Однако внимали мне плохо. Воины потрясали копьями, женщины горестно обнимали головы руками. Речь моя не производила на этих людей впечатления, они, кажется, не хотели перемен.
«Что им надо!» — растерянно думал я.
— Ты их пугай, Хозяин! — шептал Скала. — Ты их сильно пугай.
— Там, откуда я прилетел, люди сыты, дети умеют смеяться и покой стариков надежен.
— Ты их пугай, Хозяин!
Я замолчал, потому что видел, как, расталкивая локтями мужчин и женщин, на вершину холма поднимается Червяк Нгу. Распухший его нос, подобно груше, торчал на его лице вызывающе и сердито, тело его было испещрено шрамами и царапинами, будто он последние дни только и делал, что разнимал кошачьи свадьбы.
— Ты о чем хочешь спросить меня, Нгу?
Парень остановился близко, опершись на черную палку, которую нес в руке.
— Хочу задать тебе, Пришелец, несколько вопросов. Они боятся тебя, я никого не боюсь.
— Отвага твоя всем известна.
— Нгу — самый храбрый!
— Верю.
— Там, откуда ты явился, есть Пророк?
— Нет там Пророка.
— И никто не вещает Истину из башни?
— Никто не вещает. У нас нет башни.
— Ты не находишь, что это плохо?
— Не нахожу.
— Я понял. Верят ли там, откуда ты упал, в то, что есть Вездесущий и Неизмеримый?
— В некотором роде — да. Только мы называем его другим словом — Космос.
— Ты не слуга Вездесущего и Неизмеримого?
Скала все шептал сзади, вздыхая шумно и взахлеб:
— Ты слуга Вездесущего! Ты — слуга. Они поверят и покорятся.
— Я — человек,
По толпе прокатился ропот и стон облегчения.
— Ты — дурак, Хозяин, — сказал брат мой и дотронулся до моего плеча теплой ладошкой: он осуждал и жалел меня, незадачливого.
Тучи впереди раздвигались, как занавес на театральной сцене, за ними выступала блеклая голубизна. Я вспомнил море, которое явилось во сне, и опять закручинился о ласковой моей Родине, где осталось все, даже сон.
Червяк Нгу воткнул палку в песок и подбоченился:
— Если ты всего только человек, то почему хочешь учить нас?
— Мой народ старше твоего, он мудр и знает много такого, чего не знаете вы.
— Если ты могуч и богат, накорми нас, построй нам новую деревню и вылечи наших детей.
— Я могу накормить вас, построить новую деревню, но что тогда останется вам? Вы одрябнете без забот, воины станут слабыми, женщины — ленивыми, племя одолеет каждый, когда я уйду. Не так ли?
— Так не должно быть, — ответил Нгу и раздумчиво покачал головой.
Наступило молчание.
— Вы готовы принять мою помощь, племя Изгнанных?
— Чем же ты можешь помочь нам, Пришелец? — спросил Червяк Нгу.
— Я отведу вас туда, где вы жили раньше, к большой воде. Мы построим там новую деревню и засеем поля.
— Мы не умеем сеять, разучились.
— Я вас научу.
— А стрекотухи, Пришелец?
— Они уйдут.
— Ты в том уверен?
— Уверен.
— Хорошо. Мы подумаем.
— Думайте быстрее.
— Мы не умеем думать быстро.
— Что ж, я подожду.
Ну вот, самая пора спуститься в яму, покуда мужчины племени будут думать; быстро думать они, как заявлено, не умеют, и я, наверно, успею. Подземелье манило. Я чувствовал всем существом своим, как оттуда, из черной глубины, будто толчки усталого сердца, доносятся до меня тревожные токи: кто-то зовет меня устало и настойчиво.
Я сел на край ямы. Я видел, что женщины деревни выглядывают из закутков с неодобрением, рядом топтался Сын Скалы, обвешанный оружием — при нем были два наших копья, луки со стрелами, у его пояса болтался притороченный к набедренной повязке узелок с нехитрым имуществом.
— Куда держишь путь, Хозяин?
— Туда, — я показал рукой вниз.
— И я туда.
— Зачем?
— Неизвестно.
— Оставайся здесь.
— Нет!
«Ладно, — вяло подумал я. — Пусть тащится со мной, все равно этому малому некуда деваться. Да и веселее вдвоем».
— Не возражаю, только спрячь куда-нибудь свои палки — мешать будут. Сам потащишь это добро, брат.
— Скала сыт, потому и силен.
— Дорога наша трудная.
Скала кивнул и показал в улыбке крупные свои зубы — он был доволен, что я беру его в сомнительный этот поход, что он будет рядом и постарается не подкачать.
…Скала раскорячился уже в горловине ямы и не мог двигаться, поскольку одной лишь свободной руки было мало. В другой руке он держал два копья, к тому же мой лук, рассчитанный на рост за два метра, тяжелый и громоздкий, воткнулся в стену тычком. Сперва брат мой возился молча, будто козявка в тенетах паука, лишь сопел, потом же завыл от злости. Я спускался в прохладную глубину подземелья и снизу четко видел каждое движение незадачливого моего оруженосца — он напоминал марионетку, вырезанную из черной бумаги.
— Хозяин!
— Да?
— Мне плохо, Хозяин!
— Я тебя предупреждал?
— Ты меня предупреждал, ты ворчал, как старуха. Ты — умный. Правда, не всегда ты умный…
— Спасибо и до свиданья.
— А я как же?
— Дожидайся моего возвращения.
— Тебе меня не жалко? Мы с тобой породнились, мы вместе писали Вездесущему и Неизмеримому! Тебе меня не жалко?
— Бросай копья вниз. Да осторожней бросай — в меня попасть можешь, ловкости в тебе совсем не наблюдается.
— А если я попаду тебе в голову?
— Я воткну копье тебе в зад, брат мой! И спеши, мне некогда.
Копья, брошенные одно за другим, туго просвистели за моей спиной и в опасной близости. Этот лукавец демонстрировал свою сметку; и тут не утерпел, пошутил малость, Слышно было, как палки глухо ударились о камень. Посыпалась галька. Потом, вихляя, пролетел лук с колчаном, и к моему лбу осторожно прикоснулась грязная нога Скалы.
— Ты неповоротлив. Хозяин! Почему остановился?
Я не ответил, поняв что шутки брата моего вызваны страхом — ведь он сейчас переступает Великий Закон, табу, покушается на святая святых племени, на жуткую тайну, сокрытую веками. Скала лез тяжело, со стоном, на плечи мне сыпался щебень, кусками падал мох. Я останавливался, чтобы слушать. Было тихо, потом стал доноситься нежный шелест воды. На этот раз путь казался короче. Я так подумал (о том, что путь теперь короче), когда ноги мои коснулись дна. Мощный фонарь высветил тоннель насквозь, до самого карниза, откуда начинался лаз поуже. Я сразу обратил внимание на немаловажную деталь; тоннель пробивался когда-то (когда?) с помощью машины, потому что на ржавом камне явственно угадывался след мощного агрегата, напоминающий нарезку на стволе древней пушки. Здесь работали, похоже, шнеком с режущей головкой. Тоннель отсвечивал гладью металла, попадались кое-где извилистые прожилины белого цвета, они были словно молнии, застывшие на грозовом небе. В лицо бежал ветерок без запахов прели или запустения. Дышалось здесь легко, стоял покои вечности, нарушаемый лишь звуком сбегающей вниз воды. Я прислонился спиной к холодной глыбе, на которой нашел несколько дней назад девушку по имени Го.
— Голова!
— Слушаю?
— Чем занята наша гостья?
— Она спит. Разбудить?
— Не стоит, пожалуй… Ты следишь за мной, Голова?
— Да.
— И что ты скажешь об этом тоннеле?
— Он несомненно искусственного происхождения.
— Спасибо. Я пришел к такому же выводу.
— Будь осторожен, Ло.
— Попытаюсь. У меня все.
Скала лазал на четвереньках по вязкому мху и задевал головой мои ноги искал лук и копья. Я посветил ему, он быстро справился с задачей и, глупо улыбаясь, задавленный страхом, протянул мне оружие.
— Неси сам. У меня, видишь, мешок с едой и еще кое-что. А воевать я не собираюсь.
— Ладно, Хозяин! — вздохнул Скала с обидой. — Понесу.
— Холодно тебе будет здесь, однако, воин?
— Ничего, я потерплю.
— Терпи, коли назвался в попутчики. Я ведь не уговаривал тебя идти.
— Не уговаривал, верно. Но как я оставлю тебя одного?
— Спасибо, брат. Однако, пора нам и в путь.
Мы двинулись вдоль русла едва заметного ручейка, вода которого при ярком и резком свете фонаря ртутно блестела. Ручеек вился и бежал в сторону карниза, где, как уже упоминалось, начинался лаз поуже. Значит, тоннель выбит не строго горизонтально, а с некоторым уклоном. Под ботинками хрустела галька. Скала плелся на цыпочках, то и дело падал на мою спину, спотыкаясь об острые камни. Мох с мелкими цветами кончился, кругом теперь было голо, пусто и мрачно. Вода звенела, как туго натянутая струна. Вода дребезжала заунывно. Я внимательно осматривал каждый метр пути над головой, под ногами, слева, справа, потому как был уверен, что где-то совсем недалеко есть дверь, что она откроется и впустит нас: ведь девушка Го сказала «отец ждет». Вот мы и пришли, встречайте нас.