«Я холодную свободу люблю…»
Я холодную свободу люблю,
Холодный свет ослепительный.
Зачем же теперь ловлю
Этот взгляд с жутью томительной?
С прозрачно-холодным покоем
Прощается дух безрадостный.
Куда я смятенье скрою
И страх истощающе-сладостный?
Перед этой верой клонюсь,
Перед этим взглядом суровым,
И руками духа тянусь:
А где веры моей оковы?
Говорю двойными словами
Я, мятежница-амазонка,
А сердце плачет тайными слезами
Пугливой женщины-ребенка.
(1921)
Фарфоровая чашечка
Много глаз на меня смотрело приветливо.
Но твердого взора я не нашла.
В них или ложь змеилась увертливо,
Или дрожала пустая мгла.
И все мне руку жали с опаскою:
Оцарапать боялись тело,
А я ждала сокрушительной ласки,
Крепкую душу выковать хотела.
И встретился мне один с лицом обычным,
В его глазах я прочитала милость.
Я вслед за ним пошла с смиреньем безграничным,
И что с душою моей случилось!
Она фарфоровой чашечкой была,
Раздробил ее молот грубый…
Зачем душистого чая я в чашечку не влила,
Чтобы его пили милые губы.
Мне нужно было душистого чая искать,
А не идти суровыми путями.
Не для фарфоровых чашечек борьба и тоска.
Разбитой чашечке — на сутки память.
(1922)
Старое
Что это такое? Старое слово,
Чувство старое щемящее.
Только мука в этом вечно новая
И старит сердце скорбящее.
Живем мы в старом, становимся старыми
И старую смерть встречаем,
Но тешимся новых мечтаний чарами,
Опьяненно-наивными речами.
А если скажут: какой ты убитый!
Ответь: мне в старом тесно,
Ведь старое чувство бережно скрыто,
О нем никому не известно.
Я сердце душý одной рукою,
Другой поглаживаю с лаской;
А лицо настоящее грустно прикрою
Уверенной лживой маской.
(1922)
Плен
Наверху вы что-то говорили,
А я стояла внизу у двери.
Траурные ткани душу покрыли,
Словно после тяжкой потери.
Окно широкое… свет равнодушный…
На рукаве слеза засияла.
Таясь, чьей-то пленницей послушной
Я внизу у двери стояла.
Издалека спокойными глазами
Меня вы держите в длительном плене,
И никогда не встать мне с вами,
Не встать на одной ступени.
Апрель 1921
«Мой заочный властный учитель…»
Мой заочный властный учитель,
Моих младенческих лет свет,
Теперь вы стали невольно мучителем
Моих беззвездных двадцати лет.
Чего мне хочется — я не ведаю,
И за любовь прощения жду,
И на колени к шептуньям — бедам
Усталую голову я кладу.
Ответа нет. Не будет ответа,
Да и услышать ответ я боюсь.
Утони же, сердце мое, не сетуя,
Влечет ко дну тебя тяжкий груз.
Если б заранее о гибели грозящей
Судьба мне весть подала,
В подземелья, в лесные чащи
От этой встречи я бы ушла.
7 мая 1921
Дом
Синевато-серый дом
Мне давно знаком.
Но теперь я его боюсь,
Иду, тороплюсь.
Эти окна, широкий свет…
Дом глядит мне вслед.
Как лукавый чей-то рот,
Смеется оскал ворот.
Я иду… темнеет в глазах,
Нагоняет меня страх.
Серый дом, я иду, тороплюсь.
Отчего я тебя боюсь,
Отчего ты мне страшен стал?
Серый дом ничего не сказал.
В окна светит нежно тишина…
А я чем-то больна.
(1922)
Умная собачка
На веревочке я сердце водила.
Оно было умной собачкой:
Исправно, послушно служило,
Довольное скромной подачкой.
Я с ним небрежно играла,
Я над ним смеялась звонко.
Оно меня забавляло,
Как игривая юркая болонка.
А теперь… Как больно, как больно!
Потоки крови из раны.
Удивляюсь, смущаюсь невольно: —
Как всё это странно, как странно.
Послушная собачка взбесилась,
Перегрызла веревочку злобно,
Глубоко мне в тело вцепилась…
Вот тебе и сердце удобное!
(1922)
Губительный цветок
Я женщина — твердый воин.
А в сердце вырос цветок.
Он душист, нежен и строен,
Но, право, очень жесток.
Испортил он мне полжизни,
Его бы выдернуть прочь,
Да ведь кровь из сердца брызнет,
И никто не сможет помочь.
В сердце средь битвы мучительной
Я слышу острый толчок.
Это цветок губительный
Глубже пророс на вершок.
Что делать с цветком, я не знаю.
Как хочешь решать изволь.
Растет он — сердце терзает,
А вырвать — ведь та же боль.
Я — женщина, твердый воин,
А попала цветку во власть.
Кем всё это подстроено,
Откуда эта напасть?