— Тихо-то как, и море не шумит! — прислушиваясь, заметил Олейник.

— Тихо-то оно тихо, да и нарушители тихо ходят, на собаку только и надежа, — отозвался Туз. — Ну ладно. У вас-то все в порядке? Ну-ка проверю. Так… Запасная обойма есть. Концы — связывать нарушителя — с собой. Да! Вот еще что: портянки хорошо намотали? Ну-ка покажите! Если нарушителя будем преследовать, да портянка собьется — пиши пропало, далеко не убежишь.

Олейник покорно сел на камень и снял сапоги, показывая, как намотаны портянки. На целый час раньше разбудил его Туз, и Олейник не возражал, потому что Туз назначен был старшим наряда. Правда, Олейник догадывался, что старшим Туза стали посылать недавно. Но раз он солдат второго года службы и от души старается, чтобы их застава была самой лучшей, за это можно простить ему поучительный тон.

Покачивая широкими плечами и не менее широким корпусом, как-то значительно упираясь каблуками в землю, Туз прошел по двору заставы к собачьим будкам и отвязал своего Аякса.

Вытянув лапы, пес вильнул хвостом и, встряхнувшись, бросился хозяину на грудь, норовя лизнуть в лицо.

— Фу, Аякс! — остановил его Туз, — но на лице старшого так и осталась довольная улыбка.

— Вот, товарищ Олейник, — сказал он, — наш инструктор службы собак старшина Артамонов считает, что пограничник без собаки вроде и не пограничник. Ну вы ничего, года полтора послужите, может, и у вас будет свой Аякс…

Закружившись вокруг хозяина, собака сразу же стала нюхать следы, время от времени поднимая голову, улавливая слабое движение напитанного сыростью воздуха. От мелких капелек влаги, осевшей на шерсти, Аякс казался серебристым.

— Вишь, и туман ему не мешает, — продолжал Туз, — анализатор у него и в туман работает. Анализатор значит собачий нос, — добавил он. — Фу, Аякс, ко мне! А с собакой положено ходить так, чтобы с одного слова рядом шла.

Олейник и сам отлично знал, что анализатором называется собачий нос и что собаке положено ходить рядом с вожатым, однако и на этот раз промолчал, со вниманием слушая Туза, глядя в его широкое лицо, на котором было написано сознание важности предстоящего выхода в наряд.

Олейник слышал от сверхсрочников и старослужащих, что нарушения бывают не так уж часто. Но сейчас вкралась тревога: а вдруг как раз сегодня что-нибудь и случится?

— Между прочим, — сказал Туз, — когда в наряд идете, приказ на охрану границы надо не так просто повторять, вроде как стихи читаешь, а в самый смысл вникать. И когда по заданному участку идете или там в секрете, не мешает про себя помнить, кто ты есть и зачем на границу пришел.

Олейник и это принял, хотя видел, что Туз явно подыскивает, как бы еще поучить его. Но узкоплечий, слабоватый физически и без всякого пограничного опыта Олейник никак не мог сравниться с пограничником второго года службы Тузом.

Они вышли за ворота заставы, и сразу все ориентиры будто растворились в молоке, довериться можно было только чутью собаки.

Каменистая тропинка, по которой не раз спускался Олейник к морю, пропадала в двух — трех шагах впереди. Справа и слева тоже ничего не было видно, только под ногами блестели влажные каменные плиты, перемежающиеся с участками рыхлого отсыревшего песка.

— Теперь, товарищ Олейник, — остановившись на тропинке, сказал Туз, — объясните мне, что будете делать, если нарушитель не в тыл, а к морю пойдет?

— Ну… Должен отсекать его от моря, заходить так, чтобы между вами и мной был.

— Наблюдение вести визуально или на слух?

— На слух. Визуально не видно ничего.

— А заходить как?

— Скрытно заходить. Два выстрела — звуковой сигнал на заставу, — стараясь казаться спокойным, ответил Олейник.

Туз помолчал немного, как бы обдумывая, что бы еще спросить, но, видно, ничего толкового не придумал.

— Вы, товарищ ефрейтор, напрасно сомневаетесь, — осторожно заметил Олейник, — у меня еще на учебном пункте по боевой подготовке «отлично» было. Инструкцию мы тоже прорабатывали…

— Да ведь, товарищ дорогой! — даже откинулся Туз. — То на учебном пункте, а здесь Государственная граница! Застава! А меня, думаете, не учили? Вон старшина Артамонов первое время жизни не давал! Человеком сделал! И впредь наказывал: «Будет у вас, товарищ Туз, напарник, всю науку ему передайте, как в наряде действовать». Я и передаю… Да он сегодня контрольную тропу со своим Джеком проверяет: вдруг у нас непорядок!

— Я разве что говорю, — вздохнув, проронил Олейник.

Он уже знал, что под замечание старшины Артамонова не хотел бы попасть не только ефрейтор Туз, но и любой из младших командиров.

Олейник невольно подтянул ремень, оправил гимнастерку и еще раз огляделся. Ничего не было видно: со всех сторон их окутывал плотный туман.

Они спустились к воде и дошли до песчаной отмели, тщательно разрыхленной и выровненной. Туз придержал собаку и подождал Олейника.

Думая, что Туз заметил нечто важное, Олейник прибавил шагу. В таких местах песок и земля разрыхляются бороной, чтобы виден был каждый след, если кто-нибудь пройдет по контрольно-следовой полосе. Но сколько он ни вглядывался, никаких следов не было.

— Вот, — покашляв, сказал Туз, — можете посмотреть. Если КСП на песке, куда лучше ровнять ее тяжелой цепью, чем бороной: и полоса захвата шире и берет чище.

Олейник догадался, что этот новый способ изобрел сам Туз. Вместо того чтобы гонять по отмели лошадь с бороной, он сконструировал приспособление из двух колес от телеги: соединил колеса длинной осью и с обеих сторон прикрепил тяжелую якорную цепь, которая, волочась по песку, выравнивала его и выглаживала, захватывая полосу чуть ли не в три метра шириной.

Пробуя свое изобретение, Туз выровнял и отмель на самом вероятном пути нарушителя, и все песчаные пляжи, даже там, где над ними нависали отвесные скалы, по которым и самый опытный альпинист не рискнул бы взбираться. Что правда, то правда, изобретение Туза поправилось не только солдатам, но и начальнику заставы.

Тот же Туз придумал завалить выход из лощины плавником с обрывками колючей проволоки. Неизвестно, откуда принесло морем столбы, на которых висели целые мотки проволоки, но в хозяйстве и это сгодилось: через день после предложения Туза в лощине выросло целое проволочное заграждение.

Здесь и остановился сейчас Туз, чтобы молодой солдат Олейник видел, как надо относиться к службе.

Постояв, они пошли дальше вдоль контрольно-следовой полосы, в десяти шагах друг от друга. Олейнику было видно впереди туманное пятно там, где шел Туз, да слышно пофыркивание собаки. При всей громоздкости своей фигуры Туз, выученный старшиной Артамоновым, ходил бесшумно, и Олейник стал ему подражать.

По-прежнему на ровной поверхности влажного песка не было никаких следов, собака вела себя спокойно.

Там, где под скалистым обрывом начиналась обкатанная волной, устилавшая дальше весь берег крупная галька, Туз остановился и прислушался. Убедившись, что все вокруг тихо, жестом подозвал к себе Олейника.

— А это вот, товарищ Олейник, — сказал он, — видите, галька… После дождя или вот в такой туман следы можно видеть и на гальке: получаются радужные пятна…

Для убедительности Туз пошел по зашуршавшим голышам, крепко ставя каблуки. Действительно, следы от его сапог едва заметно отливали синими и лиловатыми радужными тонами. Об этом Олейник не знал и уже по-серьезному стал прислушиваться к нравоучениям Туза, хотя они ему изрядно надоели.

Решив, что Олейник усвоил и этот пример, Туз хотел было двинуться дальше, как вдруг заметил, что сидевший у его ног Аякс вскочил и насторожился.

В ту же минуту позади них за мутно-молочной пеленой тумана раздался сильный всплеск.

От неожиданности оба замерли, взглянув друг на друга.

Плеск повторился. Туз наклонился к собаке и отстегнул поводок.

— Фас, Аякс! — скомандовал он и бросился за собакой прямо по песку своей старательно выровненной контрольно-следовой полосы. Махнув рукой Олейнику, чтобы тот заходил с другой стороны, Туз мгновенно исчез в густом тумане.