— Это невозможно, — говорит Заяц. — Нельзя меня сегодня есть. Именины у бабушки. Не приду — обидится. Скажет: один у меня внук, и тот не пришел поздравить меня. Вот уж поздравлю...

— Ладно, — сказал Волк, — я тебя завтра съем.

Встретил Волк Зайца во вторник, спрашивает:

— Сходил к бабушке?

— Сходил, — отвечает Заяц.

— Ну тогда я тебя съем.

— Это невозможно, — говорит Заяц. — Нельзя меня и сегодня есть. Договорились мы с другом за морковкой на деревню идти. Не приду, скажет: испугался, струсил. Вот уж схожу...

— Хорошо, — сказал Волк, — я тебя завтра съем.

Встретил Волк Зайца в среду.

— Ну, — говорит, — теперь уж я тебя съем.

— Это невозможно, — говорит Заяц. — Нельзя меня

сегодня есть. Обещался Белке помочь домик строить. Не приду, скажет: обманул. А кто ей без меня поможет? Вот уж помогу ей...

— Хорошо, — говорит Волк, — я тебя завтра съем.

Встретил Волк Зайца в четверг, спрашивает:

— Построил Белке дом?

— Построил, — отвечает Заяц.

— Тогда я тебя съем.

— Это невозможно, — говорит Заяц, — нельзя меня и сегодня есть. Пригласил я на прошлой неделе Ежика в гости. Придет — а меня нет. Так, скажет, соседи не делают. Вот уж встречу его...

— Ладно, — говорит Волк, — подожду еще денек.

Встретил Волк Зайца в пятницу.

Теперь уж, — говорит, — я тебя съем.

— Это невозможно, — говорит Заяц. — Нельзя меня и сегодня есть. Собрание у нас вечером. Председателя заячьего выбирать будем. Вдруг выберут меня, а меня нет. Никогда в председателях не сиживал, а очень хочется председателем побыть. Вот уж пройдут выборы...

— Хорошо, — говорит Волк, — я тебя завтра съем.

Встретил Волк Зайца в субботу.

— Все, — говорит, — сегодня уж я тебя съем.

— Это невозможно, — говорит Заяц. — Как же ты меня съешь, если я даже с товарищами не попрощался. Вот, ска- лсут, гордый какой: умер и не попрощался с нами. Вот попрощаюсь...

— Ладно, — говорит Волк, — неделю ждал — еще день подожду.

Встретил Волк Зайца в воскресенье.

— Ну теперь-то уж, — говорит, — я тебя съем.

— Это невозможно, — говорит Заяц, — нельзя меня сегодня есть. Воскресенье сегодня. Все веселятся, а ты меня есть будешь. Подумай-ка, хорошо ли это? Празднично ли?..

— Ах ты, плесень косая, — изругался Волк, — неделю только зря из-за тебя потерял. Давно бы другого, не такого занятого зайца съел. Пошел прочь!

Удирал Заяц от Волка, думал:

«Плохое наше заячье житье: перед каждым Волком изворачивайся, душой криви, а был бы я посильнее...»

Но сильным он не был и потому поскорее скрылся в осиннике.

ВОДЯНОЙ

Бежит щенок Федотка мимо колодца и думает: дай ^ погляжу, что в нем. Впрыгнул на сруб, смотрит: далеко внизу — голубым квадратиком вода, а из воды смотрит на Федотку щенок с длинными не по росту ушами и не моргает.

Здорово! — крикнул ему Федотка сверху.

...орова, — отозвался щенок из колодца и ушами мотнул, а вода как была спокойная, так и не шелохнулась даже.

Любопытно стало Федотке, и захотелось ему поближе к щенку присмотреться. Свесился он над колодцем пониже, и тут то ли подтолкнул его сзади кто, то ли еще почему, но только шагнул Федотка вперед, сказал самому себе: «Ну, Федотушка, будь здоров», — и полетел в колодец.

Двадцать четыре метра летел до воды, но не разбился, дыхание только перехватило от страха. Леп-леп-леп — лапками по воде, взобрался на приступку в углу, поднял голову, смотрит: далеко вверху — голубым квадратиком небо.

«Эх, — думает Федотка, — чуть было в воспоминания не угодил. Это как же я теперь отсюда выберусь?»

Смотрит — бадья сверху спускается, бабушка это Степанида за водой пришла.

«Ну, — думает Федотка, — теперь я спасен».

Подтащил к себе бадью, сел в нее и поехал наверх. Едет, доски считает, улыбается: будет теперь о чем собакам на деревне рассказывать.

А бабушка вертит себе и вертит ручку колодца, вертит и вертит, а потом глянула, а он — сидит! И дрогнуло у бабушки в груди старенькое сердце — водяной!

Взвизгнула она и зарысила от колодца к дому, а Федотка — у-у! — поехал в бадье вниз и — ульк! — искупался еще раз. Выбрался опять на приступку в углу. Сидит, обтекает. Слышит: дед Григорий, муж бабушки Степаниды, к колодцу прихромал. Прикрылся ладонями, чтобы видеть получше, долго вниз глядит. Федотка далее в угол вжался, чтобы дед не увидел его, и когда поехала вверх бадья, не сел в нее: дед не бабка, испугаться не испугается, а по шее нахлопает. А кому же это хочется в летний жаркий день на виду у всей деревни по шее схлопотать?

Слышит Федотка, как там, наверху, перелил дед из бадьи в ведро воду, выругался:

О, прибежала, старая: водяной, водяной в нашем колодце объявился. Сама ты водяной в юбке!

И похромал к дому, а Федотка в колодце остался. Сидел, ночи дожидался: днем далеко видно, увидят — сидит

он в бадье и — у-у-у! — поезжай опять в колодец. А день- то вон только начался, до вечера сколько раз съездить можно! Пожалуй, доездишься до того, что и ехать наверх некому будет.

Сидел Федотка в колодце, поскуливал, ребрышками подрагивал, ночи дожидался. В полночь пришла с фермы тетка Лукерья. Хватилась, а воды нет, за ведро она — и к колодцу. И Федотка решил попытать счастья. Сел в бадью, погрузился в жуткую холодную воду, весь погрузился, одни ноздри сверху остались. Сидит, дышит, а когда стал подъезжать кверху, совсем затонул.

Смело взяла тетка Лукерья бадью, смело поставила ее на сруб колодца, а Федотка — буль! — и появился.

Фу, — говорит, — чуть не задохнулся.

И это в двенадцать-то часов ночи!

Охнула тетка Лукерья и не помнит, как у себя на печке оказалась под теплым стеганым одеялом. А Федотка в это время улепетывал от колодца, взматывал длинными не по росту ушами и думал:

«Только бы никто меня не поймал и обратно в колодец не отправил».

Но никто его и не собирался ловить, только долго после этого доставали из колодца муругую Федоткину шерсть и дивились: откуда она взялась там. Да бабушка Степанида ходила по селу и говорила всем:

Водяной в нашем колодце объявился. Вот истинный крест — водяной. Вытащила я бадыо, а он — сидит.

Да тетка Лукерья, никогда ни в какую нечистую силу до этого не веровавшая, в водяного уверовала и тоже ходила по нашему селу и говорила всем:

Верно, есть в нашем колодце водяной. Я его сама видела, вот только поближе не смогла разглядеть какой он из себя. Помню только, что он фыркает и что у него есть уши.

БОЛЬШОЙ СОСЕД

D Гореловской роще, на Маньяшином кургане, жила маленькая серенькая Мышка. И все у нее было: и хитрая норка с отнорками, и зерно в закромах — живи да радуйся, а вот радости-то как раз у Мышки и не было. Жили рядом с нею такие же, как она, маленькие мурашки, маленькие букашки, а Мышке хотелось иметь большого соседа, и чтобы он в гости к ней ходил, и чтобы Мышка к нему в гости ходила.

Ей так хотелось иметь большого соседа, что он ей даже во сне снился: большой, громадный, ворочается в кургане, аж деревья покачиваются. И когда поселился рядом с Мышкой Суслик, обрадовалась Мышка: вот он, большой-то сосед, появился наконец-то.

И в первое же воскресенье прибежала навестить Суслика.

Здравствуй, Суслик. Я Мышка, соседка твоя, в гости пришла к тебе.

Пришла так пришла, — пробурчал Суслик, — к столу проходи, чего у порога-то стоять.

Прошла Мышка. Сходил Суслик в кладовую, принес горсть зерен, высыпал перед ней:

Угощайся, коли пришла.

А много ли Мышке надо? Съела два зернышка и сыта. Закланялась:

А теперь ты ко мне, сосед, приходи. Я ждать буду.

А что? Приду, — сказал Суслик.

И точно: на следующее воскресенье пришел к Мышке в гости. Увидела его Мышка, обрадовалась: