— Пойдем знаешь куда? — Варя сощурилась, прикусила заалевшую губку. — Знаешь куда? — Неожиданно для себя она махнула платочком в сторону дороги, тянувшейся на нефтепромысел. — Пойдем туда… пойдем собаку навестим.
— Собаку? Какую собаку? — не понял Евгений.
— А ту самую… или запамятовал? Которую один смельчак спас в половодье. Вспомнил?
Евгений раскинул руки, точно собирался схватить Варю и крепко-крепко, до хруста в костях, сжать ее в своих объятиях. Но тотчас опустил их. Он, видимо, боялся, как бы Варя не вскипела, как бы она не сбежала от него.
И они пошли. Брели они по мокрому шуршащему бичевнику, вдоль самого берега Волги, все еще взбудораженной, все еще не притихшей и после весеннего половодья, и после недавнего, затянувшегося на трое суток шторма. У их ног с ленцой плескалась тяжелая, шафранного цвета волна — крепкий настой песка и глины. Чуть подальше вода как бы слегка бурела, и лишь на самом стрежне она отсвечивала блеклой голубизной — голубизной высокого погожего неба.
В одной тихонькой заводи на прозеленевшем камне грелась в налитых янтарным жаром майских лучах старая лягушка, тоже вся прозеленевшая, с ржавыми бородавками на спине.
Варя первая заметила задремавшую квакву. Она подняла палец и прижала его к губам.
«Тише!» — говорил ее лукавый взгляд.
Евгений тоже прижал к смеющимся губам палец и, подражая Варе, дурашливо заковылял рядом с ней на цыпочках. Но галька все так же металлически шуршала под ногами, и чуткая лягушка очнулась. Она недовольно, утробно квакнула и плашмя шлепнулась в воду, растопырив свои отвратительные перепончатые лапы.
— Какая уродина! — поморщилась Варя.
Вдруг Евгений вынул из кожанки небольшой сверточек.
— Чуть не забыл. Это тебе.
— Мне? — Варя недоверчиво покосилась на Евгения. — А тут… не лягушка? Такая же, как эта?
— А ты посмотри, — одними глазами улыбнулся Евгений.
Варя приняла из рук Евгения подарок, развернула бумагу.
— Ой, зачем же ты? — ахнула она, глядя на изящную золотисто-сиреневую коробочку. Вокруг повеяло тонким ароматом дорогих, очень дорогих духов. — Сумасшедший!
Теперь все лицо Евгения расплылось в улыбке.
А Варя все колебалась, не зная, что ей делать с этим неожиданным подарком: оставить себе или вернуть Евгению? Ей еще никогда в жизни никто не дарил дорогих духов.
Но тут сам Евгений пришел на помощь. Он снова завернул хрупкую коробочку в жесткую бумагу, завернул неумело, хотя и старался изо всех сил, и опустил сверток в карман Вариной жакетки.
Некоторое время они шли молча, оба чувствуя себя удручающе неловко.
— Смотри… уж не твой ли знакомый? — брякнул вдруг Евгений, трогая Варю за локоть.
Варя подняла глаза и увидела в полсотне шагов от себя Михаила. Сутулясь, он стоял на двух плоских белых камнях у самой кромки берега и то и дело забрасывал в воду удочку.
Секунду-другую Варя раздумывала: не повернуть ли им, пока не поздно, назад? Внезапно она поймала на себе испытующий взгляд Евгения. И сразу вся преобразилась. Гордо вскинула голову, прибавила шаг.
— Да, это Мишка, — просто сказала она.
— Бычок, которого ты откармливаешь?
— И тебе не стыдно такое мне говорить? — Варя остановилась. Раскосые глаза ее метнули на Евгения молнии. — Похоже, нам дальше не по пути!
И не успел Евгений еще раскрыть рта, а Варя, сунув ему в руки злополучный этот сверток, побежала в сторону рыболова. Легкие открытые туфельки ее проваливались в зернистую мелкую гальку, оставляя глубокие следы, которые тотчас наполнялись подсиненной водой.
— Доброе утро, Мишка! — закричала Варя звонко и резво. — Поймал хоть одну малявку?
К Михаилу она подбежала возбужденная, веселая, как ни в чем не бывало.
— И не совестно тебе было уйти одному? Почему меня не позвал?
Михаил ловко насадил на крючок извивавшегося червя, поплевал на него и забросил удочку. И только после этого как-то вскользь глянул на удивительно красивую, неописуемо красивую в это утро Варю.
— Ты спала, когда я ушел, — сказал он и еще раз глянул Варе в лицо — такое трогательно милое своими чистыми тонкими чертами. И тотчас наклонился, подвернул штанину.
Варя так и не поняла: видел ли Мишка ее с Евгением или даже не заметил?
Оглянувшись вокруг, она подошла к высокой железной банке из-под белил. Присела перед ней на корточки.
— Ого! — воскликнула пораженная Варя. — Экие шустрики!
В банке метались, поднимая брызги, черноспинные подлещики.
— В самом начале пяток схватил, — ворчливо промолвил Михаил, не оборачиваясь. — А взошло солнце, и баста. А червяков все время кто-то склевывает и склевывает… не успеваю насаживать.
— Славный у нас нынче будет обед, — рассмеялась Варя. — Жареная рыба, а потом… а потом чай с московским тортом и яблоками.
— Откуда у тебя появились московский торт и яблоки?
— А я вчера посылку получила.
— От сестры?
— Держи карман шире! — Варя засмеялась еще простодушнее. — От сестры одна песня: «Приезжай, да и все тут! Привязались болезни, за скотиной некому ухаживать, одна надежда на тебя!» В каждом письме одно и то же… А посылку Владислав Сергеич прислал. Лешкин дядя. — Она сунула руку в банку и попыталась поймать поводившего плавниками подлещика. Но тот увернулся, ударил по воде хвостом, обдавая Варю холодными брызгами. И все его собратья по плену, только было успокоившиеся, завертелись колесом в тесной банке. — Я за него, за Владислава Сергеича, так рада, так рада!
— С чего бы это? — тут Михаил оглянулся, приподнял за козырек съехавшую на самый нос кепку.
— Женился он! Понимаешь! Приехала к Владиславу Сергеичу… когда кончал среднюю школу, полюбил он девушку, одноклассницу. А уехал на фронт, она вышла замуж. Вот она — Нина Сидоровна — и прикатила из Хвалынска. — Варя поставила банку с рыбой на новое, ровное место. Поднялась. — Письмо в посылке лежало, и снимок даже. Улыбчивые такие оба, прямо завидки берут.
— А я думал… думал, он женат, — Михаил пожал плечами.
— Ох, и ненаблюдательный же ты, Мишка!
— Нет, почему же? — он что-то собирался еще сказать, но сдержался и снова потянулся к червям.
— Скажи, Варяус, а как там наш Лешка на армейских харчах поживает? Он же тебе пишет, наверно? — спросил, чуть помешкав, Михаил.
Варя ответила не сразу, ответила уклончиво:
— А ты чего спрашиваешь? Возьми да и сам махни на эти харчи! Или думаешь, они больно сладки?
— Меня врачи признали негодным… У-у черт! Опять какая-то бестия склюнула червя!
— Если уж больше не ловится, то сматывай удочку! — решила Варя. — Пойдем домой и такой пир закатим!
— Ну что ж, раз пир так пир! — тоже весело, в тон Варе отозвался Михаил. — К твоему торту и к твоим яблокам как раз будет кстати шампанское.
— Откуда же оно у тебя взялось? Зарплату нам еще не давали.
— Не думай, что одна ты посылки получаешь! Меня тоже не забыли!
Михаил спрыгнул со своих камней и сграбастал Варю в объятия.
— Пусти, шальной! Ну пусти, говорят! — Варя изо всех сил толкнула Михаила в грудь, толкнула так, что он едва не растянулся на мокрой блестящей гальке. Потом она вытерла ладонью щеку. — Смотри у меня, если когда еще вздумаешь… Я тебя тогда почище Оксаны огрею!
А через минуту, как бы жалея обескураженного Михаила, улыбнулась ему, улыбнулась ласково и тепло:
— Эх, Мишка, Мишка! Разнесчастные же мы с тобой люди!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Две недели Варя уклонялась от встречи с Евгением. И какие только хитрости она не придумывала, чтобы оставить с носом незадачливого ухажера. Варя везде появлялась или с Оксаной, или с Михаилом, или с Шомурадом.
Наконец ей самой надоели вес эти увертки. И как-то в один тишайший вечер захотелось одной пойти к Волге и посидеть на берегу, посидеть ни о чем не думая, глядя на багряную от заката реку.
Девчата и ребята из общежития отправились крикливой гурьбой в Порубежку смотреть какой-то новый кинофильм. А Варя, дождавшись, когда они скроются в березовом колке, не спеша зашагала через поляну — зеленое раздолье — к Волге, на ходу срывая то тут, то там полевые, неброские своей скромной красотой цветы.