверен.

Это было самое великое произведение, которое мог создать простой агроном, но которое было еще далеко от совершенства…

Восемь лет назад Максим Мога привез Михаила Лянку из Мирешт прямо на эти виноградники и сказал:

— Прошу. Это наша бедность, но она должна стать наших богатством. Будь хозяином. Я гарантирую тебе свободу действий и полную мою поддержку. Здесь триста гектаров. Зайбер, шасла, кудрик и несколько кустов каберне. Одним словом — винегрет… А впрочем, сам знаешь, как обстоят дела…

Михаил знал, но скорей понаслышке. Он тогда работал в районном сельхозотделе и бывал в Стэнкуце раза два. Колхозные виноградники не приводили его в восторг. И при первом же случае на районном совещании он так и сказал Максиму Моге, свеженькому председателю колхоза «Виктория»:

— Какие в Стэнкуце чудесные места для виноградников и какие жалкие виноградники! Так вы далеко не уйдете, товарищ Мога, необходима коренная перестройка.

И, как всегда, Максим поймал мысль Лянки на лету. Но ему нужно было время, чтобы взвесить в голове все, о чем он услышал, — это была настойчивость человека, который привык сначала уяснять все до малейших подробностей и лишь затем действовать.

— Серьезно? — сделал он удивленный вид. — А я и не знал…

Михаил уловил его иронию и покраснел от обиды. А Мога продолжал тем же простодушным тоном:

— Может быть, вы возьметесь реконструировать их? Я знаю, вы специалист еще молодой, но талантливый, да и человек решительный, не то что мы, бедные учителя, к тому же бывшие… — Мога намекал на то, что когда-то работал учителем биологии, а затем директором школы.

— У меня и так хорошая работа, товарищ Мога, — в тон ему ответил Михаил, хотя предложение Моги заинтересовало его.

— Жаль, — глубоко вздохнул Максим. — Значит, мы так и останемся со старыми виноградниками. Такова, видно, судьба Стэнкуцы — не мать, а мачеха.

Михаил забыл об этом разговоре в тот же день. Но он не знал Могу! Однажды Андрей Веля, первый секретарь райкома партии, вызвал его к себе. Там Михаил увидел и Максима Могу. Не успел Михаил переступить порог, как Андрей Веля заговорил:

— Как мне известно, вы знакомы, — он поглядел по очереди на обоих. — Поэтому прямо перейдем к делу. Максим Дмитриевич хочет взять тебя агрономом в колхоз «Виктория». Он убежден, что ты в состоянии привести в порядок колхозные виноградники. — Андрей Веля с улыбкой посмотрел на Максима. — Мы согласны с этим, — продолжал он, и Михаил понял, что его перевод уже обсуждался на бюро. — Ждем твоего слова!..

— А чего ждать! — категорически заявил Мога. — У товарища Лянки было время подумать о проблемах развития виноградарства в кабинетах сельхозотдела. Теперь пора перейти от слов к делу. И самую лучшую практику он может пройти у нас, где есть колоссальные перспективы.

Михаил поймал себя на мысли, что и сам отдает справедливость словам Моги. И все же задевало, что его взяли «готовенького», даже не спросив согласия…

— Ну, спешить некуда, — доброжелательно улыбаясь, сказал Андрей Веля.

Мога раскрыл рот, чтобы возразить, но секретарь остановил его жестом.

— Надо, чтобы он убедился сам, что идет к вам по собственной воле, а не по принуждению. Да чтобы успел попрощаться с друзьями…

— Как будто он улетает на Луну, — не сдержался Мога. Он вскочил со стула и зашагал по кабинету вдоль и поперек. Половицы под его тяжелой поступью жалобно заскрипели. «Боже милостивый, ну и громадина же!» — подивился Михаил, словно впервые увидел Могу. Кабинет как бы сузился, не вмещая в себя эту глыбу, а собеседникам пришлось вжаться в стену, особенно когда Мога резко повернулся на каблуках и горой пошел на Михаила. — Я дам вам свободную неделю времени, чтобы вы могли ежедневно выезжать из Стэнкуцы в Мирешты и прощаться с друзьями! Или можете захватить с собой ваших друзей, у нас и для них найдутся подходящие места, — засмеялся он громким здоровым смехом, который, казалось, тоже не вмещался в стенах кабинета.

Михаилу было приятно и в то же время досадно, он восхищался Могой, но его охватывало предчувствие будущих споров и конфликтов и притом немалых. Он растерянно посмотрел на Андрея Велю, словно ища у него защиты от этого чудовища, которое готово проглотить его. Секретарь сделал ему знак — дескать, не бойся! — и на его смуглом лице появилась дружеская улыбка. Он был хорош собой — статный, черные как смоль волосы, высокий лоб, черные брови, живые зеленые глаза, гладкое, пышущее здоровьем лицо, чистый бархатный голос… «Горе женщинам, да и только», — подумал Михаил невольно, — мысль, совсем неподходящая в данный момент; он сразу почувствовал, как проходит его смущение, и тоже улыбнулся.

— Так что же скажешь? — с той же благожелательностью спросил Андрей Веля.

— Что там еще говорить? — снова вмешался Мога. — Я скажу! Товарищу Лянке самим провидением суждено решать большие проблемы на соответствующем месте — на землях Стэнкуцы, которые так понравились ему…

— Вы уверены в этом? — наконец подал голос и Михаил.

— Да! — Мога прижал к груди свою огромную руку, похожую на лапу медведя, а Михаил подумал: если бы эта лапа легла на его грудь, ему бы не устоять на ногах.

— Ну, коли так… Может быть, дадите мне подумать до утра? — обратился Михаил к Андрею Веле. И почувствовал, что Мога внимательно рассматривает его своими сверлящими глазками, словно проникая в каждую частицу его существа, как рентгеновские лучи.

— Согласен, — ответил Веля.

Но Мога желал кое-что уточнить — возможно, это было следствием внимательного немого изучения, которому он только что подверг Михаила:

— Что касается вашего прибытия в Стэнкуцу — завтра же приеду за вами на машине, чтоб быть уверенным, что вы не сбежите на полпути.

Все засмеялись.

Из райкома партии Михаил отправился прямо в прокуратуру, к Павлу Фабиану. Фабиан был его лучшим другом, хотя познакомились они всего год назад. Оба были примерно одного возраста, оба холостяки, оба одновременно приехали в Мирешты. Фабиан казался рассудительным, спокойным человеком, пожалуй, даже холодным и суховатым, но только на первый взгляд. У него было нежное сердце, и Михаил часто думал, что должность прокурора не для него.

…Принесенная Михаилом новость не удивила Фабиана.