Наконец, вернулся Барсук. В левой передней лапе он держал очки, но всё равно был какой-то грустный. Увидев нас, он с ужасом воскликнул:

— Что вы делаете?! Вы с последней хавинкой обращаетесь как с шариком для пинг-понга!

— А что это такое? — спросил я.

— О, хава! Хава — это такая вещь, которая всё может!

— Но что это такое?

— Тот же пенопласт, только заколдованный. И с её помощью мы можем вернуть свой облик, вернуться в свой мир!

— С помощью этой хавинки?

— Нет, одной хавинки мало. Даже двух не всегда хватает. А с тремя — пожалуйста.

— А где берут хаву?

— На шестьдесят третьем болоте. Там лаборатория по её производству.

— На шестьдесят третьем?! — обрадовался Ёж, — так у меня ж там змей знакомый работает!

— А как попасть туда? — спросил я у Барсука.

— Только через Замок Лентяев.

Замок Лентяев? Понятно, что это очень важно — попасть туда. Мое место там. Ведь меня, кажется, когда-то где-то тоже так звали — Лентяй. И из-за этого я и оказался здесь. С чужой памятью.

— И Ёж туда тоже попадает?

— Нет, ему не попасть. Он на велосипеде не умеет ездить.

— При чём тут велосипед?

— Потому что попасть в Замок можно только на велосипеде, и то не везде. Есть такие зоны, где этот Замок находится в контакте с землёй, они пятнами располагаются. Самое большое известное мне пятно находится на эспланаде, перекрёсток улиц Попова и Коммунистической.

— Но я ж там не раз на велике ездил!

— Надо, чтоб и скорость, и направление совпали. И ехать надо в одних трусах, причём не спортивных. Можно в майке ещё. Кроме того, надо знать о существовании Замка, и не стремиться попасть в него. Собственно, потому мы тебя и в теннис позвали сыграть, чтобы ты нам помог. Ты ведь новичок. А новичкам везет!

Ёж взобрался на пригорок и стал оттуда наблюдать за происходящим. А Барсук внимательно посмотрел на меня сквозь очки, затем, также сквозь очки, на хавинку, что-то повычислял в уме, после чего сказал:

— Подходишь. Недокурят. И помни: выход из Замка не там, где вход. Выхода не будет, пока не завершишь программу.

— Что значит «недокурят»?

— А, это у них обычай такой. Всякого пришельца обкуривают ленью, или ещё чем-то похожим. И он становится одним из них. Или не успевает. Ведь они же лентяи и никогда не доводят начатое до конца. Найди там Наташу. Без неё ничего не выйдет. А теперь беги, нет, лучше я тебя переброшу.

Барсук встал в такое место, чтобы я оказался точно посередине между ним и Ежом. Подув на хавинку, он ловким движением метнул ее, та перелетела у меня между ног, и, не долетев чуть-чуть до Ежа, повернула вверх и вернулась к Барсуку, пройдя над моей головой. На лету она оставляла еле видимый дымный след. Барсук взялся за концы этого следа и скрутил их. Получилась петля с толщиной шнура шесть сантиметров. Прозрачного, как воздух, с лёгкой дымкой. Барсук потянул петлю, и меня подбросило вверх.

Я пролетел над лесом, над речкой, потом опять над лесом, над какими-то строениями в лесу, пересёк длинное прямое шоссе, параллельно которому шла железная дорога, потом снова лес, потом мелкие дома с огородами на берегу широкой реки, потом я пересёк саму реку и летел над многоэтажными домами. Высота полёта снижалась. Когда я оказался над крышей главного корпуса политеха, это был последний миг полёта.

2. Велопрогулка

Я не проломил крышу. Я даже не долетел до неё. Вместо этого я совершил мгновенный переход на первый этаж. Вдоль коридора стояла скамейка, и я сразу оказался сидящим на ней, и тут же забыл о перелёте.

Река. Кама — река. Я прекрасно знал эту реку, только называлась она по-другому, очень смешно. «Как?» И мостов таких огромных над ней никогда не было. «А какие были?» Нет, не вспомнить.

Скамейка гудела. Точнее, гудела не сама скамейка, а множество сидящих на ней существ. Прислушавшись, я понял, из-за чего шум.

Оказывается, несколько минут назад резко сузился Камский мост, и даже теперь его ширина покачивалась. Он становился то уже, то шире, но его ширины постоянно не хватало для проезда автобуса. ГАИ не знает, что делать. Пока направляет все машины через Камскую ГЭС. А на комплексе сегодня Свободный Компьютерный День!

Я спросил у соседа, что это за день такой. Он мне ответил из-под хоккейной маски (они все были в масках):

— Да понавезли компьютеров и говорят: «Приезжайте и делайте что хотите». Хочешь — работай, хочешь — играй до одурения, они там кучу новых игр тоже привезли. Пёс его знает, кому и зачем это надо. А завтра всё увезут. А тут мост. И вызвали нас, команду велокеистов, чтобы обследовать мост и дать заключение.

— Кто такие велокеисты?

— Игроки в велокей. Хоккей на велосипедах. У нас устойчивость большая, в реку не свалимся.

— А здесь вы чего ждёте?

— Ждём, когда рупорный вернётся.

Из вестибюля пришёл человек с мегафоном.

— Можно выезжать, я проверил, — сказал он.

А я стал думать. Компьютерный день — это заманчиво. Что-что, а играть на компьютере я люблю. Автобус через мост не пройдёт. Ждать, когда там всё восстановят, долго и неохота. Вот если бы ехать на чём-то узком, как велосипед! Ёлки-палки, а почему бы и нет?

Я обернулся к своему знакомому велокеисту. Он как раз вставал со скамейки. Остальные доставали из-под скамейки свои клюшки. Я спросил:

— Слушай, а мне можно велосипед получить, чтобы на комплекс проехать?

— Велосипед-то найдётся, да тебе там не проехать: мост-то скручен и качается.

— Игрок в Дейва везде проедет!

— Какого Дейва?

— Игра такая. Компьютерная.

— Ах, компьютерная… Между прочим, велосипед — не компьютер.

Мимо прошли два человека в белых майках с тёмно-синими надписями. У одного на майке было написано «Юникс — система будущего», а у другого — «Ну и что?».

— Ну и что? — сказал я.

— Ну и что? — хором повторили белые майки.

Посовещавшись, велокеисты высказали своё мнение:

— Пусть решит рупорный.

Рупорный подошёл ко мне, показал тёмно-вишнёвый велосипед и сказал:

— Возьми, лишний член команды не повредит, всё равно дело безнадёжное. Никогда такого с мостом не было. Правда, ты без клюшки, да много ли от неё тут толку? Разденься только, на улице жара, пыль, а ты в двух свитерах. Вон комната для одежды.

Я вошёл в комнату. Снял свитеры. Посмотрел на свою рубаху. Она была рваной и грязной. И какой-то несовременной. Под свитером незаметно, а так неудобно как-то. Я снял и её. Сейчас бы что-нибудь надеть такое вместо неё — майку там, футболку ли. Я поискал по комнате. На стуле, в дальнем углу, лежала майка. На ней было написано: «Юникс — система будущего». Я взял её. На обратной стороне тоже была надпись. Несколько раз я выворачивал майку наизнанку, пытаясь определить, где тут левая сторона, а где правая, где перед, а где зад.

Наконец такое положение майки было найдено. При этом впереди читалось «Юникс — система будущего», а сзади — «Система Юникс безнадёжно устарела».

— Брюки лучше тоже сними, чтоб цепью не затянуло.

Я снял. А всё, что было в карманах, сунул в карманы велосипеда. Он был спортивный, но с багажником, и имел несколько карманов на раме и на сиденьи.

— А вдруг меня девчонки увидят в таком виде? «И без доспехов», — мысленно добавил я.

— Им не до тебя. Сейчас только о мосте и разговоры. А ещё говорят, над Верхней Курьёй кто-то живого Карлсона видел. Только высоко было, не разглядели как следует.

Мы выехали. У всех, кроме меня, велосипеды были ярко-оранжевые. Стояла солнечная погода, на небе ни облачка, не считая дымки смога, свойственной большим городам.

Ехать решили через ЦУМ, через улицу Попова, прямо по эспланаде. Вопреки ожиданиям, столпотворения машин там не было. Видимо, водители чётко знали уже, что происходит, и откладывали поездки, либо объезжали по Лядовскому тракту.

Когда мы доехали до перекрёстка улиц Попова и Коммунистической, большинство велокеистов попросились на привал. Рупорный слез с велосипеда и объявил: