Изменить стиль страницы

Нюра спустилась вслед за Петровной и, посмеиваясь, послала Альку отбирать кашу.

— Ой, мама, что тут есть! — крикнул из-под крыльца Алька. На свет выехала синяя кружка, кастрюлька, масленка, блюдце, кусок бараньей шкуры и штук пять обглоданных костей. Алька даже и не подумал, что, не вытащи он все это из-под крыльца, не так бы выдал своего верного друга.

Тобик забился в угол и, блестя белками глаз, злобно ворчал, все же не решаясь его цапнуть: как-никак, Алька был свой. Улучив момент, он с визгом проскочил между

Алькой и стенкой дома, уселся в стороне и, насторожив уши, широко облизнулся: в суматохе Тобик все-таки успел попробовать кашу.

Аграфена Петровна прошла через всю деревню за молоком, чтобы снова сварить кашу для калиток. Следуя за ней в нескольких шагах и назойливо тявкая, Тобик проводил ее до крайнего дома, подождал, пока она выйдет, и таким же порядком проводил ее обратно.

Саша видел, что дядя Андрей и Нюра прячут улыбки и не смотрят друг другу в глаза, но Аграфена Петровна, кажется, рассердилась не на шутку.

По приказу Нюры Саша схватил Тобика за ошейник, потащил его за дом и привязал у соседней изгороди.

Во время обеда Карп Яковлевич рассказывал, как ловится рыба, как растет рожь в поле.

Айно по прежнему нигде не было видно.

Саша сидел рядом с Лавровым и недовольно посматривал на ту самую Катю, что чуть не уронила самовар. Странно: Лавров все время говорил только с нею. Катя вскакивала из-за стола, подавала то стеклянные кувшины с брагой, то рыбники, то заливное и, смеясь так, что блестели ее белые зубы, все подкладывала целые горы каждого кушанья на тарелку Лаврову.

По Славкиному лицу Саша видел, что он тоже, не одобрял эту Катю. Удивительно, что в ней нашел Лавров!

— А ну, Катя,- сказал Карп Яковлевич,- достань-ка документы, покажем нашим гостям… Все-таки, Андрей Григорьевич, за двести процентов я перебрался,- обращаясь к старшему лейтенанту, прихвастнул бригадир.

Катя показала квитанции. В это время Саша увидел в окно сидящих кружком возле ледника деревенских ребят, а среди них — Айно. Саша не мог рассмотреть со своего места, что они делали, но, по видимому, Айно и ребята были заняты чем-то серьезным.

Наконец обед кончился.

— Я думаю, нам пора готовиться,- сказал Лавров.

Саша, а за ним Славка вышли во двор.

Айно и ее товарищи сидели вокруг широких и низеньких ящиков с продольниками недалеко от того места, где Саша привязал Тобика. В ящиках лежал распущенный рыболовный шнур. Ребята насаживали на крючки мелкую ряпушку. Конечно, они, а в том числе и Айно, отлично знали, что с заставы приехали гости, но делали вид, что это их не касается, и занимались своим делом.

Алька был уже здесь.

— Здравствуй, Айно! — подходя, сказал Саша.

Айно кивнула в ответ, продолжая наживлять ряпушку.

Саша замолчал, не зная, о чем говорить дальше.

— Ты не так, Айно, наживляешь! — выручил его Славка и, присев рядом с нею, показал, как надо насаживать ряпушку.

Славка неумело зацепил наживку крючком и положил леску в пропил на бортике ящика. Все остальные крючки были наживлены гораздо лучше, чем это сделал Славка.

Наблюдавшие за ним ребята засмеялись.

— А чего смеетесь? — нисколько не смутившись, огрызнулся Славка,- думаете, я продольники не наживлял?

— Где у вас геологи живут? — спросил Саша.

— Они уже ушли,- ответила Айно.

Славка сделал большие глаза и посмотрел на Сашу.

— Знаете, кто это такой? — спросил он у ребят.

Саша вовсе не понимал, с чего это Славка вздумал выставлять его напоказ.

— Это Александр Панкратов,- сказал Славка,- поняли? Он у нас уже в наряде стоял…

— Правда, в наряде? — удивилась Айно и как будто с насмешкой посмотрела на Сашу.

— И нарушителя чуть не задержал,- добавил Славка.

Саше стало неудобно.

— Да нет, ничего, я просто так, думал задержать…- пробормотал он смущенно, не зная, как осадить Славку.

Но Славку уже понесло.

— И на заставу чуть не привел…- добавил он по инерции.

— Ну и что ж,- с откровенной завистью сказала Айно,- на заставе, конечно, нарушители могут быть, а в деревню они разве пойдут?

— И ты ведь задержала,- великодушно заметил Славка.

— Разве то я? — Айно вздохнула и откинула тыльной стороной руки прядку волос.- Один раз только какой-то дядька в деревню к нам забрел,- сказала она. Заметив, что Саша слушает ее с интересом, Айно продолжала:- Заходит к нам. «Где,- говорит,- дочка, хозяйка?» А я говорю: «В поле все, никого нет».- «Ну, тогда дай чего-нибудь поесть, я заплачу…» Я ему целый кувшин молока поставила, а сама и говорю: «Я вам, дяденька, с погреба холодца принесу», а сама бегом на поле и давай всех звать. Наши его уже возле электростанции задержали. Потом говорили — за границу хотел уйти.

Саша был посрамлен. Он, сын Панкратова, жил на заставе у самой границы, а нарушителя еще и в глаза не видал, а деревенская девочка Айно не то что видала, а даже чуть было не задержала его. И дернуло же Славку хвастаться!

— Я тоже в наряде стоял,- неожиданно громко заявил Алька.- Правда, Саша? Мы на стрельбище убежали, нам и дали наряд,- боясь, что не успеет рассказать, заспешил Алька,- Саша дрова пилил, а я в углу стоял. А потом сидел, заснул нечаянно,- добавил Алька, чтоб все до конца было ясно и совесть его была чиста.

Кто-то из ребят ехидно хихикнул. В зеленоватых глазах Айно запрыгали насмешливые огоньки. Сашу даже в жар бросило. И откуда только взялся этот Алька!

— Федя! — вдруг обрадованно крикнул Саша.- Федя, подожди, у меня к тебе дело…

Милый Федя, тот самый Федя, который чуть было не погнал их с электростанции, как ты кстати оказался рядом!

Саша быстрым деловым шагом пошел к соседнему дому, где в окне видна была подстриженная «под бокс» светлая голова Феди. В это время кто-то за спиной весело игогокнул. Ребята рассмеялись. Кажется, смеялась и Айно. В деревне Айно казалась совсем другой, не такой, как на заставе, но если б Славка не затеял этот дурацкий разговор, все было бы хорошо. И про геологов бы поговорили, и ребятам помогли, и партизанские землянки пошли бы смотреть… На заставе Айно сама находила его, и видно было, что ей интересно с ним дружить, а теперь прямо хоть на глаза никому не показывайся!

— Федя! — подходя к окошку, еще раз крикнул Саша.

По видневшемуся в окно лозунгу на красной материи

Саша понял, что это комната политпросветработы или, по-граждански, изба-читальня. Из окна послышалась музыка, обрывки речи, шипение и свист. Федя сосредоточенно ковырялся в приемнике; видно было, что каждого, кто не понимал в трудном монтерском деле, он и за человека не считал. Но Саша все-таки нажал щеколду и вошел в дом.

Дернуло же за язык этого Альку!

Поднявшись на второй этаж, Саша прочитал над входом широкую надпись: «Клуб». В первой комнате были только лавки, стоявшие под окнами, как и в доме Карпа Яковлевича. В углу — приемник, возле которого возился Федя. Сняв заднюю картонную крышку в круглых дырочках и схемах, Федя щупал все лампы по очереди.

— Ты и здесь работаешь? — спросил Саша.

— Да вот что-то кенотрон шалит, и «6К7» вроде эмиссию потеряла…

Федя снова полез в приемник, как будто ожидая еще вопросов. Но Саша в приемнике ничего не понимал и, чтобы не мешать Феде, заглянул в соседнюю комнату.

Там на столах лежали газеты и журналы, в углу стоял книжный шкаф, на стенах висели мандолины и гитары.

Саша взял со стенки мандолину, проверил, настроена ли она, и начал играть «Прощай, любимый город».

В дверях показалась взъерошенная голова Феди. Видно, он хотел запретить Саше играть, но Саша играл хорошо.

— Здорово у тебя выходит,- послушав, сказал Федя.- Кончу приемник, покажешь мне, а то я только учусь,- и Федя первый раз за все это время улыбнулся.

Саша сел поближе к открытому окну, так, чтобы его можно было слышать на улице, и начал играть двойными нотами по всем струнам «Скажите, девушки, подружке вашей». Втайне ему хотелось, чтобы Айно, с которой Славка, как ни в чем не бывало, стал наживлять ряпушку, услыхала бы, как он играет. Саша увлекся, перешел в третью и четвертую позиции, мандолина тоненьким голосом выпевала: «Очей прекрасных огонь я обожаю». Вдруг какой-то посторонний звук фальшивой нотой резанул слух. Саша оборвал игру и выглянул. Прямо под окном, задрав морду кверху, сидел привязанный к забору Тобик и, мерно перебирая лапами, скулил и подвывал: музыку он понимал по-своему.